Ведьмина диета (СИ) - Сорока Ирина (полная версия книги txt) 📗
— Жди, — коротко служивому отвечаю, а сама в горницу, собираться в путь-дорогу.
— Ты куда? — с лавки Забава спрашивает.
— В Молнеград, царица призывает, отвечаю, а сама в узелок смену одежды, да мешочек с крупой складываю.
— И я с тобой! — подскочила сиротка ко мне.
— Нечего баловаться, дома сиди, — строго ей отвечаю и за порог.
Посмотрел на меня растеряно служивый.
— А конь твой где?
— Где, где, не родился еще, поди, вот где.
— Так на чем же ты поедешь?
— Пешком пойду, — отвечаю, в сторону тракта разворачиваюсь, иду.
А служивый-то тонкий весь и хлипкий. Лет двадцати от роду, толку только то, что басом разговаривает. Он вздыхает и плетется за мной.
— Может, у кого коняшку попросишь? — жалобно так спрашивает. — А то до столицы три дня идти пешком.
— На сенокосе они нужнее, — не оборачиваясь, отвечаю. Путь хоть и не близкий, но дойду, чай не развалюсь.
Вздохнула и дальше отправилась.
Солнышко все выше, а мы все медленнее идем. Устали.
— Слышь, ведьма, давай на привал остановимся? Покушаем, отдохнем?
Покушаем, говоришь?! Представила, что мне кашу снова есть, только шага добавила.
— Царица, написала, срочно, так что некогда прохлаждаться, — как можно серьезней говорю, а у самой живот от голода сводит. Трели на все окрестности распевает.
Снова вздохнул служивый, да не решился с голодной ведьмой спорить.
Сколько-то мы шли с ним, только солнышко уже к западу клониться начало.
— Слушай ведьма, а давай мы вместе на моем коне поедем, глядишь, все быстрее будет?
Подумала, а действительно, все же у лошади четыре ноги и ходит она быстрее. Для обычной девки так-то путешествовать неприлично. Но я-то ведьма, у нас свои законы. Так и порешили. Только перед закатом выбрали себе полянку, да на ночлег устроились. Костер развели, лапника на постель натаскали.
Витязь откуда-то достал большой шмат сала и мне предложил. Глянула на него исподлобья, убрал и даже сам есть не стал. Кашей попросил поделиться. Наверное, чтобы мне обидно не было. Глупый, не обидчивая я. Но сало лучше при мне не есть.
Неспешно спустились на лес сумерки, а за ними и ночь пришла. Ухнула где-то сова, завел свою заунывную песнь шакал.
Хорошо. Лежу, смотрю на звезды.
Вдруг из чащи кто-то лезть к нам начал. Ломает ветки, ругается. Вскочили мы с солдатом. Он меч достал, я травки-помощники. Ждем, кто же выйдет, на наш веселый огонек.
И только приготовиться успели, как на полянку вывалилось чудище лохматое. Высокое, все в лохмотьях, да волосы в стороны торчат, на манер одуванчика. Насилу Забаву признала.
— Ты зачем здесь?
— Глашка! — со слезами на глазах кинулась она мне на шею. — Родная-я-я! Думала не найду вас, погибну в лесу-у-у!
— Говорила глупой, дома сиди, — строго так с ней разговариваю, а сама по спине плачущую девчушку глажу. — Лучше расскажи, почему в таком виде.
— Глаша-а-а, — девушка разрыдалась еще сильнее. — Ты уехала, а там Терентий за углом меня поджидает. Затащил в ближайший сарай и начал приставать. «Ты Забава девка ничейная и никому нужна не будешь. Тебе терять нечего. Давай Забава позабавимся», — говорит. Насилу ноги унесла. На его коня вскочила и за вами, а конь по дороге в кусты сбросил. Вас догнать не успела. А потом пешком шла. Назад боюсь и вас не встретить — тоже бою-ю-юсь.
Последние слова с трудом разобрала за непрестанными всхлипами.
— Служивый, тащи воду скорее, — говорю, а самой кровавая пелена перед глазами. Я когда в Трясуны от бабушки перебралась, сразу предупредила деревенских, что бесчинствовать не позволю. Каждого накажу, так что век помнить будут. Для нас ведьм закон не писан, мы сами закон творим.
За семь лет, что у них живу, все спокойно было. А только стоило отлучиться, как в разгул пошли.
Ну, Терешка, вернусь я! Земля гореть под ногами будет!
— Глаш, ты чего, — испуганно спросила Забава, забыв, что еще пару секунд назад рыдала у меня на плече.
Встряхнулась, как собака, сбрасывая с себя огненные искры, отпуская злость и усмиряя силу. Пугать обычных людей не стоит, взбешенная ведьма зрелище не для слабаков.
— На, — говорит солдат, и вместо Забавы мне водицу протягивает.
Посмотрела на сиротку и впрямь мне сейчас вода нужнее.
Поседели у костра немного, и спать легли, завтра дорога дальняя будет. На коне втроем сильно не поездишь.
Так неспешным ходом на третьи сутки дошли до Молнеграда. За последние дни каша так приелась, что смотреть в ее сторону стало тошно, не то, что есть. Одна радость: то там, то тут попадались ягоды ежевики, голубики, заросли кизила. Хоть Любава и не советовала, но все равно добавляла в кашу, чтобы с тоски ночами не выть.
А еще на второй день догнала меня Охта и больше не покидала, то седлая мое плечо, то носясь под небесами. Верность спасенной птицы растрогала до слез, и теперь время от времени я поглаживала ее по лапкам и жестким перышкам крыла.
Каким бы не был долгим путь, у всего есть начало и конец. Вот и мы чуть за полдень попали в Молнеград. Белокаменной скалой возвышавшийся над раскинувшимися в обе стороны золотыми полями.
Подошли к воротам, а там два стражника стоят, скучают. От полуденного солнца в крепостной тени прячутся. Увидели нас, подобрались. В глазах алчный огонек зажегся. Еще бы, нежданная прибыль в ручки-то плывет.
Подошли ближе. Солдат откуда-то из-за пазухи вытащил странную бляшку и стражникам показывает. Скуксились оба. Как будто из воздушного шара воздух выкачали. Но пропустили нас, пошлины не взяв.
Усмехнулась. Считайте, повезло, что у меня вымогать деньги не начали. А то вместе с деньгами и руки отсохнуть могли бы. Что-то настроение плохое последние дни. Может, заболела?
Пустынный город Молнеград в послеобеденный час. Никому не охота жариться на солнцепеке. Даже куры по траве возле заборов прячутся.
— В царицыны палаты направо, — говорит солдат.
— Э, не, — отвечаю. — К царице мы завтра с утра пойдем. Негоже с дороги пред светлые ее очи являться.
А мысленно добавляю. Негоже незнамо, что за дела творятся, идти к царице на поклон.
— Ты пока комнату нам в Петушке сними, — бывала я здесь раньше, все таверны приличные знаю. А не приличные нам и не надобны. — Да, водицы чтобы помыться накажи согреть. А мы с Забавой на рынок сходим, одежку, какую подберем.
На том и порешили.
Мы налево отправились, служивый прямо пошел.
— Глаш, — протянула Забава, стоило нам шагов на сто отойти, — а у меня денег нету.
— Зато у меня есть столько, что мне и тебе хватит и еще останется. —
Отмахиваюсь. Вот еще сиротку в лохмотьях заставлять ходить.
А рынок в столице знатный. Раскинулся он, сколько хватает глаз во все стороны. Здесь вам и суконный ряд, и ювелирный. Покупай, не хочу. Только животными торгуют на выезде, указом царицы, чтобы в городе вонь не разводить.
— Ой, Глашка, смотри, смотри! Калачами торгуют, — подпрыгивая на месте и дергая за рукав, воскликнула Забава.
Ой, дите малое, только, что с виду взрослая.
— Идем, — тяну ее за руку. Не отвяжется же, пока не купим.
Подошли к лоточнице, а каких только у нее кренделей нету! И с творогом и с фруктами, и пирожки различные. Только и успевай есть. И все такое румяное, наливное. А как пахнет, слюнки так и текут.
Зажмурилась, чтобы на всю эту красоту не смотреть. Полезла в кошель за медяками.
— Выбирай скорее, — говорю Забаве, а у самой настроение портится, того и гляди, кидаться на людей начну. Точно, заболела! Надо бы травок заварить, чтобы с простудой на чужой сторонушке не слечь.
И тут вспомнила я, что про Еремея спросить хотела, да слухи местные разузнать.
— А ты красавица не будешь? — удивленно спрашивает дородная баба продающая крендельки.
— Не хочется что-то сейчас, — полу правдиво отвечаю.
— Так давай я тебе с собой заверну, — обрадовалась она в ответ.
С тоской посмотрела, как порхают руки женщины, над прилавком заворачивая в серую бумагу несколько ароматных пирожков и большой сладкий калач.
