Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
Потому они и готовились уезжать, даже если король не даст разрешения.
Это был очень длинный и очень страшный день. Битва длилась долго, и, как потом узнали, полегло в ней около восьмидесяти тысяч — в основном воины Лотаря, потерпевшего сокрушительное поражение. Объединенная конница Карла и Людовика собрала кровавую жатву; пехоте даже и трудиться особо не потребовалось. Стаи воронья кружили над полями, усыпанными трупами, вода в Марне и питающие ее ручьи потемнели от крови, от болот шел удушливый запах. Было убито множество аквитанских вельмож и простых воинов, и, как говорили раньше, многие перешли на сторону победителей. Последние, правда, устали настолько, что уже не смогли преследовать убегавших. Зато лагерь Лотаря оказался в полном распоряжении победителей, а он сам вынужден был отступить, и стало ясно, что теперь переговоры пойдут совсем иначе. Воины ликовали, и, хотя падали с ног от усталости, все равно пускали круговую у наскоро разожженных костров. Клирики же, потрясенные жестокостью битвы и количеством павших, объявили этот день днем скорби и слез и созывали уцелевших на всеобщую молитву.
Мейнард туда не поехал. Понимая, что с королем сейчас говорить бесполезно, да и найти его сложно, он велел Альвдис оставаться в лагере, а сам отправился помогать хоронить павших. Жара могла сделать черное дело, и никому не улыбалось подхватить какую-нибудь болезнь от разлагающихся трупов. Стаскивали мертвых в кучи, священник быстро читал отходную, а потом сбрасывали тела в наскоро вырытые ямы. Монотонная, утомительная, страшная работа. Мейнард носил тела, окунал руки по локоть в кровь, и сейчас ему казалось, будто его сны сбылись: кровь действительно затопила землю, течет в реках, замутила ручьи. Он моргал, тер переносицу и никак не мог проснуться. Ему удалось поспать пару часов там же, на краю Фонтенского поля, однако сон не принес облегчения, и Мейнард был рад, когда проснулся и смог вновь приняться за дело. Флавьен, потерявший в битве половину уха, трудился рядом с ним, лишь изредка кляня сквозь зубы вороньё и мух. Потом Мейнард заметил, что и Рэв здесь, и Сайф, и другие, приехавшие с ним с севера, и почувствовал благодарность. Они не обязаны были помогать, однако таскали тела и копали ямы вместе со всеми.
Павших хоронили весь остаток дня, всю ночь и ещё следующий день. Один раз, около полудня, Мейнард увидел Людовика, проехавшего верхом по полю вместе с Карлом; король тоже его заметил, придержал жеребца и велел:
— Приди ко мне утром.
У Мейнарда достало сил только кивнуть.
Он смотрел на мертвых, на поле, полное крови, и ощущал себя очень старым — а ведь Альвдис смеется и говорит, что он не стар. Когда уже почти закончили, Мейнард понял, что не в силах больше руки поднять. Флавьен, такой же измученный, сказал, что справятся уже и без него, и Мейнард побрел в лагерь, желая только двух вещей: поскорее увидеть Альвдис, а потом упасть и уснуть.
Альвдис, однако, не считала, что нужно падать и засыпать прямо сейчас. В реку войти было нельзя, по ней иногда ещё проплывали трупы, а вода так и не утратила кирпичный оттенок. Кто-то из франков по просьбе Альвдис ещё днем принес несколько ведер воды и вылил в пустую бочку; этой водой Мейнард и помылся — вернее, жена молча и быстро смыла грязь и запекшуюся чужую кровь с его рук, лица, всего тела. Он стоял, чувствовал, как прохладные струи стекают по спине, как липнут к шее мокрые волосы, и думал: наверное, так ощущали себя люди, вошедшие в реку к Иоанну Крестителю. Страшно уставшими, но обновленными.
Он забрался в повозку и осуществил свое второе желание — упал и уснул.
ГЛАВА 25
Король поднес Мейнарду чашу и, улыбаясь, сказал:
— Выпей.
Мейнард посмотрел, что там, в бронзовом нутре. Как странно: вино замерзло, покрылось коркой полупрозрачного льда, и чтобы добраться до напитка, надо лед разбить. Он нажал пальцем, проломил тонкую корочку и, стараясь не обращать внимания на плавающие в чаше льдинки, сделал глоток. Что-то не так было с этим вином, слишком оно густое и соленое… А потом Мейнард понял — это кровь.
Король Людовик стоял и улыбался.
— Ты просил у меня чашу дружбы? Вот она.
— Я не такую просил, — сказал Мейнард, но правитель его, кажется, не услышал.
Чаша полетела на пол, стол опрокинулся, Людовик исчез. Мейнард остался один в полутьме на широкой дороге. Он видел свечение впереди и знал, куда ведет этот путь. В самое страшное место на земле, в небольшой тихий ад, созданный им, Мейнардом, специально для себя.
Но нужно было идти, и он пошел. Пыль прилипала к босым ногам и казалась пеплом. А может, это пепел и был.
На сей раз все было по-другому. Ни огня, ни криков, ни крови. Двери в дома стояли распахнутые, и из них лился свет — но не яростная пляска всепожирающего пламени, а обычный приглушенный свет из глиняных плошек. Такие ставят на стол, когда семья садится ужинать. Режут теплый хлеб, льют молоко в кружки с толстыми стенками, черпают одной ложкой из общего котла. Говорят о дневных делах, переглядываются, смеются. Если постучит кто-то в окошко, идут посмотреть: кто это пришел на ночь глядя?
Мейнард шел по деревне и не решался так постучать.
Вот колодец, изогнувший деревянную шею, как журавль, вот деревянное ведро с каплями на железном ободе, вот следы детских ног, отпечатавшиеся на влажной земле. Вросший в землю камень с высеченными на нем рисунками, стоявший здесь с незапамятных времен. Мейнард остановился и некоторое время смотрел, как над крышами восходит луна. Он смутно помнил, что должна быть осень, однако кругом царило лето, очень теплое, очень спокойное и по-настоящему живое.
А потом Мейнард понял, что не один. Они выходили из домов и смотрели на него, и он опустил глаза, так как стыд и горе поднялись в нем темной волной. Он не видел тех, кто сейчас медленно приближался к нему, только слышал их шаги, дыхание, шелест одежд.
Потом кто-то взял его за руку.
Мейнард посмотрел.
Это был мальчик, которого он запомнил совсем другим — но, может, неправильно запомнил? Потому что с этим сорванцом ничего не случилось. Мейнард знал откуда-то, что ему двенадцать лет, что он любит лазать по крышам, ловить лягушек и воровать яблоки у соседа. Мальчик улыбался широко и весело, и Мейнард невольно улыбнулся в ответ. Тогда ребенок потянул его за руку, заставляя обернуться, не смотреть больше в землю — лучше взглянуть, кто вышел из домов.
Мейнард решился. Он повернулся и увидел их всех. Женщину со светлыми волосами, нежно укачивающую ребенка. Старика, опирающегося на суковатую палку. Молодых девушек, которые вплели цветы в волосы. Одна из них, чье лицо особо врезалось в память, вдруг шагнула вперед, потом еще и еще, пока не оказалась рядом с Мейнардом. Он чувствовал, как по щекам текут слезы, но не мог оторваться уже — глядел и глядел на нее, и не было в ее лице больше ничего страшного.
А потом она встала на цыпочки и обняла Мейнарда, прильнув к нему летним запахом, цветочным благословением, и он неловко обнял ее одной рукой в ответ, другой по-прежнему сжимая ладонь мальчишки.
Альвдис забралась в повозку и легла рядом с мужем, но не сомкнула глаз. Она обнимала Мейнарда, чувствуя, как он вздрагивает и бормочет во сне. Ему, наверное, опять снилось то, что он совершил; после двух ужасных дней возвращались кошмары. И Альвдис понимала, что дальше так продолжаться не может. Людовик, следуя своим королевским капризам, учнитожит Мейнарда снова. Нет, в тот, первый, раз король был не виноват в случившемся, но теперь может совершить нечто страшное, просто не подумав об этом. Что может быть страшнее того, чтоб загубить человеческую душу? Каким бы богам ни молился этот человек…
Она вдруг заметила: защита Мейнарда снова изменилась, поменяла цвет. Теперь это не была стальная и местами ржавая корка, и не отблеск железа, и не чистота холодного осеннего неба; щит, прикрывавший дар, сделался теплее, словно огонь в домашнем очаге. Он переливался оттенками коричневого, золотого и чуточку алого, словно пробегали по нему крохотные саламандры. И в какой-то миг, сидя рядом и держа Мейнарда за руку, Альвдис всей душой, всем своим даром ощутила, что теперь может помочь! Словно перед нею открылась некая дверь, ведущая внутрь дара Мейнарда, и его сила сказала: «Я нуждаюсь в излечении. Помоги мне».