Черный принц - Демина Карина (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
И она дышит, уткнувшись носом в его грудь. Шапочка с меховой оторочкой сбилась на затылок, шубка расстегнута… надо купить другую, чтобы не с чужого плеча.
— Никудышный из меня похититель, — Брокк возится с пуговицами, — непродуманный.
— Замечательный, — не соглашается Кэри. — А где…
— До города часа два…
Сани ждут, запряженные крепкой лошадкой местной породы. Длинногривая, длиннохвостая, она сразу принимает в галоп и легко летит по укатанному тракту. Скрипят полозья, и холодный ветер спешит пробраться под меховую куртку.
— Смотри! — Кэри дергает за руку. — Птицы какие!
— Снегири.
Облепили придорожную рябину, красные ягоды и красногрудые птицы. Стая с криком поднимается ввысь, летит перед санями, чтобы рассыпаться.
Остаться позади.
И старый колодец, от которого поднимается тонкая шея журавля… и вовсе древняя башня на три стены, а четвертая, обвалившаяся, дотянулась до самой дороги языком крошеного кирпича. Из стены башни проросли ивовые побеги.
Брокк говорил.
Про дорогу, которая появилась в последние годы войны, когда стало очевидно, что земли эти при любом исходе к альвам не вернутся. Про башню, где прятались повстанцы. Про беженцев, наводнивших город, банды, которые называли себя борцами за независимость, но на самом деле были обычными мародерами.
Про снегирей и белых полярных сов.
Про рассветы, которые, несмотря на зиму, наступали рано, и местные трехдневные бури… про раннюю весну, оттепели и лавины, что спускались с горных склонов. Про Перевал и возрожденный Гримхольд… про его хозяина и Эйо…
Он рассказывал и про цветущий вереск. Пчел, бортников, древний праздник осени, прозванный днем кленового листа… про короны из золоченых дубовых листьев… хороводы, костры, что согревали землю… танцы на углях и выборы короля… слепую вещунью, которая на самом деле была зрячей, но избиралась волей случая — черной фасолиной в пироге.
…про то, что некогда, быть может, годы тому, а может, и столетия, девушку и вправду ослепляли, оставляя залогом удачи. И держали в клетке дома дивной птицей. Она носила белые одежды, и люди верили, что ей открывалась истина… не было по эту сторону гор села, в котором обидели бы вещунью. И жили слепые старухи в немалом почете, а когда умирали, то в ночь костров кому-то да выпадала в пироге черная фасолина.
…ныне вещунью поили травяным отваром, лишая зрения и разума на ночь. Почти милосердие, но вскоре и этот обычай уйдет вслед за альвами.
Он, уже охрипнув, говорил про бочки с медом и пивом, про пивоваров, которые надевали праздничные, расшитые узорами хмеля одежды и высокие колпаки. Они заплетали бороды, хвастаясь длиной их и красотой не менее, чем сваренным пивом. И лили его на костер, клянясь, что огонь узнает лучшее.
Не было в эту ночь человека, который решился бы на обман.
Увидит дубовый король…
…поймает Королева Грез и Туманов, пусть имя ее запретно, пусть сама она покинула мир, но люди верят — слышит.
Что есть вера?
Брокк не знал. Он осип и, устав говорить, замолчал, просто держал Кэри за руку.
Лагсат начался с обозов, с широких подвод, волокуш, в которые запрягали медлительных волов, с легких повозок и саней, что вязли в дорожной суматохе. И разбитая ногами, копытами, колесами дорога расширялась. Полозья скребли по камню, и Брокк махнул вознице, чтобы останавливался: пешком проще.
Ветвились тропы, вились между стенами невысоких домов. Их крыши срастались друг с другом, а на них поднимались яркие будки голубятен. Дымили печи, и угольная пыль красила снег черным.
— Пироги… пироги, булки… — торговали из окон, которые здесь делали низкими, с широкими выступами-подоконниками и распашными ставнями. — Квас…
Голос раскрасневшейся женщины с волосами, подвязанными платком, перебивался тонким криком.
— Орехи! Каленые орехи!
— Медовуха горячая!
Наливали в глиняные кубки и вправду горячую, обжигающую. И Кэри опасливо принюхивалась, пытаясь разобраться в травах. Мята. Душица. Пожалуй, немного черноягодника и рябины малость, для кислоты. И конечно, местный вересковый мед, терпкий, ароматный.
Рынок, оживавший на рассвете, бурлил.
Местные и чужаки, купцы в черных костюмах, в собачьих лохматых шубах, неспешные, но все одно суетливые. Приказчики. Помощники. И красный дом нотариуса, перед которым выстроилась очередь. Сам нотариус, невысокого роста, полноватый и в очках, похожий на сову… искатели редкостей, собиратели чудес… мышиный цирк, у которого Кэри задержалась надолго.
…гадалка, потянувшаяся было к Брокку, но, разглядев лицо, отпрянувшая.
Полиция.
Военные.
Сутолока открытых торгов и громкий надсаженный голос распорядителя аукциона…
— Пойдем отсюда, пожалуйста. — Кэри сжала пальцы. — Я… они продают чью-то жизнь.
И она высится грудой старой мебели, статуями и зеркалами, напольными вазами, на которых закреплены бумажки с номерами лотов, древними часами…
— Пойдем.
Альвийские лавки уже открылись. Высокие, узкие дома-скворечники и хозяева-скворцы, все как один в черном. Смотрят глазами-бусинами, не спеша расхваливать товар, но глядят на покупателей свысока, с легким презрением.
В этих лавках не звенят на двери колокольчики.
Внутри сумрачно, влажно и пахнет свежескошенной травой. В широких шкафах, за покровом стекла, скрываются редкие и дорогие вещи. К примеру, альвийские куклы, хрупкие и белолицые, все как одна в роскошных нарядах. На рисованных их личиках застыла та же гримаска снисходительности…
— Я их боюсь, — призналась Кэри.
Она не выпускала его руку, и Брокк обнял ее за плечи.
Продавец же, не произнеся ни слова, выставил на прилавок шкатулку из темно-красного дерева. Альвийский бук? И гребни из него же, украшенные резьбой.
— Нравятся?
Кэри прикасается к дереву с опаской, и продавец одобрительно кивает. Он запросит за шкатулку безумные деньги, зная, что если глянулась, то и деньги найдутся.
Находятся.
И Кэри не без разочарования выпускает шкатулку, позволяя ее обернуть мягкой тканью.
— Быть может, — в полумраке глаза полукровки слабо светятся, и узкий зрачок расплывается, тесня характерную зелень. Он не альв, но почти… — Леди заинтересуют иные редкости?
Почти дружелюбен.
Почти улыбается, а Брокка не замечает, и это — часть игры, которую приходится терпеть.
— Вот шелк… — Ткань растекается по прилавку, невероятно тонкая, но и невероятно прочная.
Белая.
С рисунком белых же перьев… белое по белому, вышивка мерцает, точно меняется, и Кэри не способна оторвать взгляд… альвийский шелк невесом. И стоит куда больше шкатулки.
— Вот маска, созданная для последнего бала…
Узкоклювая, закрывающая верхнюю половину лица.
Белая.
С эгреткой в ледяной пыли алмазов.
Бесполезно спрашивать, откуда продавец знает, что им нужно, но он усмехается, укладывая маску в футляр. И достает ожерелье из посеребренных перьев белой цапли… браслеты… прилавок заполняется вещами, а продавец теряет прежнее равнодушие. Он рассказывает историю каждой, и не слушать его невозможно.
…осколки ушедшего мира.
— Вот оплавленные камни Аль-Ахэйо, — низкий с хрипотцой голос завораживает. И опаленный пламенем мрамор ложится между серебряной статуэткой лани и каменным тигром. — Вы ведь слышали, леди, о городе, которого не стало?
Тихо в лавке.
Сонная муха кружит над газовым фонарем, тычется в стекло.
Куклы смотрят на Брокка мертвыми рисованными глазами.
— Аль-Ахэйо, белая жемчужина альвов. Город вечного лета…
Муха упрямо долбится, пытаясь пробить слишком толстое для нее стекло, не понимая, что за ним — огонь и смерть.
— Он исчез в одночасье, утонул в пламени. Его прекрасные дома, сады, великая библиотека…
— А люди?
— И люди. Вспыхнули и сгорели словно спички. Но кто думает о людях, милая леди? — Продавец выбрал оплавленный кусок мрамора. — Возьмите на память о том, что когда-то в этом мире существовало чудо…
