Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
Сейчас, держа в ладони руку Черноглазого Дитра и следуя за ним сквозь Грань навстречу своей судьбе в Бездну Мхаир, Хан не боялся ничего. Скорее наоборот, он чувствовал жгучее любопытство и желание принять участие в легенде, потому что то, что сейчас происходило, обязательно однажды должно было стать легендой. В детстве у костров кортов он слышал тысячи этих песен, героических историй и легенд, и каждый раз их сопровождало одно единственное ощущение: предвкушение, колебание и дрожь в груди, словно отчаянный порыв человеческой души, устремляющейся к небу. То же ощущение было у него и сейчас, несмотря на усталость, неизвестность, место, в которое вел его Дитр. Они шагали в Бездну Мхаир, где по преданиям кортов спали бесы, где все самые черные, самые злые духи зимы построили свой дом, но Хан совершенно не боялся этого. Огненные крылья Небесного Змея обнимали его за плечи и хранили от всех бед, а это означало, что ничего плохого с ним не случится.
Мир за Гранью был расплывчатым и серым, и Хан с удивлением осматривал все, пытаясь запомнить и почувствовать дыхание этого мира. Несмотря на всю свою закостенелость и слепоту, вельды дарили всему миру вот это — знание, мудрость гораздо большую, чем все, что знали корты. Мир кочевников не ограничивало ничто, кроме их собственных голов. Все равнины принадлежали им, бесконечные моря трав и ветров, что звали их отправиться в вечное плаванье по их груди. И корты двигались из жизни в жизнь, из времени во время, по звездной дороге, которой не было конца, оседлав огнегривых комет-лошадей и возжигая по ночам костры для своих степных богов. Они знали лишь эту дорогу, путь без начала и конца, медленное плаванье по пескам времени, и не хотели знать ничего другого. А у вельдов был другой мир, растущая вверх стрела, тянущееся от земли к бескрайнему небу любопытство и призыв. И Хану хотелось и того, и другого. Он прямо чувствовал, как два лежащих в разных плоскостях и разнонаправленных мира внутри его существа превращаются в один, во что-то совершенно иное, новое и сильное. И он хотел учиться, всем собой хотел. Ему всегда было недостаточно того мира, в котором он жил, который он знал, и кровь вельдов в его жилах позволила ему захотеть и другого.
Грань была чем-то похожа на это состояние. Хана окружал мир, состоящий из форм, пусть и более мягких, чем те, к которым он привык, но все-таки стабильных форм. Эти формы жили и существовали по одним им ведомым законам, и Хан чувствовал, что законы эти кардинальным образом отличаются от тех, к которым он привык. И это было так любопытно, что он едва сдерживал ликование и заставлял себя не слишком сильно крутить головой по сторонам: Дитр ведь предупредил, что испытывать эмоции здесь опасно.
Золотые и черные сущности кружились вокруг него словно мотыльки, что поднимались теплыми летними ночами над степью и играли в густых травах, отражая свет звезд над головой. Он чувствовал исходящее от них дрожание, нежное-нежное, точно от крыльев бабочек, слушал их пульсацию, пытаясь разгадать еще неведомый ему язык. Дасу бы здесь понравилось, подумалось ему, и Хан улыбнулся. Она была похожа на эти золотые кружащиеся огоньки: гибкая, молодая, бесстрашная, донельзя любопытная, словно только что народившийся жеребенок. Когда-нибудь я покажу тебе это место, моя степная заря. Когда-нибудь я отведу тебя сюда, чтобы ты танцевала вместе с золотыми светлячками посреди мягких степей, которые текут, словно звездные реки, и мешаются с небом.
Хан невольно улыбнулся, вспоминая черные, как полночь, глаза своей любимой и ее толстые тугие косы. Странное чувство сразу же появилось внутри: от груди во все стороны побежали маленькие волны, пространство задрожало, словно поверхность воды, в которую кто-то бросил камень. И сущности дернулись в его сторону, с любопытством разглядывая его своими безглазыми лицами.
А потом что-то сверкнуло в немыслимой вышине, и Хан поднял глаза, пытаясь понять, что это. Дух захватило, и он весь задрожал, когда разглядел громадный медленный и плавный взмах гигантского крыла. Небо изменилось, небо искривилось, краски в нем перемешались, образуя силуэт. Небесный Змей с сияющим золотым глазом, с гривой, в которой запросто могли бы запутаться горы, с двумя громадными крыльями, каждое из которых было величиной с Роур, величественно плыл вперед, и огненный кончик его пылающего хвоста поджигал кометы, закручивал узоры из галактик, увлекал за собой ветра из звездной пыли. Хан споткнулся и едва не выпустил руку Дитра, не веря в то, что видели его глаза, не в силах оторваться от этого зрелища и чувствуя себя крохотной песчинкой, одной единственной частичкой в волнистом бархане золотого песка, колеблющегося словно полотно, образующего лишь крохотный волосок на одном из перьев крыла Небесного Змея, что обнимал весь мир.
Дитр дернул его за руку, призывая следовать за собой, и видение исчезло. Впереди возник вертикальный проем, светящийся чернильной тьмой, за которым расплывчато мерцали очертания внешнего мира. Дитр шагнул туда, вытягивая следом за собой Хана, и тот едва не вывалился головой вперед, с непривычки охнув, когда ноги глубоко провалились в снег, а тело стало тяжелым и плотным.
— Все в порядке, Белоглазый? — сразу же развернулся к нему Дитр, тревожно глядя на него своими синими глазами. — Я ощутил очень сильное дрожание от тебя. Кто-то из сущностей пытался завладеть тобой?
— Нет, все в порядке, небесный змей, — покачал головой Хан.
Все внутри него дрожало, тело казалось слишком тесным, негибким, тупым. Хану понадобилось несколько секунд на то, чтобы прийти в себя и осмыслить все, что только что произошло. В голове это никак не желало укладываться, и он только моргал, глядя на снег перед собой. Только что я видел Небесного Змея. Это было волшебно, так просто и так непостижимо, что Хан усмехнулся, чувствуя в груди непередаваемую золотую щекотку, обнимающую все его существо. Дасу, ты знаешь, я видел Небесного Змея! И я покажу его тебе, как только вернусь! Обещаю!
— Ты уверен? — в голосе Дитра звучало напряжение. — Ты выглядишь странно.
— Все в порядке, Черноглазый, — вновь повторил Хан, приказывая себе взять себя в руки и успокоиться. — Просто я видел за Гранью кое-что очень красивое. Заметил ли ты те золотые разводы на небе и красные сполохи по краям?
— Я видел что-то, — нахмурился Дитр. — Большую золотую сущность, обнимающую небосвод. Но я не видел ее формы, только сияние.
— Вот как, — улыбнулся Хан. Это было интересно. Возможно, Дитр просто не верил в Небесного Змея, оттого и не увидел его формы, как это было позволено сделать Хану.
— Ладно, нам все равно нужно оглядеться и понять, где мы. Я не слишком-то хорошо знаю, куда мы идем.
Улыбаясь медленно отступающему в глубины памяти видению, Хан выпрямился и осмотрелся по сторонам. Они с Дитром стояли на большом скальном уступе, полностью укрытом снегом. Здесь сугробы доходили Хану почти что до бедер, и ледяное прикосновение снега ощущалось даже сквозь толстую ткань штанов и кафтана. Над их головами растянулось все то же бесконечное серое небо, что и южнее, там, откуда они пришли, и Хан невольно нахмурился. Не могли облака лежать на таком длинном расстоянии, должны были быть хотя бы какие-то разрывы в тучах, а небо над головой выглядело точной копией того, откуда они только что пришли.
Наверное, тоже влияние злой воли Сети’Агона. Значит, он уже настолько силен, что может непосредственно влиять на погоду, рисунков ведунов ведь я в небе не чувствую. Мысли были мрачными, и Хан сразу же отогнал их прочь. Небесный Змей не зря явился ему, это был знак того, что ни в коем случае нельзя отчаиваться, что их поддерживают и не оставят наедине с их бедой.
Во все стороны, насколько хватало глаз, тянулась бесконечная степь, перемежающаяся через равные промежутки складками местности, невысокими скальными грядами, поднимающимися над равниной. На одном из таких выступов стояли и они с Дитром, а под ними, метрах в ста, не больше, расстилалось полотно нетронутого однородного снега.
