Черный принц - Демина Карина (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Грохотало драконье сердце.
И мощные крылья ломали воздух, с каждым взмахом поднимая зверя все выше. До самого купола, до тверди небесной, в которую верили люди. Еще немного, и удастся выглянуть на изнанку, ту самую, за которой прячутся звезды.
Очередная безумная мысль, но…
…аппарат, способный выйти за пределы атмосферы в черную пустоту вакуума. И взглянуть на мир оттуда… что он увидел бы?
…а другой, которому удалось бы добраться до изгрызенной чернотою луны?
Она кажется обманчиво близкой и…
Брокк подумает об этом позже. Если останется жив.
Вернулись они ближе к полуночи, и Гранит описал круг над поселком. Кубики-дома, длинные полосы ангаров, открывавшихся к пропасти. Пара огней — газовые фонари на привязи железных труб. И растоптанная широкая дорога.
— Уже дома, да? — Кэри не сумела сдержать зевок.
Устала.
Высота вытягивает силы, исподволь, даря взамен опьянение и желание никогда не возвращаться на землю. Брокку ли не знать.
Ремни он расстегивает и помогает спуститься. Улыбку сдерживает. Она же охает и пытается присесть, но ноги затекли.
— Ох, мамочки… — Кэри все-таки удалось со стоном присесть. — Завтра мне будет плохо, да?
И сама же ответила на свой вопрос:
— Будет…
— Давай я тебя провожу домой…
— А он куда?
Кэри погладила горячий бок дракона, который, не способный чувствовать, все же ощутил это прикосновение, повернулся и долго, пристально разглядывал Кэри.
— В ангар.
— Там другие, да?
— Да…
— А можно мне… пожалуйста, Брокк!
Третий ангар сиял новой крышей. Из ворот пахнуло теплом, которое показалось обжигающим, пусть на самом деле температура здесь едва достигала пяти градусов.
Гранит шел тяжело, со сложенными крыльями, опирающийся на короткие лапы, он гляделся неуклюжим. И сам же, осознавая эту неуклюжесть, вздыхал. Его место было свободно, и Гранит ворочался, переваливался с боку на бок, ворчал, пытаясь устроиться в каменном ложе.
— Остальные спят, да?
— Идем. — Брокк стянул перчатки и сунул за пояс. — Обсидиан. Или десятый номер.
— Не надо по номерам. Это… неправильно.
Неправильно, но Брокк никому до сих пор не в состоянии был объяснить, зачем давал драконам имена. Блажь. Ему позволительно блажить.
Обсидиан, угольно-черной масти зверь, спал, свернувшись клубком, растопырив массивные лапы, и острый кончик хвоста лежал поверх морды.
— Льдинка…
…белая с отливом в синеву, изящная и быстрая, с колючим капризным норовом и необъяснимой любовью к блестящему. Даже во сне она сжимала посеребренный шар.
— Малахит.
…темно-зеленый, тяжеловесный с виду. Тихоход и меланхолик.
— Октава… Нефрит… Ромашка… ей безумно нравятся ромашки. Я сошел с ума?
— Нет. Женщина и цветы — это естественно.
— Бирюза… и Изумруд. Его я собрал почти заново. Взрывом повредило сильно. Уговаривали… списать.
Остановить сердце, в конечном итоге собрать нового дешевле, чем нынешнего сохранить. К чему тратить время и силы впустую?
Изумруд дремал с полуприкрытыми глазами, в отличие от прочих, темными, выпуклыми. И Брокку казалось, что зверь следит за ним.
— Но ты не согласился. — Кэри стояла рядом и за руку держала, точно боялась потеряться в этом пустом длинном ангаре. — Хорошо, что ты не согласился. Он… очень красивый. Они все красивы…
Каждый по-своему.
— В них больше нет нужды. — Брокк переступил нарисованную черту и присел рядом с Изумрудом. Прорехи на чешуе давным-давно затянулись, но он все еще видел их, и черные подпалины, и дыры в ткани крыльев. — Два или три еще пригодятся, но все… слишком дорого их содержать.
— Их убьют?
— Усыпят. — Брокк слушал медленные удары драконьего сердца. — Законсервируют… со временем. В ближайшем будущем они… могут оказаться полезны.
И в Королевских конюшнях найдется место для зверей воздуха, пусть бы и на месяц, а там… консервация — еще не смерть. Сон. Долгий, глубокий, и… однажды он закончится.
— Нечестно убивать драконов лишь потому, что они больше не нужны.
Его девочка нахмурилась.
Не следовало вести ее сюда. Или уж молчал бы, но Брокк всегда туго соображал, когда дело касалось того, о чем стоило бы промолчать. Перед Гранитом Кэри остановилась и сказала:
— Спасибо большое!
Дракон открыл глаза и, показалось, усмехнулся.
А снаружи лютовал ветер. Он вился поземкой, вставал на дыбы, швыряя в лицо горсти колючего снега, вновь опадал, кружил, поднимая белые вихри, заметая пути, закрывая весь мир.
— Бежим. — Брокк схватил жену за руку и потянул за собой. — Вот-вот буря начнется…
Она побежала, но медленно, неуклюже переваливаясь в слишком тяжелой, непривычной одежде. И Брокк подхватил ее на руки.
— Держись.
До дома — две сотни шагов. По рыхлым сугробам, под которыми скрылась тропа. И Брокк проваливался, едва ли не падал, но удерживался.
Шел.
Пробивался сквозь крепчающий ветер. А небо уже чертили молнии. Пахло грозой. Снежной, ярой, из тех, которые случаются внезапно. И Кэри, кажется, что-то кричала.
Просила отпустить?
Никогда.
Он помнит дорогу. Он чует тепло и запах сосновой смолы…
…дома отстраивали, перебрасывая порталом свежеошкуренные бревна и светлую сосновую доску, которая становилась и вправду золотой. Звенели топоры, визжали пилы. И дома вырастали как-то быстро…
…из снежного тумана, который лопнул, открывая путь.
Две ступеньки.
Дверь, запертая на засов. И горячая темнота прихожей.
— Отпусти же! — Кэри колотила кулачками по плечу. — Ненормальный!
— Ненормальный, — согласился Брокк, разжимая руки, — совершенно ненормальный.
За дверью гремела буря.
А Кэри молчала.
В темноте и рядом.
Здесь слишком мало места, чтобы не быть рядом. От нее пахнет снегом и небом. Морем. Солью. Влажным мехом парки. Драконьей раскаленной чешуей. Солнцем, что исчезло в черных глубинах моря, быть может, и вправду утонуло?
Или вышло на изнанку мира, в которую верили древние?
— Я бы и сама могла…
— Не могла…
Ее дыхание тревожит тишину. И пауза становится неловкой.
— Сейчас я лампу достану.
Она стоит на полочке, за спиной Кэри, и Брокк, не устояв, касается щеки… холодная какая.
Огонек вспыхивает сразу.
— Замерзла?
— Немного.
Брокк отражается в желтых ее глазах.
— Значит, отправляешься в ванну, а я пока ужином займусь… разогрею хотя бы…
Кивок.
И выжидающий настороженный взгляд.
Поцелуй-прикосновение к ледяным губам. Вспыхнувшие румянцем щеки. Ресницы пепельные, нарисованные брови на бледном, слишком уж бледном лице.
— У тебя нос холодный… ледяной просто.
— У тебя тоже, — шепотом отвечает она. Смотрит.
Общая тайна за запертой дверью, и буря улеглась, подслушивает…
— Давай помогу? — Брокк не дожидается разрешения, расстегивает пуговицы, которые, пусть и крупные, вдруг становятся неудобны. Парка толстая, снежинки истаяли. Влажный мех, и шерсть шарфа набрякла. Узел затянулся под горлом, и, пытаясь развязать его вдвоем, они лишь мешают друг другу.
Тонкие мягкие пальцы.
И острые ноготки царапают шерсть.
— Я сама… я взрослая уже…
— Неужели? Я и не заметил…
— Не заметил, — со вздохом соглашается она.
— Заметил, — шепот, который слышен лишь ей, пусть в доме больше никого и нет, но Брокк все равно шепчет, ведь тогда он наклоняется ниже, ближе, к розовой раковине уха. — Заметил и испугался.
— Чего?
— Того, что ты от меня сбежишь…
— Ты же сказал, что догонишь.
— Конечно, догоню, но тогда я думал, что смогу тебя отпустить.
И узел все-таки поддается, влажный шарф соскальзывает на пол, но ловить его некому…
— Не сможешь? — Она спрашивает это с надеждой, янтарная яркая девочка.
— Не смогу.
— Мне придется с этим смириться?
— Конечно. — Пуговица за пуговицей, их всего-то шесть, слишком мало, чтобы потянуть время. И самого времени не осталось.
