Цветок Эридана (СИ) - Розалиска Лидия (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
− Простите, донна, но я слышал другую версию легенды, − вмешался принц Персей. − Король Артур знал об этой любви и ничего не мог поделать: ему пришлось закрыть глаза на неверность Джиневры. Он был мудр и позволил ей любить и быть любимой, не препятствовал чужому счастью, хотя сам был глубоко несчастен. Поэтому менестрели и сложили песню о…
− О рогоносце, − договорил Лотар.
− Нет, о прекрасной любви и благородстве!
− Интересно, что же тут прекрасного, когда жена изменяет мужу, − недовольно произнесла Яшма Монро. − С точки зрения морали, это отвратительный поступок, и он должен быть жестоко наказан. Нет никого более достойного презрения и порицания, чем женщина, нарушившая обет верности.
− Позвольте, а разве король Артур сам не изменял Джиневре в походах? − подала голос одна из эриданских дам. − В песне об этом тоже говорится.
− Неважно, что поётся в каких-то фривольных песнях! − повысила тон королева Яшма. − Действия супруга не подлежат обсуждению, в то время как всякая разумная жена ответственна за сохранность брака и должна быть свято верна тому, с кем обвенчана перед лицом Господа.
− Золотые слова, донна! − проблеял Лорит.
− Разве мужья не приносят ту же клятву верности? − враждебно спросила леди Хрисейда, рыжеволосая дочь командующего. Говорили, что её брак с пиранийским принцем не был особенно удачен.
− Милые дамы, с вашего позволения я процитирую Тертуллиана, − вмешался, обращаясь к эриданкам, седой лорд с Архипелага.
Разгорелся нешуточный спор, виновник которого в это время обменивался с Дианой игривыми взглядами, нимало не заботясь о том, что разбивает сердца нескольких дев, и якобы не замечая, что Ева-Мария нервно теребит свой медальон. Наконец, лорд Кельвин был вынужден напомнить собравшимся, что здесь всё-таки не литературный салон и конкурс надо бы продолжить. Страсти понемногу утихли, церемониймейстер объявил следующих участников. Перед публикой выступил какой-то дуэт; в это время к Еве-Марии на цыпочках подошёл слуга и что-то шепнул ей на ухо. Королева нервно вздрогнула и с беспокойством заёрзала в кресле. Не успели исполнители насладиться овациями, как от дверей, где стояла эриданская стража, послышался голос глашатая:
− Дамы и господа, минуточку внимания! В замок Клён прибыла достопочтенная гофмейстерина Её Величества леди Инсара в сопровождении Его Милости лорда Лена.
Все обернулись и узрели группу новоприбывших. Гофмейстерина, пожелтевшая и осунувшаяся за два дня, опиралась на руки молоденьких фрейлин; министр был мрачен и закутан в длинный плащ с капюшоном. Лен сухо извинился за опоздание и занял место в заднем ряду. Дора Инсара, напротив, принялась разглагольствовать о своём долге всегда находиться рядом с королевой и следить за соблюдением приличий. Она настояла на том, чтобы её стул поставили рядом с креслом Её Величества. Конечно, никто не осмелился возразить больной леди, и пока стул водружали справа от Евы-Марии, девушка сидела с самым кислым видом, а некоторые дамы ехидно улыбались. Заняв место, Дора Инсара критически оглядела наряд своей подопечной и проскрипела:
− Вы уже участвовали в этом конкурсе, демуазель?
− Нет, мадам.
− А когда будете участвовать?
− Никогда! Нам нравится быть судьёй.
− Сделайте любезность, исполните что-нибудь, я хочу послушать, − потребовала Дора.
− Мы не желаем петь сейчас! − заупрямилась Ева-Мария.
− Ваше Величество, − придвинулись к ней придворные. − У Вас такой чудесный голос! Мадонна, не откажите нам в милости!
− Нет!!!
− Отчего же весь двор должен Вас упрашивать? − гофмейстерина сурово поджала тонкие губы. − Что скажут люди? Почему Эридан должен краснеть за Вас? Идите и пойте!
− Sing, mein Engel! Sing für mich! − насмешливо призвал Лотар.
− Как Вам угодно, госпожа Инсара, − королева была взбешена, но, сопровождаемая Стеллой, вышла и села за клавесин. Публика замерла в почтительном ожидании. Пальцы Евы-Марии дрогнули над клавишами, потом резко опустились вниз, и высокомерным голоском, фальшивя где только можно, она запела:
− Если б я тебя любила,
Ты бы о моей любви
Знал бы точно, mon ami!
Тот, кто шансов не имеет,
Обо мне мечтать не смеет!
Гофмейстерина была сражена наповал: её морщинистые щёки тряслись от негодования, губы гневно кривились. Воздыхатели королевы нервно переглядывались, гадая, кому же адресована песенка. Когда Ева-Мария окончила исполнение и направилась к креслу, гофмейстерина осведомилась:
− Так вот, значит, к чему свелось Ваше светское воспитание, демуазель? Вы вздумали петь непотребщину, сочинённую опальной и бездарной поэтессой, которая заимствовала свои так называемые творения из репертуара служанок! Вы оскорбили эстетические чувства высокородной публики! Да если бы я только знала, то не позволила бы Вам и с места встать!
Лорд Кельвин сидел с каменным видом, точно не слышал, как леди при всех распекает королеву Эридана, зато король Альфред с удивлением воззрился на Еву-Марию и даже пытался что-то сказать, но его попросту не было слышно: крики гофмейстерины напрочь заглушали любую разумную речь. Ева-Мария покраснела и фыркнула:
− Госпожа гофмейстерина, Вам следовало бы лечить не язву, а язвительность!
− Попридержите язык! − с неожиданной злобой ответила Дора. − Я не желаю терпеть Вашу дерзость. Вы настолько привыкли к непочтительности по отношению к тем, кто старше и мудрее Вас, что не стесняетесь даже сейчас, когда на Вас смотрят королевские особы и знатные гости.
− Хватит уже! − отмахнулась королева. − Из-за Вас совершенно не слышно ни музыки, ни пения!
− Вам сейчас нужнее хорошая мораль, − возразила гофмейстерина.
Они пререкались ещё полчаса, а конкурс тем временем продолжался. Наконец, внимание Доры привлекла очаровательная девушка за клавесином.
− Кто эта милая и скромная особа? − спросила она, лорнируя девушку.
− Моя дочь Элия, мадам, − с гордостью ответил лорд Кельвин.
Элия, чувствуя на себе внимательные взгляды, порозовела от смущения, назвала песню, которую собиралась исполнить, и добавила, что аккомпанировать она попросила своего брата Леонардо. Под аплодисменты публики откуда-то из задних рядов вышел паж королевы с лютней в руках, поклонился и сел у ног сестры на маленькую бардовскую скамью.
Голос девушки, юный и нежный, мелодичный и глубокий, чуть дребезжа, плыл по залу. В песне говорилось о юном пастухе, который мечтал о любви прекрасной принцессы, и лишь музыка на заре соединяла их сердца. Леонардо задумчиво теребил струны, и мелодия выходила очень грустной. Особо сентиментальные дамы принялись вытираться платочками, а принц Лотар обернулся назад, и все увидели на его красивом лице гнусную ухмылку.
Когда Элия Кельвин подняла опущенную голову, большинство дам рыдали, и даже гофмейстерина прикоснулась к дряблым векам кончиком безупречно белого платка.
− Это была чудесная песня, дитя моё, − растроганно сказала она. − Несомненно, кое-кому не мешало бы взять с Вас пример.
− Ах, как возвышенно! − воскликнула одна из придворных дам, заламывая руки и падая в обморок от восторга.
− Я бы сказал, не возвышенно, а плаксиво, − цинично заметил Лотар.
− Какая душевная чёрствость! − заахали леди, прикрываясь веерами.
− Монсеньор не станет отрицать, что это звучало красиво? − светским тоном обратилась к нему Эвтектика Монро.
− Звучало так, словно зарезали свинку, − ответил он.
Ева-Мария хихикнула и снисходительно сказала:
− Миленькая пастораль. Господин Барнетт, кто следующий по списку?
Церемониймейстер объявил выступление короля Ардскулла. Ему немного не повезло, так как страсти ещё не утихли и зрители были чересчур взбаламучены песенкой Элии. Сам Ардскулл не играл, только пел − мелодию исполнял оркестр из его вычурной свиты. Песня называлась "Senin kadar hiç kimseyi sevmedim".43 Это был приторный восточный напев, в котором никто не понял ни слова, но по вкрадчиво-томным интонациям певца и бросаемым на Еву-Марию слащавым взглядам нетрудно было представить перевод. Королю вежливо похлопали, и он, очень довольный собой, послал девушке воздушный поцелуй и сел на место.
