Ведьмина диета (СИ) - Сорока Ирина (полная версия книги txt) 📗
— Скажите, а вы купца Еремея Кудрявцева, что торгует заморскими диковинками, знаете? — спрашиваю, а сама стараюсь на довольную мордашку жующей Забавы не смотреть. Даже бочком повернулась и будто бы ряды лавок рассматриваю.
— Как не знать? Его каждый в стольном граде, знает, — отвечает мне баба и сверток промасленный протягивает. — А вам зачем?
— Так знакомец он наш, хотели зайти поздороваться, да гостинцев передать, — а сама на ногу Забаве наступаю, чтобы та не сболтнула чего лишнего.
— Ну, тогда вам нужно прямо пойти, до последних рядов, — женщина махнула в нужную сторону, — а потом направо. Магазины смотрите. Сегодня Еремей пробегал, так что застать должны.
На том и расстались. Мы пошли Еремея искать, а баба зазывать новых покупателей стала.
Пробираясь между рядов то и дело останавливались, спрашивали то одну вещицу, то другую. Слушали, что рассказывает словоохотливый торговый люд и шли дальше.
Так, некоторое время спустя, Забава разжилась: белоснежной рубашкой, зеленым сарафаном с обережной вышивкой, чудесными сапожками и лентой для волос. Столько радости я давно не видела. Сиротка обнимала сверток с покупками и иногда кидалась, чтобы меня расцеловать.
Только обиделась, когда я сразу переодеться не дала. Негоже на грязное тело обновки одевать.
— Где же лавка Еремея? — задумчиво вопрошала я еще час спустя. Вроде весь рынок исходили, а магазина заморских диковинок так и не увидели.
— Так вот же он, — ткнул за спину мне скучающий рядом торговец.
Повернулась сзади только магазин «Дамская услада».
— Уважаемый, а вы уверены, что именно этот магазин Еремея, может у вас еще какой Еремей имеется?
— Правду говорят, что если девка хороша собой, то мозгов не надобно. — Обиделся торговец. — Говорю тебе это магазин Еремея.
Пожала плечами. Зайду в магазин, за спрос денег не берут.
Зашла и потерялась! Зачем сюда заглянула, забыла! Чего тут только нет. И перья разноцветные, словно радуга переливающиеся, и хрустальные, словно девичья слеза бокалы, и самоцветы разные. Но больше всего мне понравились книги. Толстенькие, что пирожки Игнатьевны, обтянутые кожей и все еще пахнущие краской. Так бы все и утащила домой. Потянулась рукой, погладила корешок одной.
— Чего угодно, госпоже? — как черт из коробки, выскочил паренек. И так низко кланяется. А у меня сердце захолонуло от неожиданности.
Отдышалась, говорю.
— Еремея мне.
А парень удивленно на меня смотрит, будто не понимает.
— Это Еремея Кудрявцева магазин? — видя, что толку не будет, уточняю.
— Да, — обрадовался продавец, поняв, наконец, что я от него хочу, — только его нету. Ушел уже. Завтра обещал с утра быть.
Задумалась и уточняю:
— Где живет, знаешь?
— Нет, — и для пущей верности головой помотал. — Покупать, что будете?
— Ничего не будем. — Честно отвечаю. — Лучше скажи. Записку передать сможешь?
— Могу, — вроде и улыбается, а по глазам видно злиться, что без навара остался. Ничего с него не убудет.
Написала я записку Еремею. Так, мол, и так. В столице, остановились в Петушке, нужно срочно встретиться. Повезет, сегодня записку передадут. Нет — завтра свидимся.
А в Петушке творилось что-то невероятное.
Стоило нам дверь открыть, как лавиной накрыл гомон множества голосов. Первая мысль — драка. Но нет. Все чин чином. Люди за столами сидят, каждый своим делом занятый. Кто ест, кто пьет, а кто просто так лясы точит.
— Что здесь твориться? — спрашиваю у служивого, с трудом пробравшись к занятому им столу.
— Говорят, сам князь Ольгред Зареченский пожаловал, да здесь свиту разместил, Только — то одна комната свободной и осталась, — а сам смотрит на меня виновато-виновато. — Да и говорят в Молнеграде нынче нет пустых дворов, все желающими найти царевну забито.
— Царевну? — переспрашиваю. Много слышала сегодня, но вот про царевну ни словечка.
— Так пропала, четыре седмицы назад, — удивленно солдат отвечает. — Неужто не слыхала?
— Откуда? Будто бы дел у меня больше нет, как царские сплетни собирать.
А сама думаю. Вот она причина. Век не вспоминала о ведьмах царица, а тут-то вспомнила. Я все голову ломала, а ответ-то словно былинка, на воде плавал.
— Так что с комнатой-то делать будем? — все также виновато спрашивает спутник.
— Я могу и на сеновале ночь провести, а вы поместитесь?
— Поместимся, — отмахнулась от него. — Хозяина тюфяк попросим выдать, чтобы и ты поместился.
— Но как же с незамужними девками негоже!
— Негоже, мне тебя потом лечить или руки распускать, — рыкнула в ответ. А у самой мысли уже по залу плавают, кто что кушает, проверяют.
Разозлилась на себя и так резко встала, что стул неловко обронила. Хорошо, что в общем гаме звук потонул, лишь ближние соседи укоризненно посмотрели.
— Вы ешьте, а я мыться пошла.
Уходя, заметила два сочувствующих взгляда, раззадоривших не хуже красной тряпки для быка. Еще чего меня жалеть вздумали!
Взлетела, словно птичка по ступеням, да не рассчитала — налетела на кого-то и вместе с ним в полутемный коридор рухнула. Он, сильно ударившись затылком, ну, а я мягонько сверху.
— Я, конечно, еще полежать могу, но людям ходить мешать будем, — услышала ворчание своей негаданной перины.
Что за день-то такой?!
Стала сползать, да ногами в юбках запуталась и вместо того чтобы встать носом в широкую грудь уткнулась. Хорошо пахнет, не пойму чем, но о море напоминает. Была я как-то, раз на морском берегу. Век помнить буду!
И этот запах, словно по волшебству, успокоил меня. Как будто дождь прошел и оставил после себя ласково припекающее солнышко. Аж сама не поверила. Только встала я уже без смущения и без злости, клокотавшей в груди минуту назад.
— Прости, добрый молодец, — кланяюсь, а сама украдкой рассматриваю.
Высокий, на голову Забаву выше, а она у нас в деревне самая высокая девка. Плечистый, про таких говорят, и дом срубит, и поле спашет. А вот дальше — сплошное разочарование.
Чернявый. Волосы короткие, так в разные стороны и торчат, а мне по нраву, когда колечками на плечи ложатся. Да и цвета русого привычнее. Глаза голубые, скулы широкие, да маленькая ямочка на подбородку. А вот губы мне нравятся. Не большие и не маленькие, не пухлые и не тонкие, такие как я люблю.
— Нравлюсь? — насмешливо спрашивает. Паршивец, заметил мой интерес.
— Нравишься, — вздыхаю. — Только надо что-то с волосами сделать. Да цвет глаз поменять. А еще роста, чуток поубавить и почти мой идеал получится.
Пока говорила, лицо богатыря на глазах менялось, а под конец так перекосило, что я бояться начала. Почти.
— Ведьма! — зло бросил богатырь. Вижу, добавить что-то хочет, но молчит, лишь руки в кулаки сжал, да зубы сцепил.
— Да я и не отказывалась, — отвечаю.
— А смысл отказываться. Сразу видно: ни воспитания, ни фигуры. Один гонор, что на десятерых хватит.
Теперь уж я, руки в кулаки сжимаю, да гневно смотрю. От былого спокойствия и следа не осталось.
— Уж, не со своего ли лика, портрет писал? — уточняю, а сама бочком по над стеночкой, в сторону вожделенной двери пробираюсь. — Может тебе травки, какой заварить? Хотя нет, травками воспитание не восполнишь. И вежливость не заменишь, — и не важно, что это я на него упала. Главное он не извинился!
Не знаю как в столице, а в деревне злой мужик и в глаз дать может. Я-то своих сразу отучила, а заезжие иногда пытаются. Постоять-то смогу. Магия в обиду не даст, а вот лечить потом не хочется.
Пока богатырь пыхтел, пытаясь, ответ умный сказать, я и нырнула в комнату, отгородившись от всего света дверью. Повезло, что наша комната первая слева была.
Думала, что ломиться станет, честь свою поруганную отстаивать начнет. Потому и запор на дверь накинула сразу. Вот только богатырь все же о воспитании вспомнил и в чужую опочивальню без разрешения не полез. Так что, простояв, прислушиваясь с минуту, полезла купаться в еще обжигающе горячую воду уже дожидавшуюся нас.
