За Семью Преградами (СИ) - Волк Сафо (книги полностью .txt) 📗
— Вот так, — склонившись над ее плечом и следя за тем, как Лиара накладывает стежки, приговаривала Наставница Фир. — Все правильно. Три волны, следом за ними перышко, потом еще три волны, и крыло. То же повторишь и в обратной последовательности, а в центре не забудь добавить Женщину-Древо, иначе проклятые Нуэргос начнут торговаться, как Дочь Воды с отдавленной ногой.
— Не забуду, Наставница, — пообещала Лиара.
Да и как она могла забыть? Все эти волшебные узоры были так любопытны, так необычны! Никогда она не видела ничего подобного.
Особенно была хороша та самая Женщина-Древо. Маленькая стилизованная фигурка, которую вышивали всегда золотой нитью, женщина с волосами, разлетающимися во все стороны, будто ветви дерева. И в этих волосах путались солнце и луна. Щит Роксаны и Щит Алены, поправила себя Лиара, и никак иначе. Дочери Воздуха почитали свою Быстрокрылую Смеющуюся Богиню и в образе этой Женщины-Древа. Они говорили, что когда-то, когда Небесные Сестры только-только сотворили мир, на его плоской груди ничего не росло. И Артрена, Богиня Земли, шагала в одиночестве по его бескрайним просторам, тоскливо вздыхая и все не находя Себе места, не понимая, что же не так, и чего Ей не хватает в этом краю ветров и камня. И тогда Смешливая Реагрес, чтобы хоть немного развлечь Ее и заставить улыбнуться, призвала ветра и заставила их растрепать Свои волосы, а потом принялась танцевать на пустых холмах. И глядя на Нее, Артрена создала первое Древо, на котором покоился весь мир, а по его образу и подобию разрослись и все остальные деревья, зазеленив щедрую грудь земли на радость ее Небесной Мани.
День за днем наблюдая, как работают Ремесленницы в мастерской Наставницы Фир, Лиара никак не могла налюбоваться, никак не могла надышаться атмосферой этого странного народа. День за днем ее любовь к этому месту только росла. И все было ей интересно, и каждый символ, каждая крохотная запятая того узора, что она творила собственными руками, имел значение, раскрывающееся сквозь него, словно дивный цветок. Завитки для охраны по вороту, подолу, рукавам и полам одежды, завитки разных цветов для разного клана, чтобы каждую анай защищала своя Богиня. Символы Щита Роксаны и Аленны, символы звезд, крылья и перья, стилизованные горы, Женщина-Древо, Владычица Гор и два Ее пса Орун и Берк, символы Веретена и Прялки Плетельщицы Судеб Аленны, пшеница и ростки, соха Аретрены, трезубец Роксаны. Символы для каждой касты, для каждого возраста. Символы, чтобы охранять и беречь, чтобы сопутствовать удаче, чтобы урожай удался, чтобы детишки не болели. Символы, каждый из которых был наполнен такой любовью, за каждым из которых Лиаре чудилась такая невыносимая мощь и сила, такой свет, что даже вышивать их порой было больно, и кончики пальцев покалывали маленькие иголочки молний.
Анай бережно хранили и оберегали свои традиции, со скрупулезной точностью воспроизводя один и тот же рисунок сквозь века, узор, что вышивали самые первые из них на заре истории народа, когда общность анай еще не разделилась на кланы. А некоторые узоры, значение которых затруднялась пояснить Лиаре даже Наставница Фир, были и того древнее. Раскрытая ладонь и голуби, Синеглазый Орел, Корона Звезд, искривленные геометрические узоры, очень похожие то ли на буквы, то ли на какой-то невнятный символ, включающий в себя несколько простых понятий. Такие символы Наставница называла мантрами, и вышивали их только на одеждах Способных Слышать и Жриц, причем с обратной стороны, с подкладки, а не снаружи. Лиара спрашивала Фир, что это за мантры, но та только качала головой и отвечала, что не слишком хорошо понимает сама. Говорила только, что Жрицы пропевают эти мантры по особым религиозным праздникам анай, взывая к Богиням для достижения того или иного результата. И Небесные Сестры отвечают им.
Это больше всего поражало Лиару своей простотой. Анай просили, и Боги отвечали. Не так, как это было в ее землях, когда выслушавший просьбы Жрец отделывался благословением и парой фраз о полной чистоте и снятии с человека всего зла, как его собственного, так и направленного против него самого. Нет. Богини отвечали напрямую, сразу же, будто все это время стояли за плечом каждой из анай, готовые услышать ее голос и сразу же выполнить просьбу. Кто-то просил детей, и зачинал их, кто-то молил о выздоровлении, и оно приходило. Кто-то просто просил солнышко выйти на небо, и через несколько минут золотые лучи уже пробивались сквозь толстый слой зимних туч. Для анай это были не совпадения, это была самая естественная и известная вещь на свете. И хоть Лиара поначалу и не верила всему этому, во всяком случае, глубоко в душе не верила, то со временем ситуация начала меняться.
Кажется, Небесные Сестры все время были здесь, растворенные в воздухе, расплавленные прямо в пространстве, и стоило только руку протянуть, и коснешься Их. Порой, когда ученицы Фир негромко напевали все вместе странные тягучие мелодии без слов, которые здесь звались песнями, воздух вокруг Лиары дрожал так сильно, рябил, будто солнечные лучи на воде, что казалось, что прямо сейчас из него к ним выступит Сама Огненная, попирая подкованными звездами сапогами укрытый циновками пол маленькой мастерской. И Лиара всем телом ощущала трепет перед этой красотой: такой простой, такой обычной и от этого — такой волшебной.
Анай не верили в Небесных Сестер, это слово здесь не подходило. Они жили вместе с Ними, они жили верой. Она сквозила в каждом их движении, в каждом слове, в дрожании ресниц и смехе, она лилась из их глаз золотым потоком. Она была самой естественной для них вещью, единственной верной и правильной. И она так сильно отличалась от всего, что когда-либо видела Лиара, что у нее это в голове не укладывалось.
Впрочем, оказалось, что голова-то как раз сейчас и мешала больше всего. Головой Лиара не могла принять и осознать постоянное присутствие Небесных Сестер рядом, она чувствовала это чем-то другим. Может, душой? Может, каждой частичкой тела? Имело ли значение, как это называть? Совершенно точно одно: мы ровным счетом ничего не знаем об этом мире. И пока пытаемся понять его только с помощью головы — никогда и не узнаем.
Под ее руками тоже рождалось маленькое чудо, таращившее на нее свои моховые глаза со зрачками-звездами из диковинных древних узоров, которыми украшали свои одежды анай. Способности у нее к вышивке действительно были неплохими, и Фир это заметила. После той первой рубашки, которую Лиара расшила для Рады, Наставница дала ей расшивать рубашки на продажу для Нуэргос, сначала простенькие, детские, потом уже и для взрослых Ремесленниц и Воинов. Теперь Лиара работала над длинным светло-зеленым платьем из мягкой ткани, которое предназначалось к празднику Дня Жизни.
Странное дело: денег у анай не было, причем совсем. Поначалу это было совершенно непонятно для Лиары, дико и непривычно, и она все в толк не могла взять, как же тогда они ведут расчеты. Потом Фир объяснила ей, как меняются между собой кланы, как делится добыча походов, что у сестер нет никакой собственности, только немногие личные вещи, а все, чем они пользуются в быту и на службе, — принадлежит всему клану. Лиара только головой качала. Она не могла представить себе такое где-нибудь в Мелонии или другом людском краю, это было просто неосуществимо из-за постоянной торговли и войн. Но анай жили уединенно, торговали только между кланами, да и не нуждались особенно ни в чем. Им просто не нужны были ни шелка, ни золотые украшения, их украшением было само небо и зеленые горы, что поднимались вокруг них. Их собственные, горящие золотой нежностью глаза.
Найрин как в воду глядела, когда отправляла ее учиться к Ремесленницам. Хотя, наверное, на то расчет и был. Лиара жадными глотками пила их культуру, такую странную, такую непривычную, училась, будто ребенок, впервые открывший глаза на мир и теперь познающий его с ноля. Все их обычаи, их обряды, их верования, их быт. Даже их язык: она стала замечать, что и в ее речи появляется странная вязкость, растянутые гласные, большая протяжность слогов, чего раньше не было. И каждый день ей казалось, что есть еще настоящая бесконечность вещей, которых она не знает, и при этом она боялась, что этого нового осталось так мало, так ничтожно мало еще неизвестного, чему ее не обучили, что плакать хотелось.
