Затерянные в солнце (СИ) - Волк Сафо (серия книг TXT) 📗
Отсыревшие за осень и покрывшиеся ледяной коркой ветви кустов никак не желали гореть, поминутно затухали и плевались горьким дымом. Вокруг костра суетились разведчицы, все время нагибаясь и нашептывая над дровами, чтобы огонь Роксаны, наконец, обхватил их. У Торн от дымной вони кружилась голова и слезились глаза; ей казалось, что разведчицы выглядят так, будто кланяются ее ману в последний раз, будто даже после смерти Ларта заставляли их гнуть свои шеи и терпеливо раздувать никак не желающее взяться пламя. А с другой стороны будто бы Сама Роксана никак не желала принимать к себе тело Ларты, и по ее воле лишь крохотные язычки пламени скользили по отсыревшим дровам, выделяя больше едкого дыма, чем тепла.
Прошло много часов, прежде чем тело Ларты все-таки догорело дотла, и все это время Торн, словно оцепеневшая, стояла возле костра и смотрела на него. Она продрогла, была голодна, устала до крайности, но она не двинулась с места, отдавая честь погибшей царице Каэрос. Разведчицы, что провожали ее, одна за другой отговаривались какими-то делами и уходили, почти бежали, поджав хвосты, будто им было стыдно, и, в конце концов, у костра царицы осталась одна Торн. Именно ей пришлось молить Роксану и поддерживать пламя до тех пор, пока даже почерневшие и неузнаваемые кости Ларты не обратились пеплом. Она же собрала прах ману в небольшую погребальную урну.
К тому времени совсем стемнело, и лишь звезды смотрели на Торн, когда она открывала крылья и взлетала повыше над лагерем. Никто не обращал на нее внимания, все были заняты поздним ужином, спали или стояли на страже. В шатре цариц велось совещание, и они, сидя за устеленным картами столом, решали судьбы мира. А Торн, прижав к груди урну с прахом ману, летела все дальше и дальше от лагеря анай.
В конце концов, она осталась в абсолютном одиночестве, и вокруг не было ничего, кроме бескрайней белой степи. Торн летела и думала о том, сколько Ларта сделала для своего народа. Она ведь была поистине необыкновенной царицей, подходящей Каэрос, как клинок подходит ножнам. И когда же случился тот тонкий, словно сухая былинка, момент, когда ее крепость духа, сила воли и неутомимое стремление вперед обернулись против ее же собственного народа? Из тебя вышла поистине любящая жена, отчужденная и черствая ману, прекрасная царица для войны и совершенно неподходящая — для мира. Кем же ты была, Ларта? Торн подняла глаза к холодному небу, гадая, позволила ли Огненная ей зажечь себе собственную звезду в этом бесконечном океане крохотных пылинок света. И знала ли я когда-нибудь тебя, настоящую, ману? Хоть один краткий миг?
В сознании вдруг что-то шевельнулось, как слегка колыхается сочная зеленая трава под едва ощутимыми прикосновениями ветра. Торн почти что навострила уши, прислушиваясь к себе. Легкое-легкое ощущение, словно касание чужого разума, почти как когда с ней говорили волки. Наверное, если бы она сама ни была зверем, то никогда бы не почувствовала этого, но Торн упрямо вцепилась в ощущение, бережно сохраняя его, словно последний затухающий уголек, между ладоней. Звенящая ниточка окрепла, потеплела, а потом развернулась прямо перед внутренним зрением в странную, смутную, совсем туманную картину.
Она, крохотная, кое-как ковыляет на двух ногах по каменному плато в сторону своего дома. Высокие ступеньки порога, на одной из них отколот камень, и за нее неудобно цепляться, чтобы влезть. Ноги почти что не идут, настолько они еще не привыкли ступать по земле. Равновесие держать тяжело, но Торн старается, закусив губу и помогая себе руками. Она подходит к самому крыльцу и опирается на него крохотными ручонками, совсем мягкими и пухленькими, с глубокими ямочками на тыльной стороне ладоней, там, где потом образуются грубые и стершиеся от ударов костяшки.
Она держится за порог и слышит странный звук, похожий на скулеж побитой собаки. Не совсем понимая, что происходит, Торн поднимает голову и, хлопая глазенками, видит ману. Та сидит за столом и, закрыв глаза рукой, вздрагивает всем телом. В другом ее кулаке зажата голубая ленточка. Торн говорили, что этой лентой ее мани перевязывала свои волосы, но мани она никогда не видела, а ману — Воин, и волосы у нее короткие. Зачем же ей тогда ленточка?
Торн осторожно поднимает совсем непослушную ногу и пытается влезть на ступеньку. Вот только противный каменный скол попадает прямо под еще совсем негибкую и неслушающуюся коленку, и она соскальзывает назад, плюхаясь тяжелым задом на нижнюю ступеньку. На звук ману оборачивается, и в ее мокрых глазах что-то такое тоскливое, такое звериное, что Торн становится страшно. Тогда она открывает рот и плачет, сверкая в небо только что прорезавшимися мелкими зубами.
Ману откладывает в сторону ленту и встает. Торн видит ее приближающиеся сапоги, а потом сильные руки поднимают ее, и ей уже совсем не грустно, совсем не страшно. Она обнимает ману за шею и с интересом принимается перебирать ее тонкий хвостик на затылке. Руки у ману шершавые, и одна из них тепло и бережно гладит по спине, успокаивает.
— Одни мы с тобой остались, доченька, — едва слышно говорит ману, а потом обнимает ее покрепче и прижимает голову к боку Торн.
На этом видение и оборвалось. Торн только нахмурилась и заморгала, глядя на урну в своих руках. Внутри почему-то было горько, хоть видение и не несло в себе ничего плохого. Если уж по чести, то оно было единственным светлым и счастливым воспоминанием из всех, что остались у Торн от Ларты. По крайней мере, она не помнила больше ни одного случая, чтобы ману дотрагивалась до нее или что-либо говорила ей таким тихим и теплым голосом.
— Спасибо тебе, — тихонько пробормотала Торн, не зная, к кому обращается: к себе, Ларте или Роксане, что вернула ей такой давно забытый момент, пусть он и не был самым счастливым.
А потом решительно открыла пробку и высыпала вниз прах Ларты.
Пепел медленно осыпался на белоснежный снег, пронзенный светом мириадов звезд и казавшийся под их лучами тоже серебристым, будто прозрачный женский шарф или шлейф легкого платья. Торн заморгала, приказывая себе не поддаваться грусти. А потом развернулась и полетела назад в лагерь, оставляя за спиной испещренный черными точками пепла от сожженного тела царицы Каэрос Ларты белый снег.
Когда Торн вернулась в лагерь, нимфы там уже не было. Великая Царица отослала ее домой, в земли Каэрос, поднимать становища и деревни, и без нее Торн почувствовала себя еще более одинокой. За это время между ними с Найрин установились странные, хрупкие отношения. Теперь они спали в одной палатке, каждую ночь обнимая друг друга и делясь теплом. Они старались выкраивать время между заданиями цариц и дежурствами по лагерю для того, чтобы поесть вместе. И при этом они почти что не разговаривали, просто находились рядом и все. Торн и не нужно было этого, она просто не знала, о чем говорить с нимфой и что обсуждать с ней. Ее молчаливого присутствия было вполне достаточно для того, чтобы чувствовать себя счастливой.
О своем отъезде Найрин сообщила ей в той же манере: просто сказала, что завтра с утра отправляется в земли Каэрос дня на три, а может и больше. Торн только кивнула в ответ, не зная, как по-другому выразить свои эмоции, за что заслужила внимательный взгляд темно-зеленых глаз нимфы и больше ничего. Возможно, Найрин ждала чего-то большего, но чего именно? Что Торн нужно было сказать или сделать?
В палатке было непривычно холодно, и она ворочалась с боку на бок, все никак не находя уютного места, чтобы провалиться в сон. Найрин не хватало, не хватало так, что выть хотелось, но Торн только молча лежала и втягивала носом ее запах, который еще хранило их общее одеяло.
А что будет, если я попрошу ее выйти за меня? Мысль была странной и какой-то совершенно ошеломляющей. Она никогда не задумывалась так далеко, никогда ничего не планировала, уж тем более в отношении зеленоглазой нимфы. У Торн всегда было с кем разделить постель, а большего ей и не требовалось, слишком уж много всего приходилось скрывать от мира, чтобы случайно не проболтаться какой-нибудь первой встречной. Не говоря уже о том, что Торн не слишком-то хотела передавать кому-то свою волчью кровь, а в случае брака, обязательно появятся дети, и для них такое будущее может стать проблемой.
