Гадюка на бархате (СИ) - Смирнова Дина "Сфинксия" (читаемые книги читать TXT) 📗
— Но, капитан, что же мы!.. И правда, как язычники…
— Не слышал приказ?!..
То, как юный гвардеец потянулся к мечу, Вилли видел отчётливо. И поэтому мог утешить себя тем, что — во всяком случае, отчасти — действовал после этого инстинктивно.
Выхватить собственный клинок и с отработанной точностью вонзить его в живот ничего не успевшего сделать мальчишки, было делом пары мгновений. А добить осевшего на пол раненого ещё одним сильным ударом — попросту тем самым милосердием, в котором Вилли отказал Морицу.
— Капитан… — неуверенно протянул один из гвардейцев.
— Вечная ему память, но нельзя же быть таким идиотом, — с нервным смешком сказал Вилли, убирая меч в ножны и оборачиваясь к подчинённым. — А ну-ка давайте факелы мне, а сами — наружу!..
— Да, капитан, — возражать никто не стал.
То, что происходило дальше, оказалось для Вилли как будто подёрнуто мутным алым маревом, которое, однако, не мешало ему делать своё кровавое дело быстро и чётко.
…Встать на пороге пропахшей мёртвыми цветами комнаты, зашвырнуть в неё пылающий факел, не обращая внимания на отчаянные крики пленника. Почти скатиться по старой рассохшейся деревянной лестнице — и бросить второй внизу, среди трупов морицевой охраны. Вылететь на улицу, ощущая спиной жар занимающегося пламени. И под настороженными взглядами подчинённых сесть в карету, тут же тронувшуюся с места — всё это Вилли проделал словно за пару вздохов.
…Лишь чуть позже, наблюдая из-за пары соседних домов, как над крышей последнего пристанища мидландского канцлера вздымается чёрный дым, а откуда-то издалека уже доносятся встревоженные крики, Вилли смог перевести дыхание.
А после — понять, что сегодня его жизнь изменилась. Возможно, гораздо сильнее, чем в ту ночь, когда он — вместе со своим другом и будущим мидландским властителем — ломал двери дворцового будуара и следил за присягой высших имперских чинов новому монарху.
***
— Так он… кричал? Дядюшка? — жадно спросила Луиза, подаваясь навстречу Вилли, который ласкал её груди, то и дело сжимая между пальцев тёмные затвердевшие соски. — Скажи… мне!
— О да, — Вилли вошёл в неё постепенно и плавно, но отполированные ноготки Луизы яростно впились в его плечо, требуя усилить напор. И он охотно подчинился.
Вжимая в стену любовницу — одновременно прекрасную и отвратительную в своей жажде крови — Вилли чувствовал себя как никогда живым. И бесконечно свободным, пусть даже при этом — безнадёжно падшим.
========== Глава 25. Те, кто рядом ==========
Едва обсохший от дождя, который шёл почти двое суток, а вчерашней ночью обернулся грозовым ливнем, Эрбург казался полувымершим.
Император и его окружение отправились порталами в древнюю Боэнну. Когда-то давно она была мидландской столицей, ныне утратила этот статус, но до сих пор хранила в одном из своих старинных дворцов с белыми колоннами древние реликвии. В том числе — рубиновую корону первых Вельфов, которой предстояло короноваться Карлу.
Свита же императора, да и попросту вся та пёстрая публика, что желала присутствовать при грандиозном зрелище восшествия на престол нового монарха, двинулась в путь верхом и в разнообразных повозках куда раньше — дабы поспеть к сроку. Так что Эрбург стал похож на город, не то переживший эпидемию, не то занятый чужаками-неприятелями — притихший и словно бы опасливо затаившийся.
Маркусу Неллеру, впрочем, не было никакого дела ни до нынешнего облика столицы, ни до немного улучшившейся, наконец-то, погоды. Завтра южанину-полукровке предстояло отправиться во главе карательной экспедиции в восставшую Лерию, и думать о чём-то другом он попросту не мог.
Перед усталыми глазами Маркуса вновь и вновь вставали встревоженные лица родных, с которыми он распрощался вчера. И особенной ясностью — лицо матери и то скорбное выражение, которое возникло на нём, когда Доминика Неллер благословляла Маркуса перед дальним походом.
Он понимал, что матушка, возможно, и не одобряет действий Солнечного Братства, с оружием в руках уже не первую сотню лет боровшегося за независимость южного полуострова, но всё же, несмотря на брак с мидландцем и долгие годы жизни в столице, родиной своей считает именно Лерию. А теперь вот любимому сыну Доминики предстояло обрушить на эту несчастную землю грозную мощь имперской армии, и сердце лерийки не могло не разрываться пополам.
Маркусу почти хотелось кричать от бессилия. Ощущать себя безвольной пешкой, которая вынуждена нести смерть и разруху в родные края, было омерзительно. Но изменить ничего уже было нельзя. Разве что…
Сидя в своём кабинете — оформленном в синих тонах и обставленном простой тёмной мебелью, чьи чёткие формы не нарушала резьба или инкрустация — Маркус задумчиво вертел в руках кинжал с длинным прямым клинком и украшенной жёлтыми турмалинами рукоятью, когда-то подаренный ему Георгом.
Интересно, хватит ли у него — запутавшегося генерала, чуть не ставшего мятежником, а теперь чувствовавшего себя ещё худшим предателем, беспрекословно исполняя волю монарха — всадить это прекрасно отточенное лезвие себе в сердце? Или лучше попробовать перерезать горло?..
В любом случае, действовать надо быстро и не наугад. Если он себя не убьёт, а только ранит и его обнаружат слуги — то-то будет позор!.. Или лучше повеситься?.. Оно, может, и надёжней выйдет — но до чего смерть гадкая! Вешают только изменников. Так и пожалеешь, что не припас для себя яду… Но яд — уж больно просто, смерть для женщин и трусов. Вот только можно ли считать смелостью бегство от того, что требует от тебя империя, хотя бы и на тот свет?..
Чем дольше Маркус размышлял над своей судьбой, тем больше мысли затягивали его в тёмную душную воронку. И, рядом с ней, поблёскивавшее на столе перед ним лезвие кинжала казалось особенно притягательным — такое холодное, чистое и надёжное. Дарившее надежду на выбор, который можно было сделать самостоятельно.
…Негромкий стук заставил Маркуса всё же отвлечься от рассуждений о собственной смерти. Стоило ему отпереть дверь кабинета, как на пороге появился слуга с известием о том, что в гостиной господина генерала ожидает посетительница. Светлая чародейка, как с презрением пояснил холёный комнатный прислужник.
Конечно, это могла быть любая волшебница из числа приписанных к армии. Мало ли что за проблемы могли возникнуть у магов перед отправкой в дальний поход — возможно и такие, ради которых не грех было побеспокоить командующего.
Но Маркус не слишком удивился, когда увидел Стеллу. Гостья стояла, облокотившись о мраморную каминную полку, и тени от огня плясали на смуглом лице, делая его красоту ещё более дикой. И, как обычно, когда Маркус вошёл в комнату, она бросила на него хищный взгляд карих глаз — долгий, жаркий, похожий на расплавленную карамель и смертоносную лаву одновременно. Такой, от которого Маркус всё ещё порой краснел, как мальчишка.
Слегка улыбнувшись, Стелла пошла навстречу любовнику. Она ничуть не обращала внимания на то, что потёков грязи от её тяжёлых армейских сапог на светлых коврах и блестящем паркете становится ещё больше.
— Здравствуй, — Маркус произнёс это глухо и скованно. — Не ожидал увидеть тебя сегодня.
— Нам надо поговорить, — она будто отдавала приказ на поле боя — отрывисто и зло — а не беседовала с мужчиной, чьё имя выстановала сквозь сведённые страстью зубы. — Наедине.
— Хорошо, идём.
Он провёл Стеллу в кабинет, где на столе всё ещё блестело лезвие небрежно брошенного кинжала — и она, конечно, не могла не обратить на это внимания. Но промолчала, лишь наградив хозяина дома задумчивым взглядом.
— Я не думал, что ты захочешь видеть меня перед походом, — сказал Маркус, усаживаясь на узкий диванчик, обтянутый мягкой чёрной кожей.
— Мне действительно нужно тебе кое-что сказать, — Стелла так и осталась стоять посреди комнаты — выпрямив спину, но опустив голову так, что чёрные короткие пряди волос прикрывали лицо, отчего поза её казалась принуждённой и неловкой. И это было очень странно. Обычно боевая чародейка, прошедшая огонь и воду, стеснительностью не отличалась. — Но лучше я просто покажу, — она вскинула голову и быстро сдёрнула что-то со своей шеи, подступая к Маркусу.
