Ведьмина диета (СИ) - Сорока Ирина (полная версия книги txt) 📗
Хорошо на дворе светень — последний месяц лета. В это время лес полон грибов да ягод. Попросила белку принести, что-нибудь поесть, пока цветнем занимаюсь. Она принесла гроздь дикого винограда. Все же какое-то подспорье.
Быстро пролетело время. Вернулась домой, а во дворе меня уже староста поджидает. У него отец, яблоки с дерева решил обтрясти, да так и грохнулся со стремянки. Теперь лежит, стонет.
Быстро, связала цветень в пучки, да в тенечке повесила. Нельзя его просто так оставить. Вся польза уйдет.
Бросила тоскливый взгляд на печь, да и побежала к старостиному деду.
Раскинула над ним руки, позвала силу. Ой, не просто так стонет! Перелом, да еще и в нескольких местах.
Долго провозилась. Заговоры шептала, да лекарства давала. Долго ему выздоравливать. Долго. Да только теперь помочь я уже почти не смогу. От самого деда зависит, как скоро выздоровеет. Будет соблюдать мои советы — месяц и опять бегать сможет.
Усталая, но довольная вошла в горницу, а тут Игнатьевна стол накрывает.
Томленная в печи картошечка с мясцом, борщик, свежий хлеб — ароматы наперебой зовут всех к ужину.
Слюнки против воли побежали. Только и успевай сглатывать. Но я ведь худею?
Стараясь, чтобы меня не заметили, поспешила к сеням, да не тут-то было.
Игнатьевна, хоть глуха и слепа, но ничего в деревне не пропустит.
— Куда?! Ужин на столе, а ты в сени, — прикрикнула она на меня.
— Баб Клав, я худею, — тоненьким голосочком пропищала я, делая стратегический шаг назад. К двери.
— Вот поешь по человечески и худей. Я тебя знаю, целый день мотаешься, маковой росинки в рот не взяв.
И так мне себя стало жалко после ее слов, что ноги сами понесли к столу, на который Игнатьевна как раз чугунок с картошкой поставила. Но тут я вспомнила про зеркало, притаившееся в углу моей избы и снова предприняла попытку к бегству.
— А я блинчики испекла, да Селентий медку свежего собрал…
Остановилась. Знает, коварная, чем меня подкупить.
— И ватрушечки вот-вот поспеть должны, — как будто ни к кому не обращаясь, добавила Игнатьевна.
Зеркало? Отвернем.
Диета будет завтра!
Пришла домой, зажгла свечи, села на лавку. В животе тяжесть, но на душе тяжесть поболе будет. Даже отражение из зеркала смотрит укоризненно. Кажется, от обиды на хозяйку сейчас развернется и уйдет. Отвернулась сама. Может книга, Большая волшебная, знает, как помочь моему горю?
Книга, та из поколения в поколение передается. Много мудрости в ней и много ответов. Только найти их бывает не просто. Вот и сейчас, с трудом дотащила до стола огромный фолиант. Все-таки мудрость веками нажитая, тяжело дается.
Нашла раздел с красой девичьей, читаю. Сколько здесь всего! И от веснушек средство и от мозолей, и бородавки есть чем свести, и морщины разгладить. Всего не упомнишь. Нужно чаще заглядывать. А то девки да молодицы то и дело прибегают за снадобьем, лишь бы девичью красу приумножить.
Так, а вот и средства для фигуры. Ничего себе! Надо запомнить, не думала, что этот заговор помогает мышцы после родов подтянуть. Всегда считала его отличным средством от ушибов. Ой, а это что?
Стоп, опять не туда потянуло. Ищем нужный раздел. Вот же он, как я его смогла два раза пропустить?
«Если у ведьмы появился лишний вес, то выход только один. Меньше жрать», — сообщила мне книга.
Накрутила выбившуюся прядь на палец. Перечитала. Задумчиво потянулась, переваривая увиденное.
Нет, я, конечно, все понимаю, но ведь и так всего ничего ем. За целый день только борщик с картошечкой и с дюжину ватрушек, сегодня было. Большой, сладкий петушок на палочки, что Терентий принес, и виноград не считаются. Так, петушков было два, еще Игнатьевна одним одарила.
Еще блины были, но их тоже считать не будем.
Итак, что имеем? Я почти ничего не ем, но все равно толстею?!
Вскочила с лавки, начала мерить шагами горницу.
В чем же причина? Может, я воды много пью?
Подошла к деревянному ведерку с водой, скептически заглянула. Нет, вряд ли. И тут вспомнилось, что у Фимки невестка приезжая. Ведьмы-то не везде есть, вот и приходится бабам своими средствами спасаться. Может она что посоветует.
Выскочила во двор, поежилась. Надо бы шаль с собой прихватить, да возвращаться не хочется. Примета плохая. Пробежала по деревне к нужному домику, поскреблась в светящееся еще окошко. А там кто-то охнул, что-то гулко упало, а потом другой голос помянул всю мою родню в пятом колене. А мне — то что? И не такое слышала. Мужики они народ сварливый. Их лечишь, а они тебя поносят почем зря. Особенно заезжие.
Вышла Любава Путятишна на крыльцо, да я сама ей и залюбовалась. Знатное имя подобрали дочке родители. Черная коса, в мою руку толщиной, бровки в разлет, да глазки синее самого неба. Не удивительно, что Сашка к ней с пятнадцати сватов засылал, пока ее родителям не надоело, и за него замуж не выдали.
— Тебе чего на ночь глядя? — шепотом спросила она меня.
— Да, вот с просьбой к тебе. Помоги, расскажи, как у вас в городе девки худеют.
Рассмеялась она в ответ.
— Велика премудрость — одну кашу ешь, пока не похудеешь, да как солнышко к горизонту подбежало, окромя водицы ничего в рот не клади.
Загрустила я, домой отправилась.
Не люблю я кашу, сколько бы ни говорили, что полезная. Может, ну ее, стройность? И так вроде ничего. Сало пока по земле не волочится. И чего себя мучить?
Следующим утром.
Сижу, давлюсь гречневой кашей, да без фруктов, да без соли. Просто она в доме закончилась, а на ярмарку только через неделю идти. Чувствую, как злые слезы по щекам катятся.
Но я же решила! Мое слово кремень.
Как раз в тот момент, когда готова была кашей с курами делиться, в горницу влетает бесенок.
— Где Еремей?
Вот, ни здрасте вам, ни до свидания, а сразу, где предатель и мучитель.
— Уехал твой Еремей, — с обиды еще одну ложку в рот отправила.
— Как же так? — жалко хлюпнула носом Забава.
— Дела, — философски отвечаю и снова ложку в рот.
— А я ему чернобурку принесла, — опустилась на лавку девушка, и только что не плачет. Но часто-часто носом хлюпает.
Смотрю на нее, красавица, каких мало. Стройная, высокая, глаза, что драгоценный камень — изумруд. Волосы, правда, коротки, да в мужскую одежду одевается, но это дело поправимое. Одна беда уже четыре года, как сироткой осталась. Вроде и девка видная, да приданного нет, вот никто и не сватается.
— Ты не расстраивайся, — пожалела я девушку, он записку оставил, обещал вернуться. За тобой.
Ой, зря я это сказала. На девичьем лице расцвела счастливая улыбка, и теперь она готова была расплакаться от счастья.
Дернул же нечистый такое сказать… Хотя. Забава девушка хорошая, работящая. Еремей тоже ничего, если не считать коварного обмана с пирожками. Решено, нужно их поженить. Хорошая пара получится.
— Да, ладно тебе, — погладила сиротку по плечу, — может осенью еще и свадебку сыграем.
Не успела сказать, как снова на пороге гости. Может и мое счастье пожаловало?
— Эй, ведьма, выходи! — гаркнули за околицей.
Ага, на смертный бой. Знаем мы таких храбрых молодцев, два века, как приказом всех царей, запрещено ведьм истреблять, но эти все не успокоятся.
Вышла на крылечко стала в позу сахарницы, руки в боки. И как можно противнее спрашиваю.
— Чего надо?
— Письмо для тебя, от самой царицы! — торжественно отвечает стоящий на улице воин.
Я от удивления со ступеней чуть не свалилась. Мы же с царицей в ссоре, лет сорок как.
Хотя не так. Это бабка моя в ссоре, а я так за компанию. Даже причины ее не знаю.
«Повелеваю ведьме из деревни Трясуны, прибыть ко двору. Сейчас же!»
И даже личная подпись стоит.
Впервые молодец даже не вызвав на смертный бой победил.
Стою, хлопаю глазами, как какая-то благородная девица, а в уме прикидываю, чем мне это грозить может. Задумала что-то царица краев наших. Вот точно. Бабка мне про нее не сказывала, да сейчас и не спросишь. Ушла на Дальние луговицы травы на зиму собирать. Значит, выход один, ехать. На месте разберусь что делать. Чай не убьет, побоится.
