Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

Не получилось.

Дидье он убил не сразу, но довольно быстро и чисто: меч в грудь — весьма достойное окончание жизни для предателя. Лангедокский воин пошатнулся в седле, захрипел, на его губах появились кровавые пузыри. Мейнард выдернул Огонь Щита, одним движением стряхнул кровь и порадовался местерству флаамского кузнеца. Меч получился отличный. Этим мечом и следовало покарать мерзавцев, которые предали своего сюзерена. Мейнард развернул коня, чтобы помочь своим людям. Несмотря на то, что предатели числом их превосходили, обучены оказались гораздо хуже, а потому уже было ясно, на чьей стороне перевес. Лучника, к счастью, убили сразу, и стрелы больше не свистели, не отвлекали добрых людей от ратных подвигов. Мейнард усмехнулся, разрешая водоворту силы затянуть его, а крыльям — распахнуться.

Все было кончено минут через десять. Кто-то пытался скрыться в лесу, но его догнали и успокоили. Мейнард потерял двоих людей, остальные были ранены, но ни одного тяжелого ранения не случилось. Сам Мейнард обзавелся новым шрамом на предплечье, разрезом на ноге и плохим настроением. Когда звон клинков умолк и стало ясно, что битва выиграна, а вокруг мечутся испуганные лошади и негромко переговариваются победители, франк понял: что-то не так. Тишина звенела в ушах, и это был до ужаса знакомый звон.

Дорогу вдруг затопила кровавая волна, и мир пошатнулся. Мейнард ухватился за шею коня, стараясь не упасть.

Флавьен увидел это, подъехал, спросил в беспокойстве:

— Что с тобой? Я думал, его нож не задел тебя. Ты серьезно ранен?

— Нет, — прохрипел Мейнард. Как объяснить другу? Он ведь не понял и тогда, шесть лет назад… Солнечные лучи, такие ласковые до сих пор, стали бритвенно-острыми и, казалось, сейчас раскроят череп надвое, как хороший клинок.

Мейнард вдруг сообразил, о чем сказал ему Флавьен. Нож, брошенный в грудь, не пробил ее. Что это было, защита дара? Или…

Испачканными кровью пальцами Мейнард коснулся разреза на рубахе, а затем извлек из-под ворота подвеску на золотой цепи. Солнечный медальон Альвдис. Он был с ней так долго, что напитался ее светлой силой, вобрал в себя — много больше, чем Мейнард предполагал. На мягком золоте появилась новая зарубка, словно еще один лучик. Задыхаясь, закрыв глаза, Мейнард сжимал подвеску в кулаке, и тошнота отступала, кровь схлынула. Она осталась на дороге, текла длинными пыльными струйками, заливала уроненный Флавьеном штандарт, но ее было гораздо меньше, чем Мейнарду показалось вначале. И люди, которых он убил, уж точно не были невинны. Они предали короля и пытались убить тех, кто ему верен. Все правильно. Это он сделал правильно, и это похоже на то искупление, о котором Мейнард думал.

«Я полагал, будто должен сделать что-то после того, как ошибся, — произнес он про себя, когда солнечный свет вновь сделался ласковым. — И я забыл, что до тех пор, как совершил ту ошибку, сделал что-то хорошее. Я защищал короля, был честен, бился за свою землю, любил ее. Я был добр, насколько мог, и справедлив, насколько сумел. Мне хотелось бы не ошибаться никогда, но я лишь человек, и хотя то страшное останется со мной до конца дней моих, Бог говорил мне, что я могу заслужить прощение. Я просто не слышал его слов, и боги Альвдис мне помогли. Не помню, есть ли у них весы, как у архангела Михаила… но если мои добрые деяния и грехи однажды взвесят, может, добрых все-таки окажется больше?..»

В Аттиньи, где располагалась нынче ставка короля Карла, Мейнард въезжал грязный с головы до ног и очень, очень злой. Окровавленный королевский штандарт он сунул под мышку. Стража Карла пыталась его остановить, однако Мейнард бросил перед ними флаг, превратившийся в грязную тряпку, и громко рявкнул, что он доставит послание, будь он проклят.

— Мне-то что до того, ляжет на тебя проклятье или нет? — спросил суровый капитан стражи, однако узнал Флавьена и велел посланцев пропустить.

Мейнард вошел в шатер, где народу было битком — военачальники, комндиры и боги знают кто еще. Король сыскался в центре этой пестрой толпы и взглянул на Мейнарда без страха, с плохо сдерживаемым любопытством.

Несколько дней назад Карлу исполнилось восемнадцать; это был высокий, красивый, хорошо сложенный молодой человек, чьи темные волосы падали на плечи неприхотливыми кудрями. Однако, он с детства носил прозвище Лысый — не потому, что была у него склонность к облысению, а потому, что земель у него всегда было мало. Когда он родился, территории франков были давно и прочно поделены между тремя сыновьями от первого брака Людовика Благочестивого, а Карлу оставались крохи. Однако, при помощи верных советников, а иногда — братьев, преследовавших свои интересы, Карл к своим восемнадцати годам уже кое-что обрел и сейчас владел Нейстрией, Аквитанией, Септиманией, Испанской маркой и Бургундией до швейцарских Альп. Однако эти владения еще предстояло защитить: Лотарь в своей жадности не собирался останавливаться и всегда считал, что у сводного брата нет особых прав. Сейчас он захватил почти все владения Карла, заставив того отступить. Молодой король нынче был в своем праве только в южных землях до Луары и в некоторых областях между нею и Сеной.

Мейнард видел Карла в последний раз больше шести лет назад, после того, как братья победили Лотаря и начался новый виток их взаимных интриг, грызни и клятв в дружбе. Тогда Карл был болезненным мальчишкой, но годы и хорошее воспитание сделали свое. Мейнард поклонился безмолвно взиравшему на него монарху, достал из-за пазухи послание, которое, к счастью, не пострадало, и протянул его адресату. Все ладони были в запекшейся крови, и Мейнард пожалел, что не остановился даже обмыть руки, а сразу велел двигаться дальше.

Карл послание взял, однако разворачивать и читать не спешил, все смотрел на гонца.

— Я тебя помню, — произнес он вдруг приятным негромким голосом. — Ты приезжал к моему отцу с важными письмами от брата моего, Людовика. Но затем я ни разу не видал тебя, а теперь вот снова.

— Я долго отсутствовал, ваше величество, и сейчас здесь ненадолго.

— Что ж, приятно видеть, как моему возлюбленному брату служат верные люди…

— Может, стоит развернуть послание, мой король? — спросил кто-то из свиты; Карл от него отмахнулся, живо напомнив Мейнарду Людовика.

— Ты весь в крови. Ты тяжело ранен?

— Ничего серьезного, ваше величество. На дороге мы встретились с предателями. Полагаю, их подослал некий человек, не желающий, чтобы вы с моим сюзереном договорились.

— Ах вот что! — сообразил Карл. — Занятно. — И все-таки развернул свиток.

Он прочел написанное, потом, задумавшись, ещё раз, передал бумагу седоусому мужчине рядом и спросил Мейнарда:

— Знаешь ли ты, что там написано?

— Нет, ваше величество, но ответ должен привезти как можно быстрее.

— Ну, так я его тебе дам и надеюсь, что ты не встретишься с предателями снова, довезешь его в сохранности. Передай моему возлюбленному брату, что я согласен принять его послов завтра, и думаю, наш с ним вопрос будет решен довольно быстро и к общему удовольствию и славе. Что-то еще тебе нужно? Бальзам для ран или свежие кони?

— От лошадей я и мой отряд не откажемся.

— Распорядись, Жак, — велел Карл стоявшему у выхода воину, и тот, кивнув, вышел. — Спасибо тебе, посланник… не помню твоего имени.

— Мейнард.

— Благодарю, Мейнард. Ты верно служишь. — Карл, явно не знавший о том, что его собеседник является не простым посланником, а магом, снял с пальца драгоценный перстень и протянул гонцу; Мейнард принял.

От таких подарков не отказываются, а в Йевере он выменяет кольцо на что-нибудь хорошее для Альвдис. Купит ей столько восточных шелков, сколько она пожелает.

Военный совет должен был продолжаться, и Мейнард ушел из шатра; неподалеку Флавьен объяснялся с давешним воином, заведовавшим лошадьми, — договаривался, как будут возвращать местных коней и забирать своих. Мейнард дошел до колодца, выкопанного солдатами, попросил какого-то пехотинца вытащить ему ведро воды, умылся и вымыл руки. Пехотинец с уважением посматривал на кольцо, которое Мейнард надел на мизинец, однако лишних вопросов не задавал.