Белые волки. Часть 2. Эльза (СИ) - Южная Влада (читаем книги TXT) 📗
Но когда он подхватил ее на руки и понес обратно в дом, оставив фонарь валяться в траве, она затихла и спрятала лицо у него на груди. Пусть все случится. Внутри Алекса все так дрожит… он сойдет с ума, если сейчас она откажет ему.
Эльза покорно вытянулась на пледе, когда Алекс положил ее на пол в большом зале чужого заброшенного особняка. Она раздвинула ноги, удерживая его взгляд своим взглядом, и оставалась в такой позе, не шелохнувшись, пока он опустился сверху на нее.
— Я люблю тебя, Эль, — он помедлил, нежно провел пальцем по ее приоткрытым губам, словно готовясь испытать вместе с ней этот последний прыжок, это головокружительное падение и эту неведомую пугающую боль. — Я никогда не забуду, как ты стала моей.
Эльза молчала, напряженная, как струна, опасаясь, что если начнет говорить, ее решимость в очередной раз рассыплется, как карточный домик. Не дождавшись ответа, Алекс начал целовать ее, и она ощутила, как усиливается давление между ее ног, там, где он пытался осторожно проникнуть в ее тело. И вдруг дверь отлетела, ударившись о стену, яркий свет ударил им по глазам, и грубый голос приказал:
— Речной патруль. Не двигайтесь с места.
В полицейском участке, куда их доставил патруль, было жарко, но Эльзу все равно знобило. Она сидела, сцепив на коленях руки и опустив глаза, на жестком деревянном стуле для посетителей, одном из тех, что стояли в коридоре вдоль стены. Ее еще влажные и спутанные волосы лежали на одном плече, и только оказавшись в помещении, она заметила, что впопыхах неправильно застегнула платье, и, сгорая от стыда, продела пуговицы в правильные петли.
Один из полицейских, заметив, что Эльза дрожит, принес плотное шерстяное одеяло из спасательного набора для пострадавших, укрыл ей плечи и дал в руки стакан с горячим чаем. Алексу не оказали даже такого внимания — его бросили в клетку для временно задержанных наравне с прочими нарушителями, которых удалось поймать за день.
Узнав ее имя, позвонили родителям. Отец примчался довольно скоро. Эльза видела через коридор, как он остановился у стола дежурного, бросил в ее сторону короткий злой взгляд, закурил. Курить в участке наверняка не разрешалось, но молодой человек в форме не сказал благородному лаэрду ни слова и даже достал откуда-то из своих ящиков блюдце, чтобы предложить в качестве пепельницы.
Это был плохой знак. Отец всегда много курил, когда нервничал. До Эльзы долетали обрывки фраз из его тихой беседы с дежурным. Совершили проникновение на территорию и взлом исторического архитектурного памятника… разжигали огонь, создавая угрозу пожара в ветхом строении… были пойманы при попытке вступить в интимную связь…
На последних словах лицо отца стало белым, как мел. Эльза бы могла, конечно, крикнуть, что все не так. Никакого пожара бы не случилось ни от нескольких свечек, расставленных в доме, ни от фонаря, который валялся на влажной траве у берега, когда патруль прибыл. Но она уже несколько раз повторила это суровым вооруженным мужчинам, которые везли их на катере, и ее никто не послушал. Откуда они с Алексом могли знать, что чей-то старый особняк считается важным для истории? Алекс упоминал, что там мог когда-то бывать канцлер, но совершенно точно там давно никто не жил. Если дом так важен, почему там не ставили охрану и не ухаживали за ним? На эти вопросы ей никто не отвечал.
Эльза понимала: патрульные просто выполняют свою работу. Они должны следить за порядком на выделенном им участке, а это именно ее крики их привлекли. Крики и стоны, которые она издавала, когда Алекс ласкал ее у воды. Патрульный катер проходил где-то неподалеку, и их услышали. А потом увидели свет в особняке и тот злополучный брошенный ими фонарь…
Отец докурил, расплющил на блюдце уже седьмой по счету окурок с таким видом, словно сворачивал кому-то шею, затем полез в карман пиджака за бумажником. Он отсчитывал дежурному купюры, но смотрел не на него, а на дочь. Эльза узнавала этот взгляд, но никогда раньше не испытывала его на себе. Таким взглядом обычно отец смотрел только на Димитрия. Ей стало плохо, как становилось всегда, когда папа превращался из ласкового и улыбчивого волшебника в лютого и полного ненависти злодея.
Виттор чуть помедлил, собираясь убрать бумажник обратно, потом решительно отсчитал еще денег.
— Мальчишку я тоже заберу.
Эльза вскочила на ноги и хотела заговорить с отцом, когда он подошел, но тот грубо оборвал ее:
— Поговорим дома.
Она все поняла по виду, с которым Виттор огляделся. Незнакомые люди смотрели на них, а отец и так достаточно хлебнул позора, приехав сюда, чтобы забрать ее. Теперь о ней будут шептаться так же, как шепчутся о Димитрии, а папа всегда болезненно реагировал на подобные сплетни. Это было его слабое место: репутация, положение в обществе, уважение друзей и знакомых. Его детьми должны восхищаться, а Эльза… она следом за старшим братом нанесла ему удар в спину.
С замирающим сердцем она смотрела, как Алекса выпускают из клетки, и старалась убедить себя, что в этом есть хороший знак: отец не выдвинул против него обвинение в изнасиловании, как пугала ее мать, и даже выкупил его штраф за собственные деньги. Может быть, вся кара падет только на нее. Может быть, отец решил откупиться и от Алекса, чтобы тот молчал обо всем. Полицейские уж точно не станут дергаться, пока благородный лаэрд этого не захочет.
Она хотела объяснить отцу, что Алекса не стоит опасаться. Что он никогда не причинит ей вред, не станет трепаться на каждом углу, что она сама мечтала лечь с ним, и не нанесет урон драгоценной репутации их семьи. Но Виттор размашистым шагом шел впереди и словно не замечал, что его дочь плетется сзади. Алекс умудрился взять ее за руку и шепнуть, что он сам поговорит с ее папой, но Эльза только покачала головой. Алекс не знал, каков ее отец — человек, который запирал за железной дверью сына и никогда не слышал его криков и слез.
Их ждал кар с водителем, тем самым, который доставил ее к Северине и должен был ожидать возвращения. Мужчина выглядел виноватым, прятал глаза, а на его скуле Эльза заметила подозрительное лиловое пятно. Рука у отца всегда считалась тяжелой, но он обошелся мягко со слугой, не выгнав без выходного пособия, а только отвесив по морде. Ее мать однажды без тени сомнения уволила молодую служанку лишь за то, что та вздрогнула и заплакала при виде Димитрия.
Они ехали по городским улицам в полном молчании. Алекс ерзал и бросал взгляды на ее отца, но, очевидно, тоже чувствовал, что лаэрд не намерен вести беседы, и выжидал удобного момента. Эльза оставалась неподвижной и смотрела в окно, тяжесть на ее сердце с каждой минутой становилась все более невыносимой. Она встрепенулась, только когда поняла, что они едут не домой, а в противоположную сторону.
— Папа, что ты задумал? — воскликнула она.
Вместо ответа Виттор щелкнул зажигалкой, распространяя вокруг себя густые клубы дыма. И это тоже был плохой знак: обычно он старался не курить, находясь так близко возле детей. Водитель привез их на пустырь за доками, в стороне от прочего жилья. Здесь рос высокий ковыль, без конца свистел ветер, и сюда Эльза бегала с Алексом любоваться на закаты и обмениваться жаркими поцелуями.
— Выходи, парень, — негромко приказал отец и первым толкнул дверь.
Эльза тоже выскочила наружу. Теперь мысль о том, что их с Алексом могли бы оштрафовать за нарушение порядка и задержать в той клетке на несколько дней, казалась ей даже привлекательной. Отец в образе сердитого чужака пугал ее гораздо больше.
— Папа, чтобы ты ни задумал, пожалуйста, не надо, — взмолилась она, бросившись родителю на шею.
— Эль, — позвал ее Алекс, пока отец с непроницаемым выражением лица отодрал от себя ее руки и оттолкнул, — не волнуйся так, все будет хорошо. Мы просто поговорим. Это мужской разговор, и он должен состояться.
Отец снял пиджак, бросил его водителю и начал подкатывать рукава рубашки, такой же белой, как у Алекса. Они стояли на краю пустыря, по колено в ковыле, и над их головами чернело огромное небо. Алекс тоже поддернул рукава, но по его лицу Эльза видела, что он все еще намерен решить дело словами.
