Лесной глуши неведомые тропы (СИ) - "Ядовитая Змея" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
И для Миры зелье передала, наказав через Ираха, чтобы не забывала вовремя заваривать.
Вышивку на рубахе Энги я закончила на исходе последней седмицы перед сбором податей, как раз к вечеру пятницы. Дожидаясь его с работы, я не ложилась спать, а приготовила горячую купель. Ждать пришлось долго, время от времени подогревая воду — я уж подумала, что он снова принялся за старое и решил напиться в трактире, но он все же явился, хоть и позже обычного. Сердце болезненно защемило, когда я увидела, как он осунулся и исхудал за это время. Под уставшими глазами залегли темные тени, но на жестких губах неожиданно засветилась улыбка.
— Вот! — порывшись в кошеле, он достал монету и покрутил в пальцах. В отблесках свечей и огня, жарко пылающего в камине, сверкнул новенький серебреник. — Последний!
— Откуда? — я так и подскочила на лежанке, не веря своим глазам.
— Упросил Ланвэ выплатить задаток, — сияя не хуже серебреника, охотно ответил Энги.
Позабыв о приличиях, я радостно взвизгнула, спрыгнула с постели, подбежала к нему и повисла у него на шее, покрывая щетинистые щеки поцелуями.
— Спасибо! Спасибо! Ты мой спаситель!
Энги лишь крепче прижал меня к себе, сомкнув руки за моей спиной. От него пахло морозом, древесной стружкой и свежим потом, но мне эта смесь запахов казалась самой чудесной на свете — голова кружилась от счастья. Я спасена!
— У меня для тебя тоже есть подарок! — спохватилась я, высвободившись из его несмелых объятий. Сгребла с лежанки новую вышитую рубаху и подала ему. — Нравится?
Энги казался взволнованным, переводя взгляд с меня на сработанную моими руками обновку. Я уже успела испугаться, что вместо радости умудрилась чем-то вызвать его гнев, но он вдруг сделал то, чего я никак от него не ожидала: снова сгреб меня в объятиях и крепко поцеловал. Растерявшись, я будто оцепенела, чувствуя на себе жесткость его губ, и от неожиданности слегка приоткрыла рот. Он воспользовался моей растерянностью и прижался ко мне еще крепче, скользнув между моих губ языком. Мои ладони уперлись ему в грудь, и я слышала бешеное биение его сердца. Напор, с которым он целовал меня, вышиб из меня дух вместе с мыслями, вскружив мою бедную голову. Опомнившись после первого помутнения, я дернулась в попытке вырваться, но его сильные руки обхватили меня намертво; всем телом сквозь свою груботканую ночную рубашку и его одежду я чувствовала дрожь его тела.
Он не отступал, повергнув меня в полное смятение. Его грубый поцелуй отличался от того, как целовал меня прежде Хакон — мягко, сладко, ласково… Но при этом будил во мне чувства, которых не должна испытывать порядочная девушка. Вместо того, чтобы возмущенно оттолкнуть и надавать ему пощечин, мне хотелось обнимать его плечи еще крепче, хотелось снять с него стеганый подлатник и ощутить тепло его груди, насытить в его объятиях терзающее меня тревожное томление…
И лишь когда низом живота я ощутила его возбуждение, то нашла в себе силы, вырвалась и отскочила от него, словно ошпаренная кипятком. Сердце бушевало в горле, на щеках горел румянец, а губы все еще сладко саднили от грубого, властного поцелуя.
— Илва… — выдохнул он и шагнул ко мне, но я отступила назад, готовясь защищаться от нападения. — Илва… выходи за меня?
— Что?.. — мои глаза округлились от изумления.
— Выходи за меня! Прямо завтра, а? Или в воскресенье?
Если прежде его неприкрытая страсть обожгла меня жаром, то теперь по спине пробежал леденящий холод. Те же слова говорил мне Хакон, когда звал меня к алтарю, дать обеты перед старыми духами. А я, глупая, верила, и пришла, и говорила стервецу такие правильные, такие желанные слова… У меня затряслись руки, когда в ушах зазвучал укоряющий голос Ульвы: «Бедная моя девочка… кто ж тебя, сироту безродную, взаправду замуж захочет взять? Им бы потешиться да над невинностью твоей поглумиться…»
Но Энги не такой! — закричало что-то во мне, забилось, захлопало слабыми крыльями.
Не такой ли? Чего он на самом деле хочет от меня? Не сказал ведь, что любит? Может, опять они с Хаконом сговорились за моей спиной? Что, если приведет меня к церкви, и там при всем народе откажется от своих слов?
А если и вправду любит? Стану ли я ему хорошей женой? Не отвернется ли от него вся деревня, прознав, что женился на ведьме? Не испорчу ли я ему жизнь еще больше, если все-таки выйду за него?
Пока в голове всполошенными птицами метались тревожные мысли, Энги, вглядевшись в меня, помрачнел, но тут же гордо вздернул подбородок. Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел вон из избы, громко хлопнув дверью. Вскоре со двора зазвучали удары топора, перемежавшиеся едкой досадливой бранью.
Пытаясь унять дрожь в руках, я выпила воды, натянула снятое перед сном платье и пригладила волосы. Походила по избе, выравнивая сбившееся дыхание, умыла горящие щеки холодной водой, опрокинула в кадку в который раз согретые ведра, и лишь тогда решилась выйти во двор. Подошла к Энги и осмелилась тронуть его за локоть, дождавшись, когда в стороны разлетятся половинки расколотого надвое полена.
— Там… вода готова. Пошел бы помылся. Брось это, ты же устал.
Не глядя на меня, он поставил на пень следующее полено. Я благоразумно отступила, чтобы не задело ненароком по лбу: вместе с силой удара из Энги выходила вся его злость.
Злость на меня, очевидно.
— Энги…
— Ладно, — буркнул он, вопреки ожиданию; отшвырнул топор и зашагал в избу.
Я немного постояла в растерянности, неспособная мыслить связно, и принялась собирать разбросанные по двору колотые поленья. Что мне делать теперь? Как вести себя? Энги, очевидно, ожидал от меня не такого ответа. Сердце вновь отчаянно заколотилось, будто всполошенный заяц, а за грудиной разлилось вдруг неожиданное тепло — он позвал меня замуж! Почему-то до этих пор у меня и мысли не возникало, что у нас с ним может дойти до такого…
Кое-как сложив дрова в поленницу, я зачерпнула ладонями снега и приложила к пылающим щекам. Ведь не может в моей жизни дважды случиться одно и то же? Если Хакон поступил со мной непорядочно, почему обязательно таким же должен оказаться и Энги? И ведь прежде ничего такого я за ним не замечала. Почти три седмицы мы жили с ним вместе, и ни разу он мне слова худого не сказал, никогда не насмехался, не позволил себе даже пальцем прикоснуться ко мне… ну, не считая ту пьяную выходку.
Я нервно заметалась по двору, измеряя шагами расстояние от сарая до забора. Он был добр ко мне. Мог бы прогнать из избы, когда вернулся домой, но ведь оставил у себя жить. Мог бы понукать мною, как бесправной рабыней, но ведь относился ко мне как к порядочной девушке. За три седмицы собрал для меня целых семь серебреников, а сам до сих пор без теплого тулупа ходит!
Да ведь он и вправду любит меня! — осенило меня внезапно. Ну и что же я, глупая, не сумела ответить? Разве я в самом деле хотела бы замуж за Хакона? Или за кого-то другого? Разве Энги — не лучший жених для меня? Мы живем с ним недолго, а уж знаем друг друга, как облупленных.
Я едва удержалась от того, чтобы не ворваться в избу и не выпалить прямо с порога, что согласна стать его женой. Но, вовремя вспомнив, что он сейчас моется, голый и злой, снова вспыхнула и продолжила нервно метаться по двору.
Он-то любит, а я? Могла ли я в самом деле полюбить его так быстро и незаметно для самой себя? В памяти вспыхнул отчаянный поцелуй, на который решился сегодня Энги, и непонятное томление вновь зародилось внутри, разогнало по венам кровь и заставило сердце биться быстрее. Прикосновение его губ до сих пор горело на моих губах, я словно наяву ощущала дерзкий язык, скользивший у меня во рту. Словно пытаясь удержать ощущения, я смущенно тронула губы пальцами. Я уже взрослая, по меркам деревни, уже совсем перестарок. Мне ли стыдиться поцелуев? Перед глазами вновь встал Энги, голый по пояс, и я вспомнила, как хотела прикоснуться ладонью к его груди, погладить напряженную спину… Если мы станем мужем и женой, мне придется оставить девичий стыд, позволить ему прикасаться к себе, но и я смогу трогать его тело, как я захочу…
