Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ) - Южная Влада (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
— Тебе это кажется, — с безмятежным спокойствием на лице убеждал ее Димитрий, пока она извивалась и пыталась выдернуть из его хватки свою руку. — Тс-с-с. Не надо так кричать. Это тебе только кажется.
— Ублюдок. Проклятый псих, — сама собой включилась защитная реакция, выработанная годами и состоящая из злости и ненависти, которые всегда служили идеальным щитом от любой несправедливости. Свободной рукой Северина принялась молотить Димитрия куда попало: по плечу, по щеке, по шее. — Отпусти меня.
— Ты не слушаешь, волчица, — смеялся он, пока ее плоть горела. — Ты должна быть счастливой. Будь счастливой. Будь. Прекращай орать как резаная. Ну же.
На глаза у нее навернулись слезы, но не от боли, а от непонимания и обиды. Впервые за долгое время она желала ему добра, она пришла, чтобы помочь, а он… Осознав, что сопротивление бесполезно, Северина сменила тактику.
— Что значит "П"? Ты обещал ответить.
— Да ничего я тебе не обещал, — миролюбиво отозвался Димитрий, но ее все же отпустил, и Северина по инерции своего рывка полетела на пол, с шипением прижимая к груди пульсирующую от жара ладонь. — К тому же, я все равно не помню.
Не теряя ни секунды, она перевернулась на живот, вскочила на ноги, бросилась к выходу. Какие уж тут благие намерения, какая уж помощь безумцу, спастись бы теперь от него самой. Северина навалилась всем весом на дверь, но та не поддалась ни на сантиметр. Шорох мастерка по камням раздавался где-то на уровне лица: бурые очень старались выполнить задание быстро и качественно. Димитрий и не думал останавливать их, а она… пресвятой светлый бог, куда же завело ее желание порадовать Яна и стать хорошей?
Северина обернулась, вжимаясь в дверь, почти забыв от ужаса про ожоги на руке. Мягкой, кошачьей походкой Димитрий приближался к ней: запах мыла и возбуждения, тьма и порок, божественная красота и чудовищная жестокость, собранные в одном человеке самым естественным образом.
— Врешь. Это что-то для тебя значит, — пискнула она, как раненое животное, загнанное хищником в ловушку.
— Я не помню. — Димитрий улыбался удивительной, незнакомой ей прежде счастливой улыбкой. — Каждый день я ловлю себя на мысли, что помню немного меньше, чем вчера, а теперь… я не помню практически ничего. И помнить ничего не хочу, волчица. Я хочу покоя. Воспоминания только мешают его получить.
В этом она была склонна с ним согласиться. Слишком хорошо сама помнила каждую секунду их общего прошлого. Вот он, источник яда, не дающий ей покоя. Димитрий с усилием ударил ладонями в дверь по обе стороны от нее, и Северина невольно съежилась, втянула голову в плечи под его напором.
— Куда это ты собралась, дорогая? Есть вещи, которые я все-таки не забыл. Мою милую, сладкую сестренку. Или тебя, ее маленькую хитрую подружку. Пока смерть не разлучит нас… помнишь? — он оставил нежный поцелуй на ее влажной от слез щеке, вызывая острый приступ ненависти внутри. Ненависти к самой себе, потому что этот поцелуй ее волчьей сущности нравился вопреки всем доводам разума. — В горе и в радости… помнишь?
— Ян все равно заставит тебя выйти отсюда, — замотала она головой, задыхаясь от нахлынувших эмоций. — Я всего лишь хотела помочь…
— Ян, — ее муж произнес это слово, будто пробовал на вкус. — Тебе было хорошо с ним? Удовлетворил ли он тебя, как следует? Раньше ни одна нонна не могла перед ним устоять. Он всех перепробовал. Иногда мы с ним даже устраивали небольшие соревнования, — Димитрий усмехнулся, — мальчишки, что с нас взять? Он радовался своей беспроигрышной победе, когда взял тебя? Оголодавшая без мужика, годами нетраханая сучка, да еще и моя жена… мой небольшой и скромный подарок лучшему другу.
— Не говори так, — прошептала она, с усилием подавив внутреннюю дрожь, — не забывай, где находишься. Здесь нельзя такое говорить.
— А ты не строй из себя оскорбленную невинность, дорогая. — Он коротко лизнул Северину в губы, заставив дернуться. — Я чувствую его запах на тебе. Почувствовал в ту самую секунду, как ты вернулась. Так кто из нас сейчас ведет себя плохо перед лицом светлого бога: тот, кто говорит правду, или та, кто скрывает ее?
Она ощутила, как заливается краской. Конечно, вот где они прокололись. Яна нельзя винить, он — человек и привык воспринимать мир, как и все люди, при помощи зрения и слуха. Но волки всегда опираются на запахи. Волчата безошибочно узнают по шлейфу аромата, как далеко находится их мать, это первое, чему они учатся, подрастая. А уж во взрослой жизни…
— Но даже если бы Ян не оставил на тебе запаха, — продолжил Димитрий, будто прочитав ее мысли, — почему вы все думаете, что я ничего не вижу? Не вижу, как ты расцвела после своей "скоропостижной" болезни? Не вижу, как мой сводный брат мечтает о власти? Как Ирис пытается заменить мной моего отца? Вы, людишки, привыкли к безнаказанности и утешаете себя тем, что боги о вас не знают. Так вот, дорогая, запомни: если тебя еще никто не наказал, это не значит, что ты такая хитрая. Может, о тебя просто лень марать руки. Но все может измениться в любой момент.
Он не угрожал, лишь спокойно констатировал факт, но бабочки в груди Северины взметнулись испуганным облаком. Слишком хорошо она изучила повадки мужа за последние годы, слишком боялась его напускного спокойствия, похожего на внезапный штиль, возникший в самом сердце бури за секунду до того, как стихия разгуляется в два раза сильней.
— Только не убивай Яна, пожалуйста, — она сама не помнила, как встала на колени перед мужем, как поцеловала его пальцы, коснулась их лбом. — Это все я виновата, одна я. Я его соблазнила, он не хотел. Он до последнего отказывался. Это я. Ты же знаешь, когда я чего-то хочу, то обязательно этого добиваюсь. Я его обхитрила. Как тебя.
Димитрий молчал и не двигался, а когда Северина робко подняла голову, то обнаружила, что муж разглядывает ее с искренним интересом. Внезапно он присел рядом, продолжая вглядываться в нее своими жуткими глазами: в радужке серебро пульсировало до выжженного белесого цвета и резко сменялось чернотой, чтобы снова запульсировать. Северина застыла, как завороженная. Димитрий поднял руку, осторожно, почти благоговейно отвел от ее лица пряди растрепавшихся волос, погладил по щекам.
— Ты любишь Яна? — спросил он так, словно только что сделал открытие.
— Нет. Нет, — она успела поцеловать его ладонь и запястье над рукавом, преданно уставилась в глаза, стараясь не обращать внимания на его зрачки. — Я просто хотела заставить тебя ревновать. Ты ревнуешь? Правда ведь?
— Любишь, — пропустил мимо ушей ее вопрос Димитрий и мягко улыбнулся: — Но Яна я и не собирался убивать.
— Нет? — встрепенулась Северина.
— Нет, — он поднялся на ноги и неспешно двинулся вдоль ряда с изображениями святых. Те провожали его настороженными взглядами, и ей подумалось, что они тоже боятся того, в чью ловушку попали. Шаги Димитрия гулко отражались от стен, эхо бесновалось где-то под потолком.
Она почти не заметила, как он толкнул первый канделябр. Только вздрогнула от грохота металла, стукнувшегося об усыпанные шестиконечными звездами плитки пола, и растерянно уставилась на покатившиеся по полу свечи, которые расплескивали жидкий золотистый воск. С треском поехало из рамы полотно, лицо святой Далии разделилось надвое. Холст, густо пропитанный красками, попав на огонь, вспыхнул, как факел.
Северина открыла рот, только теперь осознав, что означали его слова. "Я и не собирался убивать Яна". Действительно, зачем?
Со стоном святые падали в огонь, один за другим летели на пол тяжелые канделябры, лился по полу воск. Святая Огаста — единственная под стеклом — воздевала к небу глаза, явно призывая на помощь своего высокородного мужа. Благородный муж Северины, стоя в кольце огня, хохотал.
Даже теперь он был красив. Так, что у нее от боли заслезились глаза. Или это пошла реакция от удушливого черного дыма, которым зачадили полотна? Димитрию стало жарко, он сорвал с себя рубашку, швырнул в огонь, налитые силой мышцы казались бронзовыми, глаза чернели на искаженном улыбкой лице, пока он рушил и рушил все, что только поддавалось разрушению.
