Черный принц - Демина Карина (книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Он был прав и безжалостен в этой своей правоте.

— Я показал тебе другую жизнь. И дал понять, что ты способна ее добиться. И разве это не заслуживает благодарности? Скажи, Таннис.

Сказать было нечего. А он ждал.

Решать?

Отказаться?

Согласиться? Тогда будет шанс… на что? Не стоит обманываться, в живых ее в любом случае не оставят. Вопрос времени и… надежды.

— Мне хочется жить.

— Я понимаю.

— И… я согласна.

Как-нибудь… перетерпится… свыкнется с мыслью. Свыкнуться ведь со многим можно, а он… он не уродлив… и по-своему остался прежним… разве она, Таннис, в глубине души не мечтала выйти за него замуж? Правда, замуж ее не зовут, но…

…будет шанс.

Терять ей в любом случае нечего.

— Таннис, — он наклонился, подвинув бокалы к краю стола, и за руку ее взял, — ты ведь понимаешь, что предательства я не прощу.

Понимает. И вспоминает черноту подземелья. Белые тени подземников. Мост над пропастью и осклизлые колья. Если Таннис попытается бежать, ее отдадут теням.

Живой.

— Ты… тогда ты знал, куда вы идете? — Она имеет право задать этот вопрос, и Войтех откровенен.

— Знал. Сложно было не заметить, как Малыш дергается.

— Но пошел.

— Так было нужно.

— Кому?

— Мне, Таннис.

— Тебе? А остальные? В тебя ведь верили. Тебе верили! — У нее не получилось не закричать.

— Мне жаль.

— Они умерли, а тебе жаль? И только-то?

Пальцы сжимаются, причиняя боль, но терпимую. И взгляда Таннис не отводит.

— У каждого был свой выбор, Таннис. — Он выкручивает руку, заставляя разжать кулак. Проводит по пальцам, разглядывая их пристально. И с ним смотрит Таннис.

Мозоли почти исчезли, кожа стала бела. А пальцы у нее тонкие, длинные… и ногти подпилены аккуратно. Ей жуть до чего не нравилось подпиливать ногти, но Кейрен требовал, и Таннис подчинялась.

— Рано или поздно, они бы попались. Без меня — скорее рано…

— Этим ты себя успокаиваешь.

— Не дерзи. — Он погладил мизинец, слегка искривленный и перечеркнутый белой нитью шрама. — Мне нет нужды успокаивать себя. Каждый заработал свою виселицу. И тебе следовало бы сказать спасибо за то, что в тот день ты осталась внизу.

— Сливы, да?

— Сливы и настойка жостера. Хорошее средство от запоров. Видишь, кое-чему я успел научиться… тот я, которого повесили.

— И чего ради?

— Мне настала пора умереть. А они… в любой игре чем-то… или кем-то приходится жертвовать.

— И мной ты тоже пожертвуешь?

— Если будет в том необходимость. Видишь, здесь и сейчас я предельно откровенен.

— Благодарю.

Войтех разжал пальцы и отстранился. Он сел в кресле и повернулся к экрану. Пламя рисовало на белом полотне крыльев узоры.

— Два года в темноте и… этом доме. Он похож на тюрьму. Он и есть тюрьма, для всех, и я не исключение. Наверное, ты думаешь, что я превратился в чудовище. Наверное, ты права. Но чистые руки корону не удержат.

— А она тебе так нужна?

— Не мне — людям. — Он морщится и трет глаза. — До сих пор тяжело переношу свет… он хотел, чтобы я доказал свою преданность, отправил к подземникам, а они больны, Таннис. И я заразился… не бойся, врачи полагают, что она передается с… мясом.

Нельзя спрашивать, чье это было мясо. Вот только Войтех ответит.

— Мне пришлось сожрать их вожака… в прямом смысле слова. Выйти против него с ножом. Убить. И сожрать… разделить на всех. Тедди это казалось забавным. Он говорил, что только чудовище способно одолеть чудовище.

— Как ты…

— С ним познакомился? — Он вытянул руки с белесой, полупрозрачной кожей. Когда на нее падала тень пламени, кожа краснела, истончалась, а сквозь нее проступали седоватые мышцы и тонкие, птичьи почти кости. — Леди Евгения. Ты помнишь ее?

— Помню.

— Ты никогда не задумывалась, откуда она взялась?

— Переехала… обеднела и…

— Переехала, — отозвался Войтех, ладонь переворачивая. На внутренней стороне кожа была гладкая, разрисованная тончайшими линиями. — Сбежала. Видишь ли, Таннис, леди Евгения — родная тетка моей матушки. Некогда она пошла против родительской воли, тайком обвенчалась с полукровкой… нищим полукровкой, никчемным настолько, что для него даже стаи не нашлось. Естественно, от дома ей отказали.

Таннис терла запястье, на котором проступали красные отметины.

— А супруг ее, который весьма на наследство рассчитывал, сим фактом огорчился. И злость свою на Евгении вымещал, пока Тедди не подрос настолько, чтобы от него избавиться.

Он поднял бокал, выставив между собой и экраном, словно чернотой вина защищаясь от света.

— Тедди пришлось выживать и за себя, и за матушку. А она, к слову, его не простила. Любила, видишь ли… любовь — опасная вещь, заставляет терять разум. Тедди стал королем, а она не захотела. Он мог бы купить ей любой дом в этом треклятом городе, за исключением, пожалуй, Королевского дворца, но она отказывалась уходить из своей конуры. Видишь ли, в этой квартирке она была счастлива.

Войтех хмыкнул.

— Он приставил меня приглядывать за нею… и учиться. А я сумел понравиться ей настолько, что она согласилась встретиться с ним. Замолвила за меня словечко. Так оно и вышло. Своих детей у Тедди не было. Сифилис… и это нам не интересно, верно?

Таннис кивнула.

Уйти не позволят. Но она готова попробовать. Хуже нет, чем просто сдаться.

— Я оказался в его свите. В этом доме, который, как он надеялся, я унаследую. Он так и не смирился с тем, что его вместе с матушкой вычеркнули из рода. Годы я стоял за его спиной…

— А потом сидел на его троне?

— Сижу. И просижу еще долго, — поправил Войтех, накренив бокал. И вино, добравшись до края, потекло по выпуклой стенке, скользнуло на ножку, окрасив ее багряным. — Он старел. И не становился умнее. Напротив, болезнь грызла его изнутри, его тело выглядело здоровым, а его разум гнил. Я оказал ему услугу, избавив от мучений. Вот такая история, Таннис. Видишь, дорогая, я предельно откровенен с тобой. И в ответ жду, что ты проявишь благоразумие.

Куда она денется?

…в комнату с узкими окнами-бойницами. Стены обтянуты тканью, но камень близко, и камень мокнет, а на ткани проступают влажные пятна. От гобеленов пахнет пылью. И мертвые цветы в древней, с трещиной, вазе покрылись паутиной.

— Извини, дорогая, — Войтех поцеловал руку, — убраться не успели. Да и со слугами беда. Не найти неболтливых. Поэтому придется немного потерпеть.

Кровать на постаменте. Балдахин, провисающий под собственной тяжестью. Влажный бархат и жесткое золотое шитье. Впрочем, золото давным-давно поблекло, а бархат поточила моль.

— Обустраивайся. И надеюсь, ты спустишься к ужину?

Это не просьба — приказ. И Таннис с улыбкой отвечает:

— Да… Освальд.

Одобрительный кивок и прикосновение, от которого она все-таки отшатнулась.

— Не стоит меня бояться. — Освальд против ожиданий не разозлился. — Вспомни, когда-то ты была в меня влюблена…

— В Войтеха, сына аптекаря… и единственного, как мне казалось, друга.

— Я и сейчас тебе не враг.

— Мне нужно время.

— Всем нужно время, Таннис. Так уж получилось, что именно времени нам всегда и не хватает. Но… я и вправду не стану тебя торопить. Отдыхай.

Он вышел, но дверь запирать не стал.

Проклятье. Таннис стояла посреди комнаты, обхватив себя руками, пытаясь унять дрожь и дурноту, которая подкатила к горлу.

…влажное перо.

…влажная овечья шерсть, которую привозят в мешках. И мешки приходится таскать. Они тяжелые, и после второго-третьего спина начинает ныть. Но останавливаться нельзя, сзади подгоняет мастер. Он должен следить за всеми, но смотрит лишь на Таннис. И шипит, стоит ей замедлить шаг, увольнением грозится. А другой работы она не найдет, разве что в борделе.

Надо успокоиться. И дышать, сквозь стиснутые зубы, глубоко, до ломоты в ребрах, до кругов перед глазами… не сесть — упасть в низкое разлапистое кресло, которое трещит и опасно кренится. Кресло дряхлое, как и все в этом доме.