Иная. Песня Хаоса (СИ) - "Сумеречный Эльф" (читать полную версию книги TXT) 📗
— Нет, не знала. Поверь, никто не хочет сидеть в этой ловушке. Но выбора у нас нет, — твердо ответила она и снова потянулась губами к его лицу, чтобы успокоить. Но он отстранился, заглянув в глаза:
— Поэтому надо разомкнуть эту ловушку! Я знаю, как звери отгрызают себе лапы, чтобы освободиться из капкана. Похоже, нам предстоит проделать что-то похожее.
Ладони его легли на плечи, но Котя ощутила лишь холод. Его до дрожи нежные объятия, его странные речи и еще этот напряженный слишком ясный взгляд — прощание. Нет, он не бросал, он прощался, как это делали воины перед битвой. За что? За что, духи милосердные?
Так же ушел страж, который долго ухаживал за вдовой из прядильни. Ушел, чтобы через пару часов его принесли на собственном щите, окровавленного, с отсеченной ногой. Вдова перевязывала его раны, причитала, молилась духам, обещала родить много сыновей. Но он все равно не выжил.
Теперь и Вен говорил так, словно собирался уйти в это страшное месиво. Почему? Зачем? Обычно лучшие подмастерья кузнецов ценились наравне с мастером и до последнего оставались за безопасными стенами. Хотя бы за него сердце не болело вечной тревогой. А теперь заболело и почти разорвалось.
— Что случилось, Вен? — глухо спросила Котена, сжимая кулаки и опуская голову.
— Я не должен тебе рассказывать, никому не должен, потому что в городе много шпионов, — мрачно отозвался Вен Аур, отводя взгляд в другую сторону.
— Но я-то не шпион.
— Да. Тебе можно. Мы же с тобой как одна судьба. Почти…
— Вен! Что же случилось? — почти выкрикнула Котя, чувствуя, как разговор уплывает от темы, от ужасающей правды. Возлюбленный вновь посмотрел прямо в глаза и молвил негромко, почти шепотом:
— Собирают отряд храбрецов, чтобы поджечь вражеский лагерь.
— И… и что? При чем здесь ты? Ты здесь при чем?
— Пока они строят вал вокруг стены, чтобы легче перемахнуть через нее. Если так пойдет и дальше, нас всех загонят в детинец, — торопливо продолжал Вен Аур. — До осени ждать нельзя. Если сжечь их палатки, создать сумятицу, они нападут. Тянуть больше нельзя, иначе мор скосит наше войско, а голод довершит дело. Тут уж либо всем сражаться и умирать, либо…
— Не надо умирать! — воскликнула Котя, вцепившись в плечи Вен Аура. Она с силой потянула его рубаху на груди, едва не разрывая небеленый лен. Пальцы дрожали, как и все тело. В горле теснился крик, и хотелось призвать все силы себе на помощь, лишь бы любимый никуда не уходил. Лишь бы не нависала над ним черная тень погибели. Котя не видела героев, которые приносят победу на поле брани или в обороне стен. Зато насмотрелась на раненых — стонущих, искалеченных. Некоторые из них и людей-то почти не напоминали, покрытые ожогами, с выбитыми глазами или отрубленными губами. Представить, что Вен Аур… Нет! Лучше бы она вовсе не умела ничего представлять.
— Мы победим. Обязательно! — говорил он уверенно. Мальчишка, смелый самоуверенный мальчишка. Да что он понимал? Но Котя одергивала себя, вспоминая, в каком жестоком месте он вырос. Его сражения начались раньше, чем эта осада. И больше его убивала непомерно тяжелая рутина.
— Вен, а что же отряд храбрецов? Как они вернутся в город? — чуть спокойнее спросила она, но ответ вновь сразил ее:
— Никак.
— И ты… Ты… Ты оставляешь меня? Оставляешь, чтобы я превратилась в Генерала Моля с его «песней»? Да разве других не нашлось бы, Вен! Других, кто потерял все и жизнью не дорожит!
Слезы обожгли глаза, как искры из печи. Котя билась и вырывалась, когда Вен Аур пытался обнять ее. Он перехватил ее запястья, но в ход пошли зубы, она прихватила его щеку. А он терпел и вскоре лишь нервно замурлыкал. Кошки тоже порой поют не от радости, а от сильной боли, чтобы хоть как-то успокоиться. И все же это помогло им обоим. Котя прильнула к его груди, почти повисла, слушая удары сердца. Тук-тук… Тук… Лишь бы не прервались. Она вслушивалась все внимательнее, точно памятью своей сумела б сохранить биение этого сердца.
— Котя! — вновь обратился к ней Вен Аур серьезно. — Я пообещал, что буду ради тебя человеком. А людям приходится принимать сложные решения, более сложные, чем нам.
— Но не такие! Не такие! Я не отпущу тебя! Сбежим, сбежим от них! Ты же сумеешь… Ты же… — умоляла Котя, целуя его лицо: щеки, нос, веки, только не губы. Пока не губы. Не тот случай. Поцелуй в губы означают либо радость, либо прощание. Так уж повелось у них.
— Нет. Я дал слово служить Дождьзову, — серьезно и сурово ответил Вен Аур. — А настоящие люди держат свое слово. Я вернусь. И попробую хоть кого-то вывести. Ты же помнишь, как я умею?
В тот миг он совсем не напоминал мальчишку. За время работы в кузнице он и так раздался в плечах, стал более кряжистым и мускулистым. В зеленоватых глазах пропал лукавый блеск. Светлая борода достаточно отросла и покрывала исхудавшие щеки. Черты лица заострились. Пожалуй, они оба то ли повзрослели от испытаний, то ли постарели от невзгод.
— А если на тебя нападет Генерал Моль? — снова дрогнул голос Коти.
— Генерал Моль? Тем хуже для него и для наших врагов!
Вен Аур храбрился, но у него самого нервно подрагивали уголки губ. Мальчишка из него исчез, но кто говорит, что взрослым мужам не бывает страшно? Страх — это порой залог жизни. От страха потерять кого-то, оставить в одиночестве, стремятся вернуться, выжить любой ценой. Слепая отвага кидает на копья. И Котя надеялась, что она не захватит возлюбленного во время рискованной вылазки.
— Но ты же… ты же говорил, что превращаться на долгое время в облако тьмы — это опасно, ты можешь… можешь слиться с Хаосом. А это ведь… это ведь смерть у вас так называется?
— Это не совсем смерть. Но… Не бойся! Я смогу вовремя вернуться. Прибегну только в крайнем случае.
Она едва сдерживала себя, ведь с начала лета ей так долго приходилось быть сильной. Самое ужасное лето в ее жизни, проклятое, отмеченное бесконечным страхом. Она нашла успокоение в крепких объятиях Вен Аура, как случалось всегда зимой, в то далекое время. Возможно, именно тогда они были счастливы, вместе, рядом, одни в огромном снежном мире. Теперь же, когда ничто не заставляло скрывать чувства, их разрывал тяжелый удел. Быть человеком означает принимать нелегкие решения — так твердил Вен Аур, а Котя не могла остановить его. Так нужно, понимали они оба, так правильно. И все же невыносимо!
Они еще долго стояли обнявшись, но он ушел в ту же ночь, покинул детинец, отправляясь навстречу смертельной опасности.
14. Два сражения
Нападение случилось на рассвете, когда белесые сумерки растекались туманом. Тогда-то противник наиболее уязвим. И впервые Котя от предельного напряжения смотрела не своими глазами. Она видела сон, но настолько реальный, что в нем мелькали даже запахи — прелая земля, подгнивающий речной тростник, несколько разгоряченных тел, смазанные кольчуги.
Отряд из десяти человек спускался к реке, затем погружался в воду и проплывал между камышей и осоки по одному из ериков в сердце вражеского лагеря. На лицо налипала тина, к коже приставали пиявки. Их с отвращением отлепляли, но старались по возможности не шуметь.
Вместе с отрядом следовал и Вен Аур. Ведь сам же упросил кузнеца отпустить его! Уверил, что вернется. Лучше бы и Котю так же обманул. Иногда лучше солгать для спасения. Но иначе она бы не узрела в вещем сне, как несколько храбрецов, сливаясь с тенями деревьев и избегая отблесков походных костров, скользят по лагерю. Они подбирались к палаткам с едой и оружием.
Они разделились и, кажется, не оставили себе шансов вернуться назад. Вен Аур метнулся куда-то облаком мрака, никем не замеченный. Только уныло завыл пес, когда мимо него пронеслось олицетворение самой ночи. Вскоре пришлось собраться вновь в человеческое тело, но уже с клыками и когтями. Да разве помогли бы они против луков и клинков? Котя испуганно пошевелилась, едва не разбудив себя. Но так бы прервалась загадочная связь.
