Альхаор (СИ) - Максимова Лада "Люся_Люся" (версия книг txt) 📗
Помимо этой работы было еще кое-что, что тревожило меня. Моё прошлое. Я думала, что хорошо скрылась от него.
Всем было по девятнадцать, кроме одной. Нас было четверо. Катя, Вера, Лена и я. Лене было к тому времени двадцать пять, это было её второе высшее. Мы нашли друг друга в потоке первокурсников и потом не расставались. Почти влюбленные друг в друга и в собственный ум, мы безрассудно бросились вперед. Нас увлекла и заинтриговала наша деятельность. Мы чувствовали себя повелителя информации. Найти что-нибудь и тут же преобразовать, использовать не было для нас проблемой. Курсовые работы мы сдавали досрочно и, находясь на втором только курсе, спокойно выполняли работу старшекурсников, дальше выше. Конференции? Не проблема. Исследования? Не проблема! Статьи? Препятствий нет! Мы черпали силы друг у друга.
Что случилось потом – трудно сказать. Нас допустили в закрытые фонды РНБ. Архивы, за архивами архивы… Умение понимать, чувствовать, узнавать истину в огромных массивах сыграло с нами злую шутку. Одна из статей оказалась особенно удачной. Исследование ушло слишком глубоко. Двадцатитысячный тираж журнала пропал неизвестно куда. Обязательные экземпляры не дошли до РНБ.
Меня пригласили в одну из крупных компаний по разработке каких-то программ референтом. Лена вдруг стала библиотекарем в РНБ. Катю взяли секретарем при каком-то министре. Вера стала аналитиком при энергетическом гиганте. В один день мы оказались в совершенно разных местах. Почти фантастично для третьекурсников. Но мы спали по пять часов в сутки или вообще не спали. Нас разъединили, но мы все равно находили время работать. И когда в издательство пришла наша завершенная монография, у главного редактора открылась язва и он скончался. Нашу работу в суете или потеряли, или уничтожили. Мы умели анализировать, это было важнейшим нашим умением. Невозможно было не соединить два и два и не получить четыре. Но мы верили в свободу слова. И отправили работу в другое издательство, с которым заключали чуть раньше договора. Несколько недель ожидали ответа, потом решили напомнить о себе письмом. Нам сказали, что ничего не приходило.
А потом заболела Катя. Она приехала из Уфы и безумно не любила Петербург, как я, в противоположность, не могла жить без него. Она заболела тяжело. Кашель и насморк легкой простуды перешли в острую тяжелую форму бронхита и гайморита. Её родители спешно перевели её в Уфу на дошкольного педагога. Она уехала, а через полгода мы перестали получать от неё вести. С сильным запозданием пришла бумажная открытка, в которой говорилось, что Катя вышла замуж, и вместе с мужем они теперь живут почти в горах, где нет связи.
Не прошло и месяца после Катиного уезда, когда Лена спешно уехала домой к умирающей матери. И тоже пропала. Мы с Верой ждали от неё хоть чего-нибудь. Мы надеялись хотя бы на бумажную открытку…
Вера выбросила ноутбук с нашей работой из окна и уехала из города. В год моего выпуска из университета она позвонила мне и сказала, что у неё двое сыновей и она бы хотела увидеть меня у себя в гостях в Греции.
Я осталась одна и у меня было еще полгода обучения в институте. Я давно уже уволилась и жила на те средства, что успела заработать за полгода работы в фирме. Я больше не печаталась и еще реже появлялась на публичных собраниях, хотя меня по старой памяти еще пытались вытянуть куда-то. Однажды от старого работодателя пришла поздравительная открытка и два билета в театр, о котором я как-то обмолвилась между делом. Мой муж с удивлением посмотрел и сказал, что стоило бы их вернуть, слишком неожиданно и странно было это поздравление. Но я настояла на том, чтобы пойти. Мне захотелось принять этот вызов. Рядом с метро на нас напали…
Я закончила институт. Мне дали красный диплом. Домой я уехала одна. Два года вечерами я гуляла по городку, уходила за его пределы, убеждая себя, что ничего и не было. Не могла я… Обо мне забыли. И я забыла.
Золотая рыбка во мне довольно помахивала хвостиком в водорослях. Водоросли разрастались и превращались в высокие одичавшие яблоньки и кусты отцветшей сирени. Песчаная дорожка тянулась вдоль выбеленного кирпичного забора. Издалека раздался хрустальный звон колокола. Ужин. Я вздохнула, развернулась и пошла обратно.
В столовой, светлой и уютной, я заметила мальчишек и биолога за угловым столиком. Они помахали мне, приглашая подсесть к ним. Я радостно потопала, лавируя между рассаживающимися людьми, в угол. Костя отодвинул мне стул, и я облегченно плюхнулась в него так, что ножки заскрипели по полу. Биолог улыбнулся. На столе стояла салфетница и баночки со специями.
- Что у нас сегодня на ужин? – спросила я.
Денис протянул руку и вытащил из-под солонки меню. А я даже и не заметила его.
- Эм…- он бегло оглядел лист. – Не густо. Салат цезарь, куриный гуляш и макароны. А я думал, в элитном лагере дают элитный хавчик.
- Что, там даже бренди нет? – спросил Паша, облокачиваясь на стол. – Но я ведь только ради него и поехал.
- Может быть, у них бренди в гуляше? – Денис задумчиво опустил лист на стол и подтолкнул его к Паше. Костя улыбнулся.
- На этот случай нужно всегда возить с собой свой элитный бренди.
- О чем вы говорите? – засмеялся биолог.
- А вам не хочется стаканчик бренди перед сном? – спросил Паша.
- Мне вообще бренди не хочется, - ответил Хмельницкий.
- А вот по вашей фамилии и не скажешь, - сказал Костя.
- Да вы даже не знаете, какого рода слово «бренди» …
Денис хитро поглядывал на меня. Всё это было сделано для меня, поэтому я немножко посмеялась над ними. Мальчишки довольно переглянулись. Хорошие они ребята.
Подошла официантка и поставила на стол пять тарелок.
- А бренди? – спросил ворчливо Паша. Полноватая девушка со слишком синими веками захихикала и ушла обратно с подносом.
- Ну, вот, - вздохнул Денис и взялся за вилку.
Через несколько минут девушка снова подошла, неся на подносе кружки. Она аккуратно поставила их на стол и наклонилась к Паше.
- В твоей немножко бренди от меня, - прошептала она.
Мальчишки переглянулись, но девушка уже отошла. Денис засмеялся.
- Не пей, - серьезно сказал Костя. – Она туда плюнула.
- Не могла она туда плюнуть! – ревниво возразил Паша. Завязался шумный веселый спор. Денис втихаря поменял свою и Пашину кружки местами и глотнул. Он скривился и выплюнул обратно.
- Там не бренди, - сказал он.
Паша возмущенно смотрел, как Денис вытирает рот салфеткой.
Я смеялась все время. Не могла не смеяться, смотря как они между собой спорят и наигранный спор превращается в шутливую драку.
- Ребят, тут вокруг люди, которые вряд ли любят подобные шутки, - заметила я, поймав удивленный и сердитый взгляд соседей по углу.
Мы выходили из столовой все еще посмеиваясь. Мальчишки быстро смешались с толпой подростков и, кажется, направились в сторону сидящих обособленно девочек в очках. Я вышла на крыльцо, намереваясь еще погулять по саду. За мной шел Хмельницкий.
Мы медленно брели по песку. Я разулась, с радостью чувствуя, как песок застревает между пальцев, а мелкие камушки покалывают стопу.
- А я не помнил, где я вас видел… - прошептал он.
- Что?
- Помните, мы как-то говорили с вами об Атлантиде. Я вспомнил одно хорошее ста-рое стихотворение, - он улыбнулся. Я тоже, смутно чувствуя какую-то подставу во всем этом.
- Расскажите?
- А я не помнил, где я Вас видел,
Но Вы сказали про Атлантиду.
Упомянули Вы Атлантиду,
И я вдруг вспомнил иной рассвет.
Шумели волны, сияли зори,
Волшебной розой светилось море,
И реял парус в его просторе…
И что нам эти сто тысяч лет?
Белели храмы на прочных скалах,
И солнце нежно Ваш лик ласкало,
И на тунике у Вас сияло,
И обещало так много нам.
Курился древний вулкан немного,
Бежала вокруг холмов дорога,
И я спешил, восхваляя Бога,
И улыбался навстречу Вам…
Эх зря, зря я попросила его рассказать это стихотворение. Пусть бы оно так и вспоминалось ему, а я бы лучше подумала о своей кошке, которую должна была покормить соседка. Покормила ли?..
