Наследники Фауста (СИ) - Клещенко Елена Владимировна (книги .TXT) 📗
Ауэрхан влез на стол, моргая от свечного пламени. Серебряный блеск колечка привлек его жадное внимание, и в другой час меня бы это позабавило. Я снова надел кольцо, теперь жемчужиной к себе.
Тишина была мне ответом. А что если он не явится? В глупейшем положении окажусь я, не умеющий его вызвать иным способом, не захвативший с собой ни единой подходящей книги… Но тут же за дверью раздались шаги. Шаткая лесенка застонала под неровной поступью хромого.
Поверят мне или нет, я обрадовался больше, чем испугался, — как мальчик, дождавшийся капризной возлюбленной. Ауэрхан, коротко визгнув, скакнул ко мне на грудь и принялся отдирать пуговицы, чтобы забраться за пазуху. Такая вера в мое могущество мне польстила.
Тот был столь вежлив, что постучался.
— Входи, и опять входи, и в третий раз: входи, — сказал я, как некогда доминус. Метнулось свечное пламя, и в двери я снова увидел его, кого учитель звал куманьком, Мария — Дядюшкой, а некий мальчишка-фамулюс — святым отцом, — одним словом, нашего нечистого. Он взмахнул беретом, изображая почтительнейшее приветствие.
— Рад видеть тебя в добром здравии, — проговорил он, насмешливо косясь на длинный хвост, что свисал из-за полы моей куртки. — И твоего дружка.
— Также и я тебя, — ответил я столь же искренне. — Садись, беседа наша едва ли будет короткой.
Он сел и воззрился на меня, подперев кулаком подбородок и ухмыляясь не менее паскудно, чем встарь.
— «Наша беседа»… — А ты, Вагнер, еще обнаглел сравнительно с прежними временами. Помню тебя и дерзким щенком, и бездарным неучем, вечно лезущим не в свое дело. Однако у тебя достало ума не ввязываться в мой расчет с кумом, — но потом ты, верно, спятил со страху… или от страсти? Сознаешь ли, куда лезешь теперь? Тебе ли считаться со мной, неудачник? Или ты вообразил, что брачное ложе сделает то, чего не смогли сделать годы учения?
Сейчас бы кстати пришлась похвала, которой обычно дарят друг друга старые приятели: «А ты нисколько не изменился». Тот же каркающий голос, то же удивительное умение вмещать в три фразы десять оскорблений — я словно помолодел на четверть века, слушая его.
— Мои способности и свойства мы можем обсудить позже. А пока, если не возражаешь, рассмотрим юридический казус. Двое взяли по мере золота и отдали ювелиру. Тот сделал чашу. Прошло время, и к наследнику, получившему эту чашу, пришел заимодавец одного из тех двоих. Может ли он забрать всю чашу, если наследник не пожелает ее отдать?
— Почему бы и нет, если наследник обязан платить?
— Наследник обязан заплатить долг, и не более того. Припомни римское право: «Один получает вещь, другой же — стоимость ее».
Нечистый презрительно фыркнул.
— А что ты скажешь, если долг многократно превышает стоимость чаши? Даже того прелестного творения, о котором мы говорим?
— Первое: пусть заимодавец докажет свои права. Зная его, я никому не посоветую положиться на его честное слово. ведь может быть и так, что никто не должен ему и одного гульдена, — ядовито заметил я. Ауэрхан завозился у меня за пазухой, вместо хвоста показалась голова. Извольте тут разговаривать о жизни и смерти! Зря я не отдал его слуге. — Второе: вся стоимость чаши, половина ее или меньше половины — наследники должника вольны выбирать сами, как им платить. Закон не принудит их отдать чашу, если они уплатят иначе, — и как бы чаша ни приглянулась заимодавцу, ему придется уступить.
— За доказательствами дела не станет, если тебе их все еще мало; дай срок, будешь доволен, — посулил Дядюшка. — А что до хвастливого обещания уплатить иначе — как ты намереваешься платить, школяр?! Бросим метафоры — во что ты оцениваешь сокровище, подобное дочери Фауста? Ты хочешь заменить ее душу своей, ага. А нужна ли мне твоя, с позволения сказать, душа, — ты об этом подумал?!
— Уж ты не стал ли из монаха купцом за те годы, что мы не видались? — любезно спросил я. Он слышал мои мысли, но я был готов к этому. Если все рассчитано верно, мне незачем его обманывать или что-то скрывать, если же я ошибся, мне не поможет ничто. — Купец бы из тебя вышел куда лучший, чем монах или дворянин, при твоей-то скаредности, проницательности и скверных манерах. Я отвечу тебе. Я оцениваю то сокровище примерно в две таких души, как моя. Тебе причитается половина или меньше того — ну и получи ее.
— Однако ты наглец… — зловеще протянул Дядюшка. — Думаешь, я глупее тебя?
— От всего сердца надеюсь, что нет, — отвечал я со всей моей вежливостью. — С глупым вельможей и с глупым бесом я ни за что не хотел бы иметь дела, ибо нет ничего опаснее в мире, чем глупость, наделенная силой и властью.
— Есть нечто поопаснее, и это храбрость небитого. Для храбреца, я разумею. Почему ты дерзишь мне? Захотел узнать в точности, как погиб твой учитель?
— Я думал, тот казус научил тебя сдержанности, — произнес я как мог спокойнее. — Если хочешь остаться ни с чем, можешь прямо сейчас испробовать на мне свои когти. Но если ты и вправду слишком умен для этого, я могу предложить тебе нечто другое. Поговорим как деловые люди, без показных обид. Душа Марии не принадлежит тебе и никогда не принадлежала. У тебя была возможность заполучить ее, и этой возможности ты лишился по моей вине. Кажется, торговцы называют это «упущенной выгодой». Так вот, я готов по доброй воле заплатить неустойку, штраф — называй как знаешь, но по всем законам свободной торговли я не обязан платить сумму, равную твоей гадательной выгоде. Согласись, что даже не будь меня, твои усилия могли пойти прахом. Тебе чрезвычайно повезло, что я решил избавить жену от твоих домогательств — теперь ты получишь хоть мало, зато наверняка.
— Решил избавить и для этого оставил ее одну, в ожидании ребенка? — ехидно вопросил нечистый, склонив голову набок. — Все-ж-таки ты кое-чему научился у куманька — тот тоже удрал ко мне от беременной подружки! Не такой ты простак, каким кажешься!
— Тем лучше для тебя. Решайся, называй цену, а я скажу, приемлема ли она.
— Гляжу, ты и вправду надеешься, что я стану с тобой торговаться? — прошипел он. — Даже отказав себе в удовольствии размазать твои кишки по этой стене, до торговли с червем я не унижусь! Скорей я вернусь к милой Марии. Колечко у тебя, но договор у меня, и я лучше проиграю ту игру — а вернее всего, выиграю. Она одна, ее блестящий ум перестает быть таковым, от тоски и от крови одного дурака, которую она носит в себе…
— Гляжу, ты и вправду надеешься, что я тебе это позволю, — простодушно сказал я и, сняв кольцо, принялся катать его по ладони. — Ты так уверен в своих силах… Занятный предмет, весьма занятный. Ты дал его тому, кто подписал с тобой договор, а затем той, кто не училась магии. С его помощью они могли позвать тебя, и только, а это, по правде сказать, было осуществлением твоей власти над ними. А теперь тебе не повезло. Я не писал никаких обязательств; доминус Иоганн запрещал мне заниматься магией, но я, как ты любезно заметил, всегда лезу не в свои дела… Колечко недурно, смею сказать; высокая цена, искусная работа… Это ведь серебро? Оно растворяется в царской водке? Или, может быть, лучше будет сперва удалить этот кусочек минерала? Крепким уксусом, или как-то иначе? Нет, жаль портить чужую работу, жаль ее портить. Надень колечко на прутик омелы, свяжи концы вороным волосом…
— Сукин ты сын! — он-таки не выдержал. — Да ты знаешь, что станет с тобой?! Как ни изворачивайся, оно же останется твоим!
— Веселого мало, но ради приятной компании пойду и на это, — ответил я. — Пусть я буду видеть тебя чаще, чем это полезно для пищеварения, но и твои мечты не сбудутся.
Нечистый молчал, наморщив лоб и не глядя на меня. Он слышал мои мысли, но едва ли мог заглянуть глубоко в мой разум и узнать, многое ли мне ведомо сверх того, о чем я сейчас сказал и о чем думал в тот миг: мог видеть страницу, на которой раскрыта книга, но не умел ее листать. По правде, я выложил перед ним три из четырех своих козырей — в магии предметов мне не удалось далеко продвинуться, эти книги полны символов и аллегорий, надежно упрятавших суть вопроса, дабы профан, даже прочтя все слова до единого, не мог понять, о чем говорится. Не мог он знать и того, что именно я сделаю в конце концов: он видел мою любовь к Марии и мою ненависть к нему, желание остаться в живых и желание отомстить воплощению зла, но не мог бы сказать, какая из этих страстей возобладает. Бесам, к нашему счастью, не дано провидеть человеческие поступки. Воистину, я не собирался умирать ни мучительной смертью, ни легкой; я хотел вернуться к жене и в положенное время взять на руки своего ребенка. Но я уповал на то, что и ему не захочется сторожить мои мертвые кости на протяжении ста шестидесяти девяти лет. Я постарался не думать больше о магии, дабы ненароком не обнаружить своего невежества, а стал вспоминать, как вот эта тварь говорила с доминусом Иоганном в последние годы: обнаглевший слуга перед беспомощным хозяином.
