Кареглазка и чудовища (СИ) - Наседкин Евгений (книги онлайн TXT) 📗
Мой голос коварно прорезался и с горем пополам позвал животное: «Цер-бер! Цер-бе-рик, иди ко мне!». Пес выглянул из-под колес, и я спустил курок. Оглушительный грохот, отдача… а я вновь и вновь стреляю. Пламя взрыва застало меня врасплох, и окутало ядовито-оранжевым жаром. Бензовоз разорвало на части, которые поднялись факелом и разнеслись во все стороны.
Последним чувством было, что я сгораю как спичка под напалмом — но, перед этим взорвалась голова, вытек глаз, и передо мной мелькнул силуэт — как пума в прыжке… но, это не точно.
****
Ту-ту-тук, ту-ту-тук, ту… монотонный гул наполнял мозг спокойствием, убаюкивал, напоминая о далеких временах, когда Гена-Гермес с классом ездил в Туапсе. Тепло и уютно, кажется. Спать бы и спать, но мозг уже очнулся, и хотел быть полезным, словно не понимая, что не всегда эти мысленные изыскания приносят пользу.
Агент Синдиката открыл глаза, но было темно, и он ничего не увидел, кроме того, что он уже не в гараже. Ничего не болело — он вообще ничего не чувствовал. Как в тумане, в голове возникли образы и звуки, которые казались давно пережитым сновидением — человеческие голоса, ощущение невесомости, темный готический паровоз. Приятно осознавать, что твой разум способен на большее, чем просто существовать и считать до десяти.
Следуя дедукции — его эвакуировали. Сверху справа зажегся красный лазерный глаз, и просканировал синдика. Аппарат запищал, и зажегся свет — неяркий, мерцающий. Дверь распахнулась, пропустив троих мужчин. Гермес с облегчением заметил у высокого арийского блондина татуировку на правой щеке. Змея, кусающая себя за хвост. Уроборос.
— Как ты себя чувствуешь? — огромный сутулый детина в белом халате подошел ближе.
Гермес распознал в нем медицинского работника — по фонарику в руках и стетоскопу на груди. Нужно было ответить, но когда он попытался это сделать, губы слиплись — чтоб открыть рот, пришлось их разодрать.
— Я как под наркотой. Это лекарства? Все нормально?
Гигант улыбнулся, а блондин с уроборосом подошел к панели с экранами, что-то включая. Третий, похожий на богомола с огромной плешью на маленькой голове, пристально смотрел на оперативника. Казалось, что он никогда не моргает.
— Все нормально, Гермес, — успокаивающим тоном сообщил верзила. — Меня зовут Зенон. С нами в вагоне — сам священный приор Стикс, — он поклонился плешивому богомолу. — А это — пастырь Дионис, — он показал на блондина с уроборосом. — Расскажи нам, что произошло. Постарайся все вспомнить, это очень важно.
Гермес задумался, как подать информацию. Приоры были кормчими, они составляли Коллегию, управляющую Синдикатом. И сейчас вдруг оказалось, что он держит ответ перед одним из них. После провала. Фактически, это как пройтись по лезвию ножа, не порезавшись.
— Ну же! — пастырь Дионис нетерпеливо приподнял правую ладонь, с огромным изумрудом на среднем пальце. — Клянусь Апокалипсисом, не всегда молчание — золото!
— Надо ведь думать, что говоришь…
— Вы с Арго умудрились провалить миссию, — высокий блондин занервничал. — И теперь нас интересует только то, где Ковчег.
Синдик попытался приподняться в постели и вдруг осознал, что не может этого сделать: не только из-за препаратов — он был привязан, «зафиксирован».
— Ковчег у парня. Высокий лапоухий выродок.
— Как его найти? — пастырь с уроборосом подошел ближе.
— Он где-то в Межнике. Там стая нечистых, поэтому он не мог уйти ночью.
Старейшина Стикс, плешивый богомол, поддался вперед, его голос оказался красивым и высоким — что не могло утаить интонации властности и жесткости.
— Если Ковчег у него, то он может не бояться нечистых. Проклятье! Вы с Арго все испортили!
— Арго погиб! И я здесь прикован, как будто не оперативник Синдиката, а арестант! — возмутился Гермес. — Ищите крайних в другом месте. Буревестник, например, мог лучше спланировать эту часть миссии.
Стикс с Дионисом умолкли, синхронно подняв брови. В вагоне зашипело, и раздался громкий раздраженный голос.
— Трусливый пес, как ты смеешь обсуждать священных приоров, творящих промысел Божий? Как смеешь говорить гадкие вещи?! — Гермес с удивлением понял, что это был Буревестник. Так значит, блондин включил радиосвязь…
— Ты показал недостаточное усердие. Эгоизм и чрезмерное себялюбие, — голос за кадром с каждым словом все больше превращался в глас сурового проповедника, готового принести в жертву недостойного послушника.
Агент физически ощутил возмущение всех нервов. Он не доверял этому старейшине, давно отсутствующему в Синдикате, и творящему какие-то свои делишки черт-знает-где. «Буревестник» — это был его творческий псевдоним, так сказать. Официально он был «святой отец Захария».
— В произошедшем виноваты все. Не только наша группа. И Вы тоже, — возразил Гермес приору.
— Ты упорствуешь… — в голосе Буревестника просквозило раздражение. — Это гормоны, поверь. Они сводили с ума и более ответственных богобратьев. Я надеялся, что у тебя есть будущее.
— Будущее? Как у Парамона? Или как у Арго?! — Гермес почувствовал сладкий вкус бунтарства и даже пытался приподняться, чтоб показать, насколько он взбешен. — Конечно, проще винить во всем молодость и гормоны. Но и ваша дряхлость — не образец. Гормоны?! Наоборот, я думаю, что это маразматичным стариканам и безвольным евнухам не место в Синдикате!
«Евнухам здесь не место», — эта фраза приписывалась основателю Божьего промысла — Распутину. Он был верующим фанатиком, имел паранормальные способности и связь с Суровым Богом. А также — невероятные половые способности. Повисла тишина, радио шипело, но Буревестник не отвечал. Прошло время, несколько минут, пока участники беседы смогли придти в себя от оскорблений синдика. Стикс глядел в угол, гневно сжав губы, Дионис неловко хрустел фалангами пальцев, а Зенон пытался подавить икоту задержкой дыхания. Наконец, Буревестник заговорил.
— Гермес, мне жаль, что твой брат погиб, — сожаление прозвучало вполне искренне. — Я ошибся, надеясь, что время излечит твою душу. Ты меня ненавидишь, но, поверь, я сделал для Бога и Синдиката все, что было в моих силах. Считаешь… что старикам и евнухам нет места в нашем Богобратстве? Пути Господни неисповедимы, Гермес, и мне кажется, я знаю его план.
В динамике послышался щелчок, и телеком отключился. Плешивый Стикс и белокурый Дионис посмотрели на оперативника, как на виноватого ребенка, и вышли. Остался лишь Зенон.
— Что Буревестник имел в виду? — с некоторым беспокойством спросил у него Гермес.
Громила отвел глаза, покопошился в карманах и достал пачку сигарет.
— Покури.
— Это яд — я не курю. Скажи, мне ампутировали ногу? Поэтому я ничего не чувствую?
— Одна не повредит. Что там нашей жизни? — Зенон задумчиво разглядывал табак в сигарете, не желая отвечать. Наоборот, он достал из-за пазухи еще и флягу.
— Я не пью, — и Гермес упрямо закрыл рот, не давая медработнику вставить ему сигарету и отказываясь от спиртного.
— Хотел как лучше, — вздохнул верзила, и накрыл его глаза огромной ладонью. Что-то острое вонзилось в плечо, но боли не было. Лишь нахлынувшая сонливость. Синдик попытался укусить Зенона, так как хотел контролировать все, что происходит. Тот больно шмякнул его по губам.
— Ты должен спать, скоро операция!
Сквозь пелену надвигающегося забытья Гермес с беспокойством подумал об этом. Какого дьявола? Какая операция?!
****
Я бегу по коридорам… Сворачиваю в галерейную переходку, и устремляюсь к двери. За ней находится универский спортзал, но выглядит он почему-то, как спортзал в школе, в которой ночевали ублюдки Калугина.
В середине — ребята, они склонились, будто команда в перерыве между таймами. Одна из студенток оборачивается, и я вижу лицо Вероники. Хрустально чистые васильковые глаза, светло-русые волосы, словно шелк, нежный подбородок с чувственными губами. Боже, как же я скучал!
Что-то не так… она ковыляет ко мне. Свет играет, как во время грозы, и в какой-то момент я вижу, что половина ее лица… отсутствует. Ужас заставляет меня кричать, но голоса нет. Лишь кашель, сухой, раздирающий глотку до крови.
