Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

— Ты уже покидаешь нас?

— Да. Я хочу подняться на рассвете и сходить в лес, последний раз, пока снег не лег. Может, найду что-то полезное. Нарву рябины.

Мачеха кивнула: Альвдис собирала травы и ягоды до поздней осени, и благодаря многим таким сборам удавалось пережить холодную зиму и реже простужаться. Бейнир отпустил дочь, и она ушла, попрощавшись, как подобает, с гостями.

Как хорошо, что завтра Хродвальд уедет. Альвдис хотелось, чтобы скорее уже настало утро и можно было уйти из деревни, смыв лесной тишиной все мерзкие ощущения, накопившиеся за последние дни. Лес поможет, как и всегда. Он поговорит с Альвдис на ее языке, на языке богов, и подскажет, что делать дальше.

ГЛАВА 9

Утро выдалось морозным и холодным, но ясным, даже облака откатились на запад, открыв чистое бледно-голубое небо. Когда Альвдис вышла утром на крыльцо большого дома, то остановилась на минуту, чтобы полюбоваться открывающимся видом. Вода фьорда из темно-синей превратилась почти в черную, и потемнели горные склоны, и кое-где подернулись уже белой дымкой — значит, ночью шел снег и осел на еловых ветвях и в кронах сосен. В поселении снега почти не было, а вот в лесу наверняка имеется. Альвдис порадовалась, что оделась тепло и удобно и сможет долго ходить, и что вообще решила пойти.

Гости уехали еще до рассвета; девушка слышала, как они понукают коней, как весело переговариваются и как спешат, чтобы до ночи преодолеть наивозможно большее расстояние. Хродвальд — тот к вечеру уже должен будет добраться до дома и, Альвдис надеялась, не приедет пока больше. А если отец решит отправиться к нему в гости, она изобретет предлог и останется дома. Незачем дразнить гусей, как говорит Халлотта.

Задумавшись, Альвдис задержалась на крыльце и не сразу заметила, что ее поджидает Мейнард. Он стоял, прислонившись к стене дома, и ножом очищал прутик; мелкая стружка падала на землю, завиваясь, будто кудряшки ребенка.

— Доброе утро, госпожа, — сказал франк, увидев, что Альвдис наконец обратила на него внимание. — Эгиль велел, чтобы я пошел с тобою, да я и сам бы вызвался.

Тут Альвдис заметила, что за спиной у Мейнарда висит лук.

— Эгиль дал тебе новое оружие?

— Я ведь не просто должен пойти, а тебя защитить в случае чего. Ты хоть и умеешь сама за себя постоять, — он указал на ее лук, который Альвдис держала в руке, — но все-таки будет спокойнее. Мы волков и видели уже, и слышали, а несколько дней назад видали медвежьи следы.

— Я думала, отец велит вас всех запереть после того, что случилось вчера, — оглядевшись, сказала девушка. Поблизости никого не было, и все же…

— Поговорим об этом после, когда уйдем отсюда. Хорошо, госпожа?

— Хорошо. И, Мейнард… я рада, что ты идешь со мной. Не думай, будто я недовольна.

— И в мыслях не было, — сказал он и снова мимолетно ей улыбнулся.

Они прошли по деревне, здороваясь с жителями. Альвдис все думала, почему Эгиль так доверяет Мейнарду, и когда деревня осталась позади и начался лес, все-таки об этом спросила.

— Вчера ведь твой брат из монастыря… Это ведь Хродвальд убил его, верно? Он похвалялся не просто так?

— Хродвальд, — кивнул Мейнард. Тропа была достаточно широкой, чтобы он мог идти рядом с Альвдис, и он шел. — Если бы его не было там… Я мог бы уговорить Эгиля, полагаю.

— И ты винишь себя за это?

— Виню, — согласился он спокойно.

— Не стоит, Мейнард. — Она редко называла его по имени, но тут почувствовала, что так нужно. — Когда Эгиль отправлялся в погоню за беглецом, прошло уже слишком много времени, и отец велел привезти его живым для казни или казнить на месте, если тот вздумает сопротивляться. И Лука бросился бежать, так Эгиль сказал. Тогда Хродвальд догнал его и… — Альвдис поморщилась. Вчерашние рассказы за пиршественным столом врезались ей в память крепче, чем хотелось бы. — Ты не переубедил бы Эгиля, у него был приказ вождя.

— Спасибо. — Он и вправду был благодарен ей. — Это делает ношу чуть легче. Хотя я все и думаю о том, что должен был бы переубедить его — не Эгиля, брата Луку. Еще раньше, когда он высказывал мне свои бунтарские мысли. Мне казалось, я сделал это. Он же дал мне слово не убегать… — Мейнард покачал головой. Теперь Альвдис понимала, насколько глубоко ранила его вчерашняя история. — Эгиль понимает это — настоящую клятву. Я дал слово, и он, и вождь поверили моему слову: я не стану убегать, и если это место теперь мой дом, я стану его защищать. Деревню и ее жителей. Тебя. Потому Эгиль разрешил мне выбрать оружие, это такая милость с его стороны. Он знает, что я тебе вреда не причиню и никуда отсюда не денусь. Мне незачем.

— Ты не хочешь уезжать отсюда? — удивилась Альвдис.

— Куда? Монастырь, где я жил, сожжен. У меня нет владений, нет семьи. Я много где побывал раньше и видел разное, так что мир, считай, посмотрел. И что понял: везде почти одно и то же. Люди, уклад… Боги разные, а люди везде одни и те же.

— Ты разве не мечтаешь ни о чем? Ничего не хочешь?

Мейнард поднырнул под низко склонившуюся еловую ветку.

— Ты, госпожа, сильно добра ко мне — о таких вещах спрашиваешь… Когда-то я о многом мечтал и многого хотел, а теперь хочу лишь покоя. Здесь он имеется.

— Быть рабом, тяжело трудиться каждый день и не иметь ничего своего — это покой?

— Оказывается, так и есть.

Альвдис задумалась, стараясь понять его. Что за жизнь вел этот человек до того, как попал в монастырь, если теперь участь раба в северной деревне полагает покоем? Она бы и хотела спросить, но понимала, что Мейнард не ответит, как не расскажет и о причинах, приведших его к христианскому Богу прямо в объятия. Альвдис уже пробовала спрашивать и каждый раз натыкалась на вежливый отпор. Она не обижалась, понимала. Не каждый может и хочет сказать о том, что лежит на душе. Если на то пошло, разве она сама откровенна с Мейнардом, да и со всеми остальными в том, что чувствует сейчас? Нет. И ей не хотелось, чтобы кто-то узнал об этом.

В лесу и вправду оказался снег. Он тонким слоем устлал открытые ветрам тропинки, полупрозрачным покрывалом лег на валуны, вспыхивал острыми звездочками в ветвях деревьев. От солнца это все светилось и переливалось. Альвдис стянула перчатку и прикоснулась к боку большого камня, стоявшего у дороги. Снежный поцелуй оказался холодным и ласковым, пальцы оставили на камне короткий след. Скоро он исчезнет под слоем инея.

С неожиданным спокойствием Альвдис подумала о грядущей зиме. Горные тропы завалит, останется проходим только основной перевал, откуда расходятся пути к соседям, в том числе и к Хродвальду. Надо надеяться, что он не настолько заскучает, дабы снова заявиться в гости… Впрочем, она же дала себе слово об этом не думать! Фьорд замерзнет, корабли не сдвинутся с места до весны, будут спать в длинных деревянных сараях на берегу и видеть сны о море и славе. Это время долгих ночей, мирной работы в хорошо протопленных домах, неторопливых рассказов. Охотники станут ходить в лес за пушниной, которую по весне купцы повезут в далекие страны, и на незамерзшие берега фьорда, там, дальше, — бить тюленей. Тинд говорит, их много в этом году. Зачем терять добычу?

Раз лег снег, нужно достать из кладовых лыжи и подготовить их, иначе Улл и Скади (Покровители лыжников, стрелков из лука и охотников. — Прим. автора) обидятся на такое отношение и не подарят хорошей добычи. Нужно починить все инструменты, что пришли в негодность за летние месяцы, обработать коровьи и овечьи шкуры — осенью забили много скотины и мясо заготовили впрок; Альвдис придется прясть, шить одежду, покрывала для кроватей… Она думала об этом с удовольствием, как хорошая хозяйка. И ещё думала о том, как хотелось бы ей весной отправиться в путь и встряхнуться, словно сбросив с себя зимние сны. С каждым годом тоска по путешествиям становилась все сильнее. Альвдис нравился дом, она хотела бы провести в этих краях всю жизнь, и все же дом становится драгоценней, если покидать его иногда. Так говорили те, кто повидал иные земли. Даже отец Даллы однажды взял ее в торговый поход, когда та была еще юной девушкой — а Бейнир и слышать о таком не хочет.