Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
— Не вини себя, — вдруг очень тихо проговорила Торн, глядя ей в глаза.
Все это время она молчала и только первый раз за последние несколько часов разомкнула губы, чтобы обратиться к Найрин. Нимфа взглянула на нее, чувствуя, как горький комок в горле душит и мешает говорить. Впрочем, сейчас у нее были силы, чтобы что-то сказать: яхиль с каждым глотком словно вливал в нее лето и желание жить, а вместе с ними росла и боль.
— Я не могу не винить себя, — сипло ответила Найрин. Говорить было сложно, но она справилась. Нужно было вставать на ноги любой ценой. Если она не может теперь сражаться с помощью Источников, то она все еще может встать в строй и драться обычным оружием. — Если бы я так не перепугалась, если бы я не была настолько уверена в собственных силах, ничего этого не случилось бы.
— Ты ничего не знала, — мягко сказала Торн, и ее рука легла на живот Найрин. Прикосновение ощущалось через одеяло, и от него было как-то очень тепло. — Анай раньше не сталкивались ни с чем подобным, и о сути этих энергетических ран никто ничего не знал. А ты хотела помочь.
— Хотела, — горько усмехнулась Найрин. — И только все испортила.
— Это не правда, — твердо проговорила Торн, но ее слова сейчас не доходили до Найрин и ничем не могли ей помочь.
Все это выяснилось уже гораздо позже, уже после того, как главная ошибка была совершена. Когда Найрин очнулась в шатре кортов, над ней стояли какие-то облаченные в белые балахоны мужчины, в которых та сразу же распознала ведунов. Те были очень удивлены и рассержены одновременно, и не только тем, что Найрин без спроса ворвалась в их лагерь и понаделала там дел. Они-то и рассказали ей, что во время сражения с ведуном стахов Торн получила невероятной силы энергетический ожог, и лечить ее обычными методами было нельзя. Белоглазые должны были поднять ее на ноги через какое-то время, медленно вливая силы небольшими порциями, чтобы энергетическая аура тела могла сама восстановиться. А грубое исцеление Найрин, воздействие в полную силу, только прорвало и без того слабую оболочку. Конечно, она смогла ценой невероятного усилия спасти жизнь Торн, но это все равно было глупо. Если бы Найрин перед тем, как раскидывать всех в стороны и крушить все, удосужилась спросить лечивших Торн целителей о причинах ее болезни, то не поставила бы сначала свою любимую на грань жизни и смерти, а потом и весь свой клан, лишив его такой необходимой ему мощи. Причем именно сейчас, когда ведуны были так нужны фронту.
— Я была слишком уверена в собственных силах, — сипло проговорила Найрин, чувствуя, как глаза наливаются слезами, а голос дрожит. — После того, что случилось в становище Сол, после того чуда… Мне начало казаться, что теперь я могу сделать все. Все! А вместо этого — я все сломала.
— Ты ничего не сломала, — ладонь Торн слегка сжала ткань одеяла, а в голосе послышалась настойчивость. — И ты все исправишь. Тебе просто нужно набраться сил.
— Да не поможет это, — всхлипнула Найрин, отворачиваясь от нее. — Теперь ничего не поможет.
Ей не хотелось, чтобы Торн видела, как она плачет, но было уже поздно. Горячие злые слезы побежали по щекам, и Найрин раздраженно шмыгнула носом, с трудом отворачиваясь в тень, чтобы не было видно ее лица. Краешком глаза она видела, что Торн сидит рядом и смотрит на нее, но тени в шатре скрывали выражение ее глаз. Потом рука Торн медленно нашарила ее ладонь под одеялом и сжала.
— Когда-то ты сказала мне, что я жалкая потому, что сдаюсь, — хрипло проговорила она, и Найрин с какой-то непроизвольной жадностью прислушалась. — Что ты презираешь меня за то, что я хочу сбежать. Не будь жалкой сама, Боевая Целительница становища Сол. Борись!
— С чем бороться? — всхлипнула Найрин. — Я даже пошевелиться не могу!
— Значит, нужно сделать так, чтобы смогла, — твердо сказала Торн. — Так что закрывай глаза и спи, набирайся сил. Это единственное, что ты сейчас можешь сделать, — как можно быстрее выздороветь.
Она была права, и Найрин знала это, только легче ей от этого не становилось. Торн больше не сказала ничего, но горькие слезы еще какое-то время обжигали щеки, пока глаза, наконец, не закрылись, и Найрин не провалилась в черную пустоту.
Сны были тревожными и лихорадочными. Ей снилось, что она лезет в гору, отчаянно цепляясь за голый склон руками и ногами, и камни скользят под ее сапогами, осыпаются вниз, а руки выворачивают булыжники, которые казались такой надежной опорой. Она упрямо лезла и лезла, но только еще больше сползала вниз, не выигрывая ни пяди пространства. А над головой, над самым колючим сколом горы, кипели серые облака, и небо разрывали змеистые молнии надвигающейся грозы. Потом пришла вялая мысль о том, что можно бы использовать крылья, чтобы взлететь на самый верх, но Найрин почему-то не смогла открыть эти крылья. Наконец, сон кончился, и его сменили другие, не менее мрачные, но уже не такие напряженные. В этих снах она то проваливалась в ямы, из которых не было выхода, то убегала от какого-то невидимого врага, что наблюдал за ней со злорадной усмешкой, и она знала, что убежать не сможет. В этих снах люди умирали за миг до того, как ее руки касались их, и Найрин горько плакала обнимая их остывающие тела, а потом бросалась дальше в надежде спасти кого-то еще, но и это у нее не получалось.
Потом вновь пришла та гора, тот первый сон, в котором она все никак не могла вскарабкаться по склону. Преодолевая невероятное сопротивление, стискивая зубы, срывая ногти и раздирая в кровь руки и колени, Найрин ползла по склону вверх, зная, что ей нужно во что бы то ни стало добраться туда. Ледяной ветер дергал ее за одежду, грозя швырнуть вниз, молнии наверху выбивали из бока горы каменное крошево, и оно летело Найрин в глаза, оставляло на щеках багровые полосы. Изредка гора недовольно содрогалась, словно хотела сбросить ее с себя, но Найрин упрямо цеплялась всем телом, не позволяя себе расслабляться ни на миг.
Потом впереди открылось широкое каменное плато, и она с трудом выкарабкалась на него и позволила себе минуту полежать, восстанавливая дыхание. Плато упиралось прямо в отвесную стену, в которой виднелась черная трещина. Найрин огляделась, смутно слыша, как слева от нее шумит водопад, чувствуя за спиной пропасть, на дне которой, очень-очень далеко внизу, рос лес. Это Источник Рождения, поняла она и, превозмогая боль и усталость, заставила себя подняться и побрела вперед.
Под черной аркой не было ничего, никакого золотого дрожания, никакого свечения, никакого предвкушения от встречи с Богиней. Найрин вошла внутрь пещеры с каменной чашей в полу, и пещера была темной, пустой и душной, а на самом краю пересохшего Источника кто-то сидел. Этот кто-то повернулся к ней, и сердце болезненно сжалось. Рыжие кудри Эней здесь выглядели тусклыми, а в глазах стоял могильный холод. Ее губы раздвинулись, и на подбородок по ним побежала красная струйка крови, а из груди вдруг вырос черный наконечник стрелы.
— Ты не успела! — захлебываясь кровью, расхохоталась Эней, и Найрин с криком проснулась.
Сердце бешено колотилось, а глаза медленно привыкали к яркому по сравнению со сном свету. Она была все в том же шатре, но теперь сквозь парусину стен и потолка был виден тусклый свет дня, да и звуков стало гораздо больше. Снаружи доносились голоса, шум лагерной жизни, отдаленные удары молота о наковальню и густое ворчание волов.
От ее резкого движения вздрогнула прикорнувшая рядом Торн и резко села, поворачиваясь к ней. Найрин взглянула на нее расширившимися от страха глазами. Грудь ходила ходуном, сердце билось в ребра как бешенное, а на лбу выступила испарина.
— Ты вся горишь, — хрипловато проговорила Торн, пощупав ей лоб, а потом полезла за пазуху за эльфийским напитком. — Я сейчас помогу!
Найрин была не в состоянии ей отвечать и только кивнула, прикрывая глаза и пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце. Это был всего лишь сон, просто плохой сон и ничего больше.
— Давай, я помогу, — проговорила Торн, осторожно приподнимая ее, но Найрин уже чувствовала себя в состоянии самостоятельно сесть, а потому, слабой рукой перехватила флягу и поднесла ее к губам. Глаза Торн слегка потеплели, напряжение немного ослабло в уголках ее губ. — Вот и славно! Смотри, тебе уже легче.
