За синими горами (СИ) - Борисова Алина Александровна (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
А маленькая Яся все раскачивалась, и при этом смеялась, и голос ее звенел, словно колокольчик, наполняя пространство вокруг ощущением бесконечного счастья…
Сколько ей было — три, пять? Я совершенно не разбиралась в детях, тем более вампирских, и определить ее возраст на глаз для меня было непосильно. Очень маленькая. Но без милой младенческой неуклюжести, ее движения точны и уверенны, уж качаться-то она явно давно умеет… А вот эти качели, похоже, видит впервые. Наверное, именно их ей сегодня и подарили. И она все качается, качается…
А потом вдруг оборачивается и смотрит прямо на меня. Глаза огромные, синие-синие, словно подсвеченные изнутри тем восторгом, что ее сейчас переполняет.
— Смотри, что я здесь могу, — произносит негромко и отпускает руки. Взлетает, кувыркается в воздухе, стремительно проносится сквозь все еще раскачивающиеся качели и, смеясь, улетает прочь, скрываясь за деревьями.
— Яся! — запоздало кричу ей вслед, желая что-то спросить. Но она улетела, незаданный вопрос забылся, а я просыпаюсь, все в том же саду, все так же одна.
И я забыла бы и весь этот сон — нехитрую конструкцию из рассказов Лоу и его же внешности, перенесенной на маленькую девочку, — если бы не одна единственная деталь. На шее у созданного моим подсознанием ребенка висела маленькая костяная птичка. Моя птичка.
И я долго сижу под любимым кедром, пытаясь понять — к чему мне снилось все это? Быть может, к тому, что когда-то и я умела летать? Пусть не как вампир, пусть во снах, но я летала, преград не ведая. И потому, даже оставаясь одна, не была одинока.
А летала я… да, лишь пока на шее у Анхена висела птичка. На шее того, кому я была дорога. На шее того, кто мне (несмотря ни на что) был дорог.
А потом он снял ее… я сняла ее с него… и больше мне сны не снились. Те, особенные, в которых ты помнишь, что это сон, а потому волен лететь, куда пожелаешь. А птичка… Птичка осталась у меня, я привезла ее в этот дом, но никогда не надевала. Анхен не любил это маленькое древнее украшение. Считал проводником злого коэрского колдовства, хмурился при ее виде, вновь ругая Лоу и его на меня влияние. И я убрала ее в дальний ящик бельевого шкафа, закатила куда-то к самой стенке, чтоб и случайно на глаза не попалась, чтобы не вспоминать, и не напоминать любимому, не провоцировать его раздражение. Хотелось мира в семье, хотелось отказаться от всего, что мешает…
«Древо мое — белая береза, душа моя — летящий лебедь», — вновь вспомнилась вычитанная у Лоу строчка. Прилипчивая.
А древо мое… Как знать, может, что-то все же есть, какая-то связь между мною и этим деревом, доридэ не стал бы выдумывать… И древо мое — хоть и не береза — посылает мне знак, что птичка — важна, что это тот дар, от которого не отказываются, что без него не взлететь…
Птичку нашла. Отыскала в тот же день, вытащила на свет из забитого тряпками шкафа. Долго крутила в руках, осторожно поглаживала кончиками пальцев, пытаясь понять, что за сила спрятана в этом маленьком хрупком предмете. Как могла она обжигать, оставляя незаживающий след на теле вампира?
Птичка молчала, не навевая подсказок, не давая ответов. По просьбе Анхена еще в те времена, когда он считал меня мертвой, древнюю фигурку обернули защитной пленкой, чтоб сохранить от возможных повреждений. Слишком старая. Слишком хрупкая. И недоступная. Пленка покрывает ее, словно тончайшая корочка льда, вот только не растопить, как ни крути в пальцах…
Анхену не понравилось бы, что я вновь достала ее, я знала. Но Анхена не было. Так давно уже не было. И по ретранслятору он больше со мной не связывался. Хотя их техника, в отличие от людских телефонов, передавала не только голос, но и изображение, а увидеть его — хоть через ретранслятор — хотелось безумно. Я помнила, как он говорил тогда Еве, что звонить, сообщая о своем отсутствии, он просто не видит смысла: «если меня нет — значит, я ушел». Наверное, это в нем еще от времен, когда средств связи и вовсе не было. Привычка, укоренившаяся столь глубоко, что не избавится. И потому не обижалась. И о плохом ни о чем не думала. Просто тосковала. Просто ждала.
Но вот если бы птичка… Если бы мне удалось вновь «взлететь» на крыльях сна, я смогла бы увидеть Анхена. Просто увидеть. И убедиться, что с ним все хорошо. А может, она дала бы мне силы пережить последствия всех этих стрессов, вновь стать здоровой, вновь почувствовать, как страсть переполняет каждую клеточку тела, вновь любить его, когда он вернется… не только душою? Это было бы, конечно, слишком сказочно, слишком невероятно. Но птичку я надела. А вдруг?..
Несколько ночей ничего особенного не случалось. Если я и видела сны, то обычные, те, что забываешь с рассветом. А потом ко мне пришел Лоу.
Во сне, конечно, так, как умел только он: словно обхватил мою сущность и понес. Вытянул туда, в призрачную степь. Его степь. Нашу с ним степь, где вечно чуть шелестит на ветру седой ковыль, где порой распускаются цветы и полыхают рассветы, повинуясь одной только воле спящего.
— Лоу! — едва ощутив себя стоящей среди высокой травы, бросаюсь к нему на шею. — Как я рада тебя видеть, ты бы знал! Я спрашивала о тебе, а Анхен сказал, что в самом деле… в самом деле тебя и близко не пустит…
— Да, — кивает он, обнимая меня в ответ, поглаживая по волосам, по спине, — я знаю. Хотел зайти к тебе нормально — и не смог. Не смог попасть в свой собственный дом… Он столько лет твердил, что его дом — мой дом, что я поверил. Нелепо, верно? — Лоу чуть усмехается, но я чувствую его горечь.
— Прости, — тяжело вздыхаю, отстраняясь. — Я все разрушила между вами…
— Ты? — какой-то миг он смотрит так, что я ощущаю себя песчинкой. Но тут же отводит взгляд. — Ты передо мной двери не запирала… Ладно, не стоит. Давай… пройдемся. Помнишь, как мы гуляли прежде?
Он протягивает мне руку, и мы идем. По бескрайней степи, под неярким ласковым солнцем. И картины прошлого оживают в памяти — как мы жили здесь, как я летала в своих снах… Какое-то время я возбужденно тереблю его всевозможными «а помнишь?..», не сразу замечая, что отвечает он, в основном, односложно и радости, подобной той, что захлестывала меня сейчас с головой, не испытывает.
Да и вообще не испытывает. Он сосредоточен, задумчив, напряжен…
— Что случилось, Лоу?
— Да нет, ничего… А знаешь, я скучал по тебе. Всегда думал, что одиночество этого дома меня успокаивает. А с тех пор, как ты улетела, пустота этих стен начала раздражать.
А в лицо не смотрит. Только куда-то вдаль.
— Скучал… А ни единого раза не приснился.
— Ну… просто не хотел вам мешать, — он чуть пожимает плечами. — Ты ж вроде так недвусмысленно всегда заявляла, что третий тебе лишний… А вот пока ты одна — могу немного побыть вторым, — и озорная улыбка касается его губ… Только губ, глаза так и не улыбнулись. Тусклые, серые, будто асфальт.
— А долго я буду еще одна, ты случайно не знаешь? Анхен предупредил, что задерживается, но… это было давно.
— Если ты не заметила, я больше не состою в личных друзьях авэнэ, мне не докладывают, — он попытался сказать это нейтрально, но раздражение все же мелькнуло.
— Да, прости, я просто… Я просто подумала, ведь Арчара… она ведь и тебе была не чужая, ты тоже член семьи, они не могли не позвать… Вернее, ты не мог туда не поехать — поддержать сестру, ей сейчас тяжело…
— Ей? Ну что ты, ей замечательно, — фыркает этот нежно любящий братец, все больше изумляя меня своим поведением. — А на церемонии я был, ты права. Простился… Ара, она… Понимаешь, она стала тьмой, непроглядной тьмой, но я помню дни, когда она была светом. Она творила чудовищное зло — но ведь и добра я видел от нее немало… Ара — это эпоха, огромная эпоха в жизни моей семьи… Теперь — ушедшая… — он вздыхает, и я чувствую, что его печаль — в отличие от всего прочего — искренняя. И светлая, без горечи. Горечь — она в чем-то другом.
— Так ты что, еще и с сестрой поссорился? — осторожно уточняю я.
— Да нет. Меня просто очень попросили не встревать… Ну так я и не встреваю. Гуляю вот. По травке. Ты со мной?
