Пустынная песня (ЛП) - Лёвенштейн Карола (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
— Превратить магическое торжество в немагическое не так-то просто, и я не мог отказаться от всех гениальных идей. Это было бы абсолютной расточительностью. Пойдём, — сказал он, обращаясь к Этьену. — Нужно немного успокоить нашего молодца, прежде чем он подорвёт нам вечеринку.
Этьен кивнул, и они с располагающей улыбкой направились вместе к Хельмуту Нойфриду и жестикулируя, принялись что-то ему внушать.
В это время Лиана последовала за Паулем к бару и попыталась уговорить его заказать для всех выпить, а позже позволить спокойно объяснить Лоренцу, куда он спрятал кабеля, позволяющие святиться бару.
— Так нельзя, — услышала я, как растягивая слова, говорит Хельмут Нойфрид, но в его голосе уже больше не было слышно возмущения. Казалось, Лоренцу почти удалось убедить его в том, что незаметно ничего странного, и что всё легко можно объяснить немагическим гражданам.
Я не смогла сдержать смеха, когда увидела Лоренца в действии, затем бросила взгляд в зал ратуши, потолок которого так же, как коридоры и фойе, светился морем огней из звёзд и сердец. Казалось, в зале ратуши на танцующих капает нежный, золотистый, переливающийся дождь, и я представила себе, что танцевать под ним должно быть сказочно.
В этот момент я узнала Торина и Ширли на танцплощадке, которые, крепко обнявшись, гармонично танцевали под медленную, мелодичную музыку и интимно смотрели друг другу в глаза.
Они выглядели такими счастливыми и довольными, такими влюблёнными и полными надежды, как когда-то была я. Боль совершенно неожиданно пронзила мне сердце. Я смотрела, как сильные руки Торина лежат на тонкой талии Ширли, как он с блаженной улыбкой на губах, сильно и в тоже время осторожно, ведёт её по танцплощадке. Он наклонился к ней и прошептал что-то на ухо, из-за чего Ширли рассмеялась.
Я отвернулась. Я думала, что смогу с этим справиться, что контролирую боль при помощи трав. Но это было глупое заблуждение. Боль всё возрастала, стала резкой и интенсивной, и у меня было такое чувство, что внутри всё мучительно связалось в узел. Я больше не могла дышать и просто побежала, потеряв самообладание, а слёзы потекли из моих глаз.
Никогда не забуду, какой счастливой я была с Адамом, этот пробел в моей жизни был открытой, болезненной раной, которая никогда не затянется. Даже если я притупляла боль травами и пыталась утешить себя мыслью, что Адам ждёт меня в царстве мёртвых, я всегда знала, что это всего лишь безвкусное утешение.
В этот момент его не было рядом. Его не было среди живых, а ведь именно этого я так хотела: жить с ним, любить его и ощущать. Я хотела снова свободно дышать и почувствовать живое и тёплое покалывание, которое надёжно вызывало во мне его присутствие. Всё это я хотела сейчас, а не когда-нибудь в будущем, когда сама умру. Кто вообще знает, что нас там ждёт. Это уже будет не жизнь, и определённо не тоже самое.
Из горла вырвался всхлип, когда я сбегала вниз по какой-то лестнице. Я просто хотела побыть одна и собраться с мыслями. Я распахнула дверь и оказалась в тёмном конференц-зале.
Я больше не могла сдерживать рыдания. Опустившись рядом со шкафом вдоль стены на пол, я устало положила голову на колени, пытаясь восстановить самообладание и подавить неудержимые рыдания, которые меня трясли. Но мысль, что я больше никогда не увижу Адама, впилась в сердце, как отравленная стрела, делая в этот момент любое дыхание бессмысленным. Чего стоит любовь, если смерть всё же может их разлучить? Чего стоит счастье, если оно не длиться вечно?
Мысли окружили меня, словно тёмная армия, и я больше не могла противопоставить им ничего, что могло бы придать надежду. Слёзы высохли, а внутри распространилась парализующая печаль, в то время как я молча смотрела в темноту.
Не знаю, как долго я там сидела, когда вдруг услышала приближающиеся голоса. В коридоре кто-то направлялся в мою сторону, и этот звук, в конце концов, всё же заставил меня сдвинуться с места.
Я суетливо огляделась. Нехорошо, если бургомистр поймает меня на том, как я проникла в один из его рабочих кабинетов. Только теперь я поняла, насколько плохой была идея броситься в первую попавшуюся комнату. Палата сенаторов наверняка сразу обвинит меня в шпионаже. Я суетливо огляделась и открыла двери стоящего рядом шкафа. С облегчением я поняла, что шкаф пустой, не считая жерди, полной вешалок.
Недолго думая, я залезал в него, и закрыла за собой дверцы шкафа. Как раз ещё вовремя, потому что уже услышала голоса, и был включен свет.
— Здесь мы можем поговорить спокойно, — сказал Хельмут Нойфрид, и я услышала, как мимо шкафа прошли несколько человек. — Эта комната надёжна, она снабжена корнесосами.
— Кажется, в них больше нет никакой пользы, — сказал ещё один голос, показавшийся мне отдалённо знакомым. — Палата сенаторов тоже снабжена корнесосами, но всё же информация о том, что примус предъявил требования гномам, как-то просочилась наружу.
— Это могли быть и сами гномы, господин сенатор, — сказал Хельмут Нойфрид.
— Я знаю, — прорычал сенатор, и я навострила уши. — Я навестил Лилиенштейна, но он не хочет открывать свои источники, а в его разум я не смог проникнуть. Упрямый товарищ. Я посоветовал ему прекратить выпускать писанину, но он отказывается. Кроме того, в ней ещё принимает участие этот деятель искусств, Константин Кронворт и заботится о том, чтобы в этих бумажках постоянно появлялось его имя. Люди его любят, и мы не можем взять и сделать так, чтобы он исчез, особенно после того, как сорвался запрет на публикацию против него. Лилиенштайна никто не будет искать, но вот в том, что касается Кронворта и толп его фанатов, мы должны позаботиться о том, чтобы не возникало глупых вопросов.
— Вся эта история с «Красным мстителем» скоро исчерпает себя, вот увидите. Люди, со временем, утратят интерес к этой газете, — льстиво ответил Хельмут Нойфрид. — Это всего лишь мимолетный успех.
— Надеюсь, — ответил сенатор, пребывающий в дурном настроении. — Эта неприятная история должна скоро закончиться.
— Что это значит? — раздался резкий, женский голос, и я вздрогнула, когда поняла, кто говорит. Там сидела мать Адама. Мое сердце бешено заколотилось. Что она здесь делает?
— Этому скандалу с гномами нужно положить конец, тем или иным способом. Хорошо, если кто-нибудь поднимет эту тему.
— Тимея, — сказал успокаивающий мужской голос, похожий на голос Рамона. Должно быть это был отец Адама.
— Нет, с меня хватит, — злобно прошипела Тимея Торрел. — Политика Ладислава Энде просто невыносима. Мы поддержали его на выборах и рекомендовали Хельмуту Нойфриду сделать все, чтобы Ладислав Энде выиграл выборы и достойно заменил Виллибальда Вернера. Такова была договоренность, поэтому Ладислав Энде и получил поддержку всех патрициев. Но речь никогда не шла о том, что он в одиночку и самовольно будет провоцировать войны и наносить урон престижу Объединенного Магического Союза.
— Война пока ещё не началась, — успокоил сенатор. — Есть только провокация, и она приведёт к цели. И может мне стоит заметить, что сенаторы тоже поддержали кандидатуру Ладислава Энде. Мы инструктировали «Хронику короны» сделать всё возможное, чтобы Ладислав Энде предстал перед всеми в хорошем свете. Ни у одного из других кандидатов не было и шанса. Вы сделали верную ставку.
— Сейчас я в этом сомневаюсь, потому что он зашёл слишком далеко, — прошипела Тимея Торрел. — Я ещё могу понять, что общественность не должна была узнать о нападении дракона Латориос во время выборов и с тяжёлым сердцем отказалась от того, чтобы моему сыну была оказана заслуженная честь, хотя он пожертвовал своей жизнью, защищая примуса. Но начинать войну с гномами я считаю крайне глупым. Просто неприемлемо, что он осмелился на такую дипломатическую акцию. Я не собираюсь посылать своих сыновей на войну, которая началась из-за таких низменных мотивов. Такие решения Ладиславу Энде не следует принимать в одиночку.
— Примус хочет укрепить Объединённый Магический Союз и сделать его более независимым, — сказал сенатор. — А о войне никакой речи не идёт, он просто подчёркивает важность наших требований.
