Кареглазка и чудовища (СИ) - Наседкин Евгений (книги онлайн TXT) 📗
Я уперся спиной в сервант. Таня снова была передо мной — лицом к лицу. Ее глаза, еще не получившие характерный оранжевый оттенок, были затуманены. Викрамия захватила мозг, и она уже не была человеком, а лишь голодным, невероятно алчным хищником. Пища была нужна ей для поддержания генетического преображения, запущенного INVITIS. Это был вопрос выживания.
Она накинулась на меня, и повалила. Ее челюсти клацали возле моего горла, я с трудом ее удерживал — благо, что даже в состоянии звериного транса она была довольно слаба. По крайней мере, в сравнении с краклами, прошедшими через метаморфозу.
Подогнув ноги, я катапультировал сестру до заваленного трельяжа, а она тотчас встала на ноги, как была. Я лихорадочно выискивал взглядом что-либо, способное помочь, но так и не нашел. Зарядив Тане в голову тяжелой каменной пепельницей, я поспешил ретироваться наружу, но на полпути она запрыгнула на спину. Времени не было, и я воплотил в жизнь первое, что пришло в голову. Резко наклонился и сбросил ее — прямо в оконный проем.
Таня влетела в окно, разбив стекло. Ее остановили запертые ставни. Свалившись, она сразу же поднялась в позе стартующего спринтера. Я поковылял, побежал, что есть мочи, буквально затылком слыша ее топот. Перед прыжком с порога, я замешкался и услышал «клац» у шеи.
Таня настигла меня возле бассейна, я споткнулся и упал. Она перелетела, но схватилась за край моей толстовки и затормозила, во многом благодаря моему весу.
Махом она вскочила и оказалась сверху, капая слюной на мой респиратор. Я был слаб, а боль парализовала меня. Танины челюсти опустились, намереваясь поживиться, и я понял, что все закончилось, так и не начавшись — несуетливая жизнь на берегу моря, Спермоферма с пальмами, и прекрасные жопатые красотки.
Случившееся было как неожиданно, так и неправдоподобно. Типа — «Бог из машины». Послышался гневный лай, и Цербер налетел на Таню. От его напора сестру снесло, наверное, метра на полтора.
Я увидел, что произошло, и все равно, это было, как во сне: Таня погрузилась прямо в загаженный бассейн, при этом ее голова грохнулась о кафельный бортик, смявшись как сырое яйцо. Я осторожно приблизился — из-под листьев и мусора в воде появилось пятно, и оно быстро расширялось. Я едва нашел фонарь, и луч света подтвердил мое предположение — это была кровь.
Через несколько минут тело Тани всплыло, и Цербер жалостливо прижался к моей ноге.
****
Бывает, что битый час лежишь в постели с сомкнутыми веками, а уснуть не можешь. Сердце вырывается из груди, как запертая в клетке птица… НО, ЧТО МЕШАЕТ СПАТЬ?! Неужто мифическая вторая половинка, душа, стремящаяся сквозь мириады городов и столетия мгновений? Конечно, Крылова могла только предполагать, почему ей не спится. Об истинной причине, находившейся в ста километрах, она, наверное, никогда и не догадалась бы.
Ученая была не из тех людей, чтоб продолжать страдать и перекручивать простыню. Она использовала обстоятельства для максимальной пользы — оделась и ушла в Логос. Заварила кофейник, и связалась со штабом, попросив сообщить, вдруг будут какие-то новости по Межнику.
Страстная неделя перед Пасхой была для нее особенным периодом — словно вулкан, заряженный воспоминаниями и скорбью, извергался каждый год в одно и то же время. Ее приемные родители — Леонид Васильевич и Надежда Семеновна — всегда приходили к ней в Христово воскресенье, еще перед рассветом, и звали разговиться. А она вертелась в постели, и мечтала, чтоб они ушли. Голова после клуба раскалывалась, как бетон под сошедшим с ума перфоратором… А однажды она и ночевать не пришла, лишь бы не слушать эти разговоры о милосердии и вторых шансах.
Уже не было профессора Крылова, с его всегда добрыми глазами, и не было неугомонной Надежды Семеновны — не осталось даже праха. Пасха уже не праздновалась, по крайней мере, с таким пафосом, а вот Страстная неделя осталась. И фамилия… после того, как приемные родители пожертвовали собой, и спасли Лену в роддоме от морфов, девушка многое переосмыслила. И как только попала на Новую землю, взяла себе их фамилию — «Крылова». На память…
Лена вытерла набежавшие слезы как раз вовремя — телефон ожил, едва не подпрыгивая.
— Крылова, Логос, — ответила она.
— Елена Ивановна?! Это дежурный Куриленко, — сообщил громкий, возбужденный голос. — Я насчет Межника — вы просили. Американцы там пролетели. Засекли движение. Есть фото. Скоро пришлю.
Вскоре загудел факс, распечатывая снимки с укрупненной деталью. Крылова смотрела, и не могла поверить такой удаче. Ночь еще не закончилась, а подсказки сыпали, как из рога изобилия.
Она выбежала, прихватив одну из фотографий. Мужской силуэт на краю бассейна. Он светил фонарем, что-то высматривая в воде. Свет отражался от стекол дома напротив, и освещал следы от ботинок: саламандры на грязном кафеле виляли хвостами, будто живые — словно уже через секунду они бросятся в водоем.
****
Я проковылял в дом через вторую дверь — отдельный вход на кухню. Ох уж эти богачи! Скрупулезно протер спиртом лицо, разделся и обработал открытые поверхности: шею, уши, запястья. Нафигачил на волосы полведра Шанель № 5. Хлебнул спирта с бутыли. Старые шмотки выбросил, надел новые из шкафа. Запер дверь, и упал на замызганный диван.
Первой и главной эмоцией был страх — лишь бы не заразиться. Признаюсь, сначала о Тане я не думал — случилось то, что и должно было случиться. У меня были более насущные проблемы.
Что дальше? Если я останусь человеком, то нужно вернуться в школьный подвал за красным кейсом. В нем что-то ценное. Пойти днем? Возможно — смотря, как я себя буду чувствовать.
Куда дальше? Калугин уверял, что правительство спряталось от вируса на севере. Длительные холода, безлюдная ледяная пустыня мешали распространению викрамии. По словам Толика, там жило около миллиона человек. Целое государство, появившееся на фундаменте многочисленных военных объектов Арктики — там вроде были не только корабли и самолеты, но даже танки, беспилотники и роботы.
Конечно, можно было пойти на север — но надо ли это мне? Во-первых, дорога была слишком опасной, так как с каждым километром краклов становилось все больше. Они как будто чувствовали людей, и шли вслед за ними. А во-вторых — что я там забыл? Меня не привлекал тоталитаризм со всеми соответствующими атрибутами — рабская работа по 16 часов в сутки, рабская дисциплина, рабская жизнь в вечном холоде. Куда лучше выглядела мечта о Спермоферме на горячем южном берегу. Мой организм был отравлен радиацией и токсинами, алкоголем и табачными смолами, истощен голодом и холодом — неизвестно, сколько мне осталось. Если немного — почему не прожить эти дни, как хочу я?!
И последний вопрос — наименее важный, но наиболее актуальный — что делать с Цербером? Прогнать? Убить? Это будет, наверное, самое правильное решение. Псина вообще заслуживала быть съеденной, но вряд ли я обреку ее на такую участь.
Спустя час я окончательно удостоверился в том, что и в этот раз мне удалось выйти сухим из воды. Или почти сухим. Хлебнул с бутыли. Суперспособность… ю-ху-уу!
Осталось похоронить Таню, и обработать рану на спине, пока не помер из-за банального заражения крови. Этим я и занялся в первую очередь — снова хлебнул с бутыли, и прибинтовал проспиртованный кусок ваты на вывороченное мясо под лопаткой. Согласитесь, место ранения не такое, чтоб я сумел самостоятельно вытащить осколок — хотя я там и поковырял. Плохо, но ничего не поделать — постараюсь что-то придумать позже. Напоследок принял тройную дозу просроченного эритромицина. Ох, и срать теперь буду!
Грабли помогли выудить труп из бассейна. Правда, я чуть не вырвал, пока тащил Таню по дорожке к абрикосовым деревьям… и вырыть глубокую яму не удалось — земля оказалась слишком твердой. Это я компенсировал изрядным количеством дикого камня, уложенного на могилке. Из двух досок получился корявенький крест, на котором жирным маркером было написано — «Таня Менаева. 05.06.2013 — 15.04.2028. Покойся с миром, сестра». Искренне считаю, что итог моих стараний был вполне приличным. Еще и Цербер повыл, когда тело скрывалось в могилке — пока я не заткнул его булыжником. Не хватало снова встретиться с краклами!
