Люди сумрака (СИ) - Герцен Кармаль (читать книги полные txt) 📗
— Хорошо, вот деньги. Этого хватит?
Незнакомка медленно пересчитала купюры. Ухмыльнулась, что я трактовала как «да».
— Входи. Игра начнется, как только ты переступишь порог.
Потеряв ко мне интерес, она опустилась в кресло. Раскурила сигару — медленно, вдумчиво.
Я открыла дверь. За ней клубился туман. Усмехнувшись, сделала шаг, позволяя туману укутать мои плечи. В тот же миг дверь захлопнулась за моей спиной, завеса рассеялась, открывая…
Мой дом.
Дом моего детства, дом, стены которого хранили столько страшных воспоминаний. Дом, где я никогда не чувствовала себя по-настоящему счастливой — с тех пор, как проявился мой дар.
Пребывая в каком-то странном оцепенении, я бродила по комнатам. Из кухни в гостиную, наверх — в свою спальню. И это и есть она — та самая знаменитая Игра? Теперь очевидно, что она подстраивалась под меня, но чего добивались ее создатели, забираясь в мой мозг, в мою память? Ожидали слез? Ностальгии? Страха? Не выйдет. Все это в прошлом. Я запечатала его — как Выжигатели запечатали мой дар.
Я блуждала по дому, и не могла понять, что мне дальше делать. Потрогала дверь — заперто. Прислушалась — тишина. Здесь была только я одна — и призраки прошлого, невидимые, но терпеливо ждущие чего-то.
Я раздраженно вздохнула, огляделась по сторонам. Что-то цепляло взгляд, но что? Обои… что-то неправильное было в обоях в гостиной. Я помню, как мама выбирала их. Хотела что-то изящное, но не вычурное. В итоге остановилась на белых с золотистым набивным рисунком. Я и сейчас смотрела на них, только над камином — который, к слову, мы практически никогда не растапливали, боясь пожара, — как лишний пазл был приляпан кусок других обоих: цвета шампанского, с мелким рисунком из листьев. Недоумевая, я подошла ближе. Край обоев торчал, словно их клеили наспех. Я взялась за край и резко потянула на себя. Ахнула, от неожиданности отпрянув назад.
МОНСТР.
Выведенное крупными буквами, красным фломастером, одно слово над камином всколыхнуло давно позабытый страх. Страх ребенка перед тем, кто прячется в подвале.
Подвал, ну конечно же!
Я бросилась назад, в прихожую, отодвинула ковер, под которым скрывался люк. Вот и складная лестница. Осторожно спускаясь по ней, я чувствовала, что напряжена до предела. Оказаться в этом месте… после стольких лет…
Здесь все было по-прежнему. Кровать, из которой на пятнадцатом году жизни я начала вырастать. Шкаф с шахматами, в которые мы играли с Лили-Беллой, бра на стене, тумбочка, сбоку, у лестницы — подъемник. Словно и не было всех этих лет, не было замужества с Алом, рождения Лори, работы в полиции, Франчески, Феликса… ничего. Находясь здесь, в своей личной тюрьме, я ощущала себя испуганной пятнадцатилетней девочкой, которая поняла, что отец не собирается ее выпускать.
Вот только… Дарлин. Я не сразу заметила ее, полускрытую тумбой. Но тогда, в подвале, куклы со мной быть никак не могло — испугавшись голоса, исходящего из маленького кукольного рта, я передарила ее подруге. Помедлив, я взяла Дарлин в руки — шоколадные кудряшки, голубые глаза… И стоило мне ее коснуться, как она рассыпалась в пыль.
В моей руке остался нож — обычный, кухонный, которым раньше мама резала мясо.
И в тот же миг за моей спиной раздались шаги — нечеловечески жуткие, словно кто-то шел, подволакивая ноги, — и глухой, раскатистый рык.
Монстр!
Я стремительно развернулась и рубанула воздух зажатым в руке ножом. Лезвие легко, как в топленое масло, вошло в грудь… моего отца. Захрипев, он рухнул на пол. Мой собственный монстр умирал…
— Почему, папа? — прошептала я, сглатывая соленые слезы. — За что?
Отец — призрак моего подсознания — молчал. Но я читала в его глазах и разочарование, и ненависть, и страх.
— Трус, ты просто трус! Ты жалкий, свихнувшийся слабак. В какой момент ты стал сомневаться в том, что я — твоя дочь, а не дитя Сатаны? Ты мог бы отдать меня Выжигателям, но побоялся, что церковь превратит твою жизнь в кошмар, и вместо этого в кошмар ты превратил мою. Так ты мне мстил? За то, что мама — та, кого ты любил больше жизни, ушла от тебя — по моей вине? Ненавижу тебя за все. Ненавижу, ненавижу!
Когда слезы кончились, тело отца покинула жизнь.
У меня не было возможности высказать ему все, когда он был жив — нас разделял Сумрачный город. И теперь… мне действительно стало легче. Я поднялась, резким движением вытерла лицо и, перешагнув через тело отца, направилась к лестнице.
Оказавшись наверху, с грохотом захлопнула крышку люка. Я закрыла эту часть своего прошлого, навеки запечатала на дне своей памяти.
В гостиной у низкого столика из темного стекла стояла мама. Замерла, словно восковая фигура, и смотрела на меня долгим немигающим взглядом. Ее рука протянута ко мне, будто она просит милостыню. На столике перед ней — записка «ВЫБЕРИ» и три вещи: моя детская фотография, обручальное кольцо, которое подарил ей отец, и открытая коробочка с прозрачными гранулами. Я прекрасно знала, что это такое — за годы службы у заядлых наркоманов приходилось изымать не раз. «Хрустальный порошок» — не просто наркотик, а наркотик, пропитанный магией. Тому, кто его принимал, он дарил потрясающей красоты галлюцинации, погружая в иной, ирреальный мир.
Я вспомнила вечно бледное, осунувшееся лицо матери, ее болезненную худобу. Когда это началось? Когда начались мои «видения». А потом, когда она приезжала ко мне и просила денег? Она выглядела еще хуже. Кожа бледная до серости, умоляющий, почти одержимый взгляд. Господи боже мой. Все это время она была зависима от «хрустального порошка».
Игра… эта Игра проникла в мой разум, распотрошила его, вытащила на свет все мои страхи. Значит ли это, что где-то на периферии сознания я всегда понимала, что моя мать больна? Пыталась ли я хоть раз вмешаться, вместо того, чтобы просто давать денег? Найти врачей — тех же магов, попытаться вылечить?
Я помотала головой. Прощение — не для меня. Я просто не умею прощать.
Мне надо выбрать? Мое фото — нет, конечно же, нет. Материнская любовь завяла быстрее сорванных роз, когда мать поняла, что я не такая, как другие дети. Обручальное кольцо? Нет, если учесть, с какой легкостью она начала новую жизнь, в которой не было отца.
Я взяла коробочку с «хрустальным порошком» и вложила в протянутую мамину руку. В тот же миг восковая статуя распалась на мириады погаснувших в воздухе искр.
Вот она — еще одна причина ненависти моего отца ко мне. Ведь кто, как не я, стала причиной зависимости матери от «хрустального порошка»? Я, дитя Сатаны, разрушила его жизнь, лишила его любимой женщины и разрушила и ее жизнь тоже.
Развернувшись, я покинула гостиную. Удивленный возглас сорвался с моих губ, когда я увидела, что дом моего детства исчез. Я очутилась в доме, где жила сейчас вместе с Лори. Но еще больше я изумилась, увидев того, кто стоял на пороге. Феликс.
А он что здесь делает?
Значит, я ошиблась, решив, что Игра связана исключительно с моим прошлым. Она затрагивала и мое настоящее.
Я медленно приблизилась к нему. Распахнутое пальто, темные брюки и белая рубашка — так он был одет на нашей последней встрече в «Дейстерском льве». Когда я отпрянула от него, поняв по его взгляду, что он собирается меня поцеловать.
Испугалась? Не хотела так сильно сближаться с тем, кого поначалу едва ли не возненавидела? Привыкла быть одной настолько, что стала бояться перемен?
Да. Да. Определенно.
Все тот же взгляд пронзительно-голубых глаз — манящий как магнит. Те же тонкие, аристократичные черты лица, которые притягивают женские взгляды. Он отличался от всех, кого я знала, и я… не понимала его. Как ни старалась, я не могла не думать о нем — кажущемся таким холодным, а на самом деле… Книги для Лори, его искренний интерес ко мне, попытка меня поцеловать… что все это означало?
— Ты ведь не исчезнешь просто так, верно?
Он молчал. Но лестница, ведущая на второй этаж, в спальню Лори, вдруг исчезла. Игра прямо говорила мне — дальше я не пройду, пока не разберусь с призраками своего подсознания. Пока не поставлю точку.
