Призрачная любовь (СИ) - Курги Саша (полная версия книги txt) 📗
— Это слишком приземленно, — продолжал улыбаться Иннокентий.
"К черту духовность!" — отворачиваясь, подумала Вера. И тут ей снова стало за себя стыдно.
— Одевайся, — сказал ей психиатр. — Я приглашаю тебя на свидание. Извини, что не предупредил заранее, но я уже взял билеты. Ты готова идти?
Вера взглянула на кавалера потрясенно. Обычно, когда у нее начинались постельные отношения с парнями, романтические свидания как таковые заканчивались. Они превращались в совместные тусовки в клубах, пьяный угар, Вера, наверное, не умела быть той нежной нимфой, ради которой хотелось бы все время творить волшебство. Она была ценным призом, который требовалось завоевать, бросить к своим ногам, доказать себе, что ты купил достаточно роскошную женщину. Больше ничего… просто достойный гордости предмет мебели.
Вера встала, проговаривая себе: "Только в этот раз ничего не испорти".
Перебирая свои вещи в шкафу, она обернулась к Иннокентию с вопросом:
— А куда мы идем?
— В театр, — он искренне улыбался.
Вера вдохнула. Хорошо. Это будет еще одна его встреча с прошлым. Психиатр ведь говорил, что любит это, но из-за Лили, Вера не сомневалась, он уже столетие там не бывал.
— Что мне надеть? — растерялась хранительница.
Вот Вера-то как раз не бывала в театре почти. Она всего раз ходила со своим парнем однокурсником на модную постановку, едва перебравшись в Москву. Провинциалке хотелось влиться в ритм жизни столицы. Но они оба откровенно заскучали, и по окончании представления Вере было совестно, что она заставила кавалера потратить свою стипендию на то, что никому из них не принесло удовольствия. Больше с Пашей она в театре не была, да и вообще никогда туда больше не заходила. И тут… Вера украдкой бросила взгляд на Иннокентия. Она нарвалась на ценителя искусства. Вот же… Хранительница вдруг давно знакомыми чувствами поняла, что вскоре он догадается о том, что она недостаточно такая как ему надо. Старые привычки требовали включить притворство. Вера вздохнула и просто понадеялась на то, что судьба окажется на ее стороне.
— Но у меня же нет увольнительной, — проговорила хранительница.
Иннокентий улыбнулся и вышел, спустя пару мгновений он снова показался в спальне и положил на кровать открытую жестяную коробку из-под печенья. Она была доверху забита алыми бумажками. Вера выдохнула. Бесполезно сопротивляться.
— За долгую жизнь я набрал столько, что мне хватит теперь на то, чтобы прогулять в больнице год. Я поделюсь с тобой, для меня, как видишь, это небольшая потеря, — пояснил психиатр. — Вер, я правда не хотел бывать на улице до этого момента. Пока не встретил тебя.
Он вышел, и хранительница принялась собираться. Слова Иннокентия придали ей уверенности. Она готова была пойти в театр, чтобы сделать приятно ему. Поэтому Вера привела себя в надлежащий вид. Черные обтягивающие леггинсы с блестками, свитер крупной вязки золотистого цвета поверх черной водолазки. Вера сделала вечерний макияж, уложила волосы крупными локонами и даже накрасила ногти немного уже подсохшим с сентября лаком. Хранительница посмотрелась в зеркало. Она не была похожа ни на себя новую, ни на себя старую. Что-то странное.
— Кто ты, женщина? — обратилась хранительница к своему отражению и вышла в гостиную.
Иннокентий удовлетворенно окинул ее взглядом. Вера нравилась ему внешне… физически. Теперь, когда хранительница нарочито не подчеркивала свою сексуальность, его видимо, цепляла ее природная, естественная красота. Только вот Вера чувствовала себя в этом виде уязвимой и хрупкой. Раньше внешность была ее оружием, а теперь просто ее частью.
Иннокентий накинул на плечи Вере шубу, которую дарил вместе с платьем на рождественский бал, и они вышли. Шли пешком, в молчании. Хранительница ощущала себя немного смущенной, но при этом понимала, что не нужно было что-то говорить. Между ними с Иннокентием установилось безмолвное понимание еще недавно… в постели. Она чувствовала, что кавалер ей любуется. Вера шла немного впереди, и радовалось тому, что ее окружало: мягко падавшему снегу, гармонии, в которой казалось замер мир вокруг, любви, которая так внезапно на нее обрушилась.
Они проходили мимо детской площадки. Там было возведено нечто вроде гимнастического бревна. Очень старая конструкция. Вера замерла на мгновение, гадая, зачем это могло здесь понадобиться. Собак тренировать, может быть? А потом, повинуясь мгновенному порыву, забралась на бревно и на мгновение ощутила азарт, который испытывала на соревнованиях. Несмотря ни на что, Вера любила гимнастику. У нее были хорошие тренера. Именно эти люди научили ее стойкости, рассказали, как стискивать зубы и заставлять свое тело выходить за пределы человеческих возможностей. Это было… красиво. Просто Вера это неправильно поняла. Нельзя было ставить спортивный принцип "Добейся" во главе всей свой жизни.
Вера аккуратно прошлась по бревну, разметая его, а затем единым движением скинула ботинки и швырнула Иннокентию тяжелую шубу. Ей нужно было остаться в носках. Вера подняла вверх руки, вспоминая свой номер. Психиатр не мешал. Он привалился невдалеке плечом к качелям и замер. Наверное, за долгое время своей практики он и не на такое насмотрелся.
Шаг, другой, сальто. Хранительница с удивлением поняла, что ее тело помнило движения. Оно стало слабей, пропала четкость и легкость, немного пострадала растяжка, но Вера все еще была собой — сильная, стройная, ловкая. Она любила себя такой. Те люди, с которыми она пять последних лет общалась, окончательно уничтожили в ней именно это: уверенность в себе, практически отняли право на жизнь. Вера могла бы сама себя отстоять. Она ошибочно решила, что чужие деньги станут для нее гарантией неприкосновенности, вышло наоборот. Просто тогда, на третьем курсе рядом с ней не оказалось нужного человека, который бы вовремя подставил плечо. Иногда даже самые сильные люди становятся удивительно уязвимыми. Даже они порой ломаются. Для толпы это самое лакомое зрелище.
Вера остановилась и смахнула непрошенную слезу. У бревна уже стоял Иннокентий, он подал избраннице руку и помог добраться до ботинок.
— Это было прекрасно, — негромко сказал психиатр, пока Вера обувалась. — Я каждый раз с таким удивлением отмечаю, насколько упорно ты предпочитаешь игнорировать свою красоту.
Вера посмотрела ему в глаза и произнесла:
— Думаю, мы уже опоздали. Может, не пойдем?
Иннокентий наклонился к ней и аккуратно вытер уголок глаза. Заметил все-таки.
— Вера, я никогда в тебе не разочаруюсь, — сказал он. — Пока ты будешь оставаться такой же искренней. То, что я в тебе полюбил — твоя по-настоящему живая душа. Мне интересно твое настоящее мнение, а не то, что я хотел бы услышать. У меня уже была женщина, которая играла роль идеальной жены, и куда нас обоих завели эти иллюзии? В наркопритон.
Психиатр аккуратно одел на Веру шубу. Хранительница сидела в смятении, понимая, что он, наверное, подобрался к тому моменту, когда был готов простить Лилю. Среди людей чудовищ, наверное, не бывает. Те, кто убивают, страдают от собственных монстров не меньше, чем их жертвы. Это не оправдывало Лилиной жестокости, но уравновешивало окружающий мир. В его участи были виноваты двое. Он, потому что был доверчивым простаком и его жена, потому что была запутавшийся в собственных страстях психопаткой. Ей было удобно и хорошо с таким идеальным мужем, и все-таки в глубине ее души чернела пропасть — тяга к саморазрушению.
Иннокентий протянул Вере руку и помог подняться.
— Нечего бояться театра, — прошептал он ей на ухо. — Для начала это не совсем то, что ты думаешь. А во-вторых, помни: я люблю тебя.
Вера обернулась к нему, но психиатр не дал себя поцеловать. Зашагал вперед. Вот теперь это была расплата за утреннее.
На часах было уже восемь тридцать вечера, когда они добрались до Театра на Таганке. Вера помнила, что спектакли обычно начинаются значительно раньше. Ну что ж, либо они безнадежно опоздали, либо пришли уже на второй акт.
