Лесной глуши неведомые тропы (СИ) - "Ядовитая Змея" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Что?..
— Пока меня не будет, ты и шагу не ступишь со двора.
— Обещаю, — поспешила заверить я и отвела взгляд, подивившись, как он ухитрился прочесть мои затаенные мысли.
Он вновь приподнял мой подбородок и заставил посмотреть в подозрительно сощуренные глаза.
— Поклянись старыми духами.
Я испуганно сглотнула.
— Ладно. Клянусь.
Энги долго вглядывался в мое лицо, пока я не зарумянилась от стыда и снова не отвела взгляд.
— Все будет хорошо, Илва, — зачем-то сказал он. — Верь мне, все будет хорошо.
Глава 10. Признание
Стражи из Старого Замка не явились по мою душу ни на следующий день, ни в другие, и я постепенно перестала вздрагивать от каждого звука, доносящегося со двора. Энги теперь с утра до вечера пропадал где-то в поисках подсобной работы, приходил лишь к ночи — уставший, молчаливый и злой, хотя и трезвый. В первые дни, неохотно признавался он, никто из деревенских не хотел брать его к себе, и ему пришлось слоняться от деревни к деревне едва ли не до самого Старого Замка. Однако вскоре мастер Ланвэ взял его в подмастерья: Тувин Оглобля решил отделиться от шумного семейства и поставить новую избу для себя и молодой жены, а с одним помощником дело спорилось не так быстро, как хотелось бы новобрачным. Энги приободрился и, несмотря на усталость, был доволен тем, что нашел настоящую, достойную мужчины работу. Несколько раз я исподволь пыталась узнать у него, что говорят обо мне люди в Трех Холмах, да Энги лишь отмахивался и отмалчивался.
Хакону, к счастью, не пришло в голову тащить меня к Тувину на свадьбу в субботу, и от сердца слегка отлегло: я не знала бы, куда девать глаза, если бы пришлось показаться на людях, да еще и изображать веселье.
Мне же ничего не оставалось, как сидеть взаперти, готовить еду и следить за своим нехитрым хозяйством в виде четырех курочек и петушка, да время от времени чистить от свежих сугробов двор: конец осени в этом году выдался на диво снежным и морозным.
От скуки долгими вечерами у свечи я не только дошила Энги новую рубаху и исподние штаны, но и принялась вышивать ему ворот и края рукавов красивым узором. Такому учила меня прежде Ульва, рассказывая, как в стежок и рисунок заложить благословение духов и защиту от недобрых людских помыслов.
Кажется, шла середина второй седмицы после того ужасного случая с Гиллем, когда на пороге нашей с Энги избы появился гость — это был Ирах.
— Пусть благословит Создатель твой дом, Илва, — начал он, едва переступив порог, и хлопнул рукой по объемистой суме, перекинутой через плечо. — Вот, гостинцев тебе принес.
— Благодарствую, добрый человек, — с колотящимся сердцем вымолвила я и пригласила гостя войти.
— Как ты, девочка? — начал он, выкладывая на стол гостинцы: глиняный кувшин с молоком, ломоть овечьего сыра, вяленую оленину и четверть каравая свежего пшеничного хлеба.
— Жива вот, — неопределенно ответила я, поблагодарив его за угощение, и принялась собирать на стол, чтобы попотчевать его свежей стряпней.
Отказаться от угощения у нас считалось дурной приметой, поэтому Ирах, волей или неволей, отведал свежей наваристой похлебки, которую я приготовила в ожидании Энги.
— Я беспокоился, — продолжал трактирщик, отламывая кусочек ржаного хлеба, который я испекла сама. — Столько времени прошло, а ты и носа в харчевне не кажешь.
Я вздохнула и присела напротив.
— Меня, поди, по сей день проклинают, за Гилля-то. Ирах крякнул и смущенно поскреб в затылке.
— Кто поглупей, тот, может, и проклинает. Но не все люди злы, Илва. Со временем все забудется, и хорошее, и плохое. Ты мне вот что скажи: сама-то ты как? Не обижает тебя Тур?
— Да с чего ему меня обижать? — я пожала плечами. — Мы с ним мирно ладим.
Ирах снова неопределенно закряхтел и отвел глаза.
— Ты, дочка, старика-то послушай… Негоже незамужней девке в одной избе с холостым парнем жить. Не по-людски это.
Я отчего-то покраснела и опустила взгляд, теребя пальцами края расшитого узорами пояса. Другому бы знала, что ответить, но Ирах всегда относился ко мне по-отечески.
— А что же мне делать? Я бы и рада уйти, да некуда.
— А если я скажу, что есть куда? — осторожно спросил Ирах.
Я удивленно взглянула на него. Уж не хочет ли он взять меня к себе в услужение?
— О чем вы?
— Хакон заходил. Так уж вышло, что перебрал он лишку да буянить начал, пришлось оставить его у себя до утра. И вот что, Илва… проговорился он. Жениться на тебе хочет.
— Один раз «женился» — с меня хватит, — я вспыхнула, на сей раз от давней обиды, и поднялась из-за стола, заходила по горнице.
— Знаю я о той истории. Дурак был, теперь жалеет. Чем он не гож тебе, дочка? Глядишь, у правильной жены и сам разума наберется. И тебя больше никто клевать не посмеет — мужнюю жену всякому уважать положено. Да и у кузнеца ремесло почетное, будешь за ним как за каменной стеной!
— Это он вас прислал меня сватать? — сердито молвила я, покосившись на Ираха. — Так и передайте ему: ничего у него не выйдет. Пусть другую ищет.
Ирах нахмурил седые брови.
— Никак гордыню свою унять не можешь? А если не люб тебе Хакон, может, другой кто люб? Может, Тур тебя сватать собрался?
Я помрачнела — мысли о том, что я перешла Энги дорогу, мешая ему завести семью, до сих пор грызли меня изнутри. Может, и дело Ирах говорит? Может, замужество с Хаконом и есть тот самый выход, которого я так долго искала? Но при мысли о том, что мне придется видеть превосходство в его глазах, терпеть его поцелуи и ложиться с ним в постель, меня передернуло.
— Нет, — ответила я. — У Энги своя судьба, у меня своя.
— Как знаешь, дочка, — с видимым недовольством вздохнул Ирах, поднимаясь. — Но ты бы подумала. Такой жених, как Хакон, не каждый день обивать пороги станет.
И Ирах туда же, — грустно подумалось мне. Ведь он тоже, поди, считает меня порченой невестой, которую приличному жениху стыдно и в дом привести. А тут такое счастье мне само привалило, а я носом кручу…
— Я еще вот что хотел спросить. В субботу из Старого Замка приедут подати собирать. Я-то знаю, что тебе нелегко живется, дитя. Если надо ссудить серебреников для уплаты, ты только скажи.
Мое сердце снова оттаяло и наполнилось теплом к этому человеку. Вот ведь кто от себя оторвет, но другому поможет! Однако мне показалось нечестным брать от него последний недостающий серебреник: от одной плети большого вреда мне не будет, а его Руна, того и гляди, загрызет, если будет семейное добро побирушкам раздавать.
— Благодарю за вашу доброту, но не надо, — с благодарностью ответила я. — Энги обо мне позаботился. У меня есть деньги для уплаты.
Взгляд Ираха тоже потеплел.
— Не ожидал от него. Непутевый он был всегда, Ульвин сынок. От гордыни его прежде раздувало, как индюка. А сейчас, похоже, за ум взялся. Ланвэ его хвалит: никакой работы парень не гнушается.
Мне отчего-то приятно было слышать эти слова. И очень хотелось бы, чтобы духи забвения донесли их до бедной неупокоенной души Ульвы, где бы она ни была. Как бы она гордилась сейчас своим сыном!
— Он и правда хороший, — улыбнулась я.
— Что ж, тогда не буду тебе голову морочить, — спохватился Ирах и, отложив ложку, поднялся из-за стола. — Благодарствую за угощение. И вот еще что, Илва. Приготовь-ка к субботе побольше своих целебных мазей: как бы не пришлось чужие спины лечить после сбора податей.
Я погрустнела: Ирах верно говорил. В минувшем году, после смерти Ульвы, мне немало пришлось повозиться с теми, у кого не хватило денег на уплату подушного — уж очень жестокий попался палач, наказывал провинившихся крестьян со всей строгостью, бил от души, с болезненной оттяжкой.
— Не волнуйтесь, все сделаю, — согласилась я и принялась суетливо собирать ему ответные гостинцы: мешочек лесных орехов, горсть сушеной черники для пирогов и диких ароматных трав, которыми Ирах любил сдабривать мясо.
