Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

За лугом начинался очередной отрезок леса, где и росла рябина, и еще шиповник, в котором могли сохраниться несобранные ягоды. Альвдис и Мейнард молча шли рядом, и молчание это успокаивало, как и шелест ветра в траве, как неподвижность валунов. Так хороша была эта картинка, что Альвдис не сразу уловила движение в ней — а когда рассмотрела, удивилась. Из леса появились всадники, и направлялись они прямиком к путникам.

Мейнард заметил их сразу и насторожился. Он оглянулся на лес, от которого они отошли достаточно далеко, и сказал негромко:

— Ты не видишь — это знакомые едут, госпожа?

— Не вижу. — Она всматривалась в фигуры всадников, приближавшихся достаточно быстро. — Хотя подожди… Я узнаю лошадей. И… это Хродвальд Черный.

Нехорошее присутствие превратилось в уверенность: Хродвальд на этой равнине не просто так. Смешно думать, будто он заблудился, — сосед знает здешние тропы не хуже любого местного жителя. Он уже должен если не подъезжать к своим владениям, то быть далеко на пути к ним, а не в этих местах. А значит…

Она не успела додумать: Мейнард непочтительно дернул ее за рукав.

— Идем, госпожа. Быстро.

До леса не добраться, он был слишком далеко — даже если побежать, всадники быстро догонят путников на этом лугу. Мейнард решил не рисковать и повел Альвдис в сторону; Хродвальд и его люди тоже свернули. В ста шагах валуны лежали не поодиночке, а громоздясь один на другой, создав завал, вокруг которого росло несколько рябин и берез. Гроздья на рябиновых ветках горели ярко-алым; ягоды были крупные, хорошие, не обклеванные птицами, и Альвдис в другое время непременно бы их собрала.

Мейнард толкнул девушку в проход между валунами — выхода оттуда не имелось, зато и сзади не подойти. Альвдис отбросила корзину и сняла со спины лук, франк сделал то же самое. Кони приближались, грохот копыт был все ближе, и казалось, трава, тронутая изморозью, панически трясется. Мейнард встал так, чтобы загородить собою Альвдис, и она пока не возражала. Пока. Дочь вождя учили сражаться, и из лука она стреляла отменно. Если это то, о чем они с Мейнардом думают, она так просто не дастся.

Лошади подлетели, и всадники придержали их; пар от дыхания облачками развеивался в бледном воздухе. Хродвальд выехал вперед, с насмешкой глядя на Мейнарда, который стоял, наложив стрелу на тетиву и до поры до времени опустив лук, но Альвдис догадывалась — выстрелить франк способен в любое мгновение.

— Что за встреча! — произнес Хродвальд, не торопясь спешиваться. Его люди держали ладони на рукоятях мечей и кинжалов. Их было человек десять — все те, кто оставался до сегодняшнего утра во Флааме, разве что не хватало кого-то. Может, Мейнарду и не почудилось в лесу, что за ними кто-то идет… — Доброе утро, госпожа. Мне кажется, ты не рада меня видеть?

— Ты прав, я удивлена встрече, — отвечала Альвдис спокойно.

— Я рад, что получилось удивить тебя. До сих пор мне не удавалось. — Хродвальд похлопал своего коня по шее. — Ты очень дерзко говорила со мной, прекрасная Альвдис, дочь Бейнира Мохнатого. И мне это не по нраву. Я такой человек, что слово свое привык держать, а слово я сказал сразу: хочу, чтобы ты стала моей супругой и вошла в мой дом. Поверь мне, ты ни в чем не будешь знать отказа, — голос его сделался вкрадчивым и плавным, будто добавили меду, — тебе станут служить лучшие мои люди, ты даже не обязана будешь делать ничего, если сама не пожелаешь. Только согласись стать моею, не сейчас, так позже, и я приму это ожидание, а пока жду, завоюю для тебя еще больше золота. Стану ждать, раз ты захотела.

— Ты слышал мой ответ, Хродвальд Черный. — Альвдис не собиралась отступать. — Я не стану твоей супругой. И ты можешь не уговаривать меня, потому что уговоры тут не помогут. Я дочь вождя, и я вольна выбирать.

— Ты выбрала, — согласился Хродвальд, ничуть не удивленный ее словами, — но и я выбираю так, чтобы мои желания воплотились. Не хочешь поехать со мною добровольно, что ж, в моей власти увезти тебя.

— Я так не думаю, — негромко сказал Мейнард.

— А, тот самый раб, которого Бейнир не захотел мне подарить! — воскликнул Хродвальд. — Ох и дерзкий же у тебя язык, франк! Я это уже вчера понял. Тебя я, пожалуй, тоже заберу, и ничего мне за это не сделают. Ты будешь моей добычей, моим военным трофеем — а что я с тобою дальше сотворю, это никого не касается. Ты ещё станешь умолять меня о пощаде и возжелаешь участи своего беглого дружка. Он-то умер быстро…

— Если я тебя не убью.

— Убьешь? Меня? — насмешливо откликнулся северянин. — Да как ты осмелишься? Все, на что способен такой, как ты, — это зайца подстрелить. Мне сказали, ты из монахов, так где же твоя любовь к ближнему? Твой Бог не просто осуждает убийства, он считает их грехом. Так у вас говорят, кажется. Разве что в эжных землях вы истребляете тех, кто, как вам показалось, узурпирует славу вашего бога; ну так тут тебе не юг и нет тебе благословения. Если ты хоть кого-то здесь убьешь, твоя душа будет вечно корчиться в муках, верно? Как видишь, я кое-что о вас знаю. И знаю, что монахи — слизняки все как один. — Он сплюнул. — Бейнир, видать, в вашем монастыре какого-то кузнеца не приметил, тот и разнес воинам головы своим молотом, или же клинками их порубил, которые ковал… Мохнатый взял с собой молодняк, а потом сокрушался, что многих убили. Но не ты. Ты ведь верный слуга Божий, а? Ты пойдешь со мной, раб, если я так велю.

— Ты можешь пленить раба, конечно, и вряд ли мой отец рассердится на тебя настолько сильно, чтобы всерьез ссориться, — произнесла Альвдис, и Хродвальд перевел горящий взгляд на нее. — Но со мной не так. Я единственная дочь Бейнира. Он любит меня. И когда он узнает, что ты забрал меня вопреки моей воле, тебе не миновать его гнева. А в гневе Бейнир Мохнатый способен горы оторвать от основания, чтобы отыскать под ними обидчика и отомстить ему. Ничто не спасет тебя тогда.

— Разве кто сказал, что я жажду спасения? Я жажду твоего внимания, госпожа, и получу его. Даже если придется заплатить высокую цену, оно того стоит. Сорвать столь дивный цветок! Ну, а может, тебе и понравится у меня. Я умею укрощать женщин. — И, видимо, сочтя дальнейшие разговоры бесполезными, коротко приказал своим людям: — Взять их.

Мейнард выстрелил.

Стрела коротко свистнула и вонзилась под ключицу одному из воинов, которые уже двинулись вперед. Стремительным движением Мейнард вытянул из колчана вторую стрелу и тоже отправил ее в полет, сняв другого всадника. Люди Хродвальда замешкались на мгновение, и тот взревел раненым медведем:

— Что вы смотрите? Я сказал, взять их! Живыми!

Не так-то просто верхом атаковать узкую щель между валунами, подумала Альвдис. Им с Мейнардом повезло, что здесь сыскалось такое укрытие, иначе их бы обездвижили в считанные мгновения. А так есть шанс просто перестрелять нападающих. Альвдис подняла лук, наложила стрелу и, прицелившись, выстрелила у Мейнарда из-за плеча. Стрела попала в цель, однако лишь ранила воина Хродвальда.

Может, следует выстрелить в самого зачинщика? Но на это Альвдис не решалась. Одно дело — сопротивляться разбойникам, и другое — убить соседа. Вражда начинается и из-за меньших поступков.

Она испытывала лишь легкое волнение, поднимая лук снова. Холодная злость поднималась из глубины души, заливая остатки страха, словно вода — едва теплящийся костер. Мейнард шагнул вперед и выстрелил снова, однако стрела прошла мимо.

Все-таки глупцами воины Хродвальда не были. Они отъехали чуть назад, спешились и укрылись за лошадьми. Луки имелись только у двоих нападавших, но это не спасет Альвдис и Мейнарда: Хродвальд велел взять их живыми, про раны он ничего не сказал. Девушка догадывалась, что воины станут делать дальше, и оказалась права. Они сняли крикливо расписанные красным щиты (Красный цвет у северян символизировал власть; Хродвальд — мелкий землевладелец, однако он любит хвастаться. — Прим. автора), отцепив их от седельных сумок и, загородившись ими и обнажив мечи, двинулись вперед. Лучники не стреляли, опасаясь задеть своих или будущих пленников. Хродвальд стоял за живым заслоном, а пятеро сильных воинов приближались, и стало понятно, что скрутят они Мейнарда и Альвдис за несколько мгновений. Даже если один или двое падут, остальные довершат дело.