За Семью Преградами (СИ) - Волк Сафо (книги полностью .txt) 📗
Анай попривыкли к ее присутствию в становище и перестали обращать на нее внимание. За исключением небольшого числа, конечно. Обычно в день две-три разведчицы обязательно предлагали Лиаре свою помощь: донести узелок с вещами или поднос с едой до стола, проводить ее до мастерской Фир, чтобы она не заблудилась, показать становище. Некоторые даже с кошачьим мурчанием намекали и на большее, улыбаясь и предлагая потереть ей спинку в бане или расчесать волосы. От таких предложений она буквально цепенела, впадая в ужас и тихую панику, не зная, что делать. Обычно ее выручали ее подружки из мастерской, которые с хохотом и прибаутками давали от ворот поворот молодым приставучим анай. Но порой и самой приходилось выкручиваться из томных взглядов и протяжных вздохов, и в такие моменты Лиара чувствовала себя особенно несчастной. Раде не скажешь, за помощью не обратишься. Коли узнает, она собственноручно удавит тех, кто к ней приставал. А сама хамить она не слишком умела, да и боялась, что если грубо ответит, анай могут счесть, что она неблагодарна им за кров, и выставят их с Радой из становища. Так она и мучилась, стараясь как можно меньше мелькать в людных местах, отсиживаясь в мастерской или дома.
Особенно невыносимой была первая стрела Каэрос Лара, та самая, что не сводила с нее взгляд в первый день во время Совета у царицы, когда Лэйк решала, оставаться им с Радой в становище или нет. Темноглазая Орлиная Дочь не давала Лиаре никакого прохода, то слоняясь у едальни в час обеда, то будто мимоходом проходя у мастерской, когда Ремесленницы заканчивали свою работу и начинали расходиться по домам. И всегда-то глаза у нее были медовые и сладкие, будто пряники, и рук она не распускала, как порой позволяли себе другие разведчицы, и говорила всегда учтиво, не делая ни единого намека на что бы там ни было. Только у Лиары все время было стойкое ощущение, что ее медленно и верно загоняют в капкан, как охотники травят собаками волка. И куда бы она ни дернулась, куда бы ни попыталась сбежать, там все равно ее ждали эти самые темные глаза Орлиной Дочери.
А ситуация осложнялась еще тем, что Лара была первой стрелой, возглавляла сообщество Орлиных Дочерей клана Каэрос, состояла в Совете царицы. Разведчицы не решались открыто перечить ей, Ремесленницы тоже опускали глаза и поскорее убирались с ее дороги, бросая на Лиару сочувственные взгляды. А Лара только скалилась, довольная и учтивая, без конца оббивая пороги и буквально преследуя Лиару. Смотрела она так, будто раздевала, и от этого хотелось спрятаться, скрыться, хоть куда-нибудь сбежать. Но пока никакой возможности не было.
Причем Лара будто нюхом чуяла, когда рядом с Лиарой нет Рады. Или просто специально узнавала, ведь теперь большую часть дня Рада проводила в компании первого клинка Торн и наставниц по тактике: тренировалась, училась сражаться на нагинате (так называлось то странное копье с мечевидным наконечником), объясняла разведчицам боевые построения Срединного Этлана, рисовала примерные планы городов и крепостей и даже что-то, отдаленно напоминающее карту всего Этлана, хоть художник из Рады был и не ахти какой. Одним словом: Рада была свободна только вечером, после ужина, когда они вместе возвращались домой из едальни, усталые и счастливые, чтобы уснуть в объятиях друг друга у теплого бока печи, в котором уютно потрескивали дрова. Эти минуты были самыми дорогими за весь день, и Лиара каждый раз ждала вечера с замиранием сердца, хоть и получала настоящее удовольствие от уроков у наставницы Фир и общения с другими анай.
Иногда их вызывала к себе царица, примерно раз-два в неделю. Они с Найрин и Торн садились у стола и долго расспрашивали Раду с Лиарой о том, как им живется в становище, все ли у них в порядке. А потом начиналось что-то странное, тоже своеобразные уроки, которым Лиара была рада, наверное, больше всего. Три анай учили их слушать дар Роксаны, тот самый маленький золотой комочек в груди, что все это время грел их обеих, что сплетал их воедино в минуты близости.
Странная тишина в такие вечера ложилась на становище. Три анай молча сидели у стола, вперив ничего не видящие взгляды внутрь себя, сосредотачиваясь на точке в груди. Порой кто-нибудь из них начинал негромко объяснять, как вызвать пламя на коже, как воззвать к Богине, чтобы Она услышала твой голос. Но пока еще ни у Лиары, ни у Рады не получалось создать пламя. Зато присутствие Роксаны ощущалось почти физически: сгущенная, плотная атмосфера, от которой сердце в груди наполнялось предвкушением чего-то прекрасного, ожиданием чуда, и все тело звенело, натянутое и напряженное до предела. Пару раз Лиаре даже казалось, что она видит золотой ореол Огненной вокруг напряженно глядящих в пустоту Лэйк и Рады, но образ ускользал, так и не успев сформироваться.
Самую большую заинтересованность в подобных уроках выказывала Найрин. Нимфа оказалась донельзя любопытной и очень старательной. Выслушав обо всех переживаниях Рады и Лиары, обо всех выводах, что были им сделаны за долгое путешествие к Семи Преградам и через них, нимфа подытожила:
— Мы должны совместить наши знания. Вы говорите о том, что Великая Мани может войти в плоть и изменить ее. Мы узнали о бессмертии и миссии, которую должны выполнить. Между вами и нами с разных сторон мира есть лишь одно общее — этот золотой шарик в груди. Думаю, это ключ, и именно с его помощью мы сможем осуществить то, ради чего Огненная привела вас сюда.
Лиара чувствовала правоту слов Найрин, но пока еще у них ничего не получалось. Что бы они ни делали, не выходило. В некоторые вечера они расслаблялись, растворяясь и отдавая себя полностью в руки Роксаны. В другие — отчаянно тянулись вверх, молили и просили, пытаясь ухватить свет Огненной и удержать его в себе. И всегда результат был один: неистовая золотая пульсация меж ребер, от которой волны сладости пронизывали все тело, и оно наполнялось переливающейся волнами мощью. Но больше ничего, как ни проси, как ни зови, как ни пытайся пробить головой невидимый барьер. Анай относились к этому спокойно и терпеливо, Найрин без устали повторяла, что рано или поздно у них получится, нужно только понять, как сделать все правильно. Лэйк с Торн только склоняли головы и бормотали, что на все воля Огненной. Но Рада злилась и ярилась, и Лиару это немного беспокоило.
Рада вообще здесь изменилась, став какой-то другой. Нет, ни в коей мере не изменились ее любовь и нежность к Лиаре, ее ласка, забота и желание узнать, что же с ними обеими происходит. Но в ней появилось какое-то накрепко засевшее внутри упрямство, и Лиара все никак не могла понять его причины. Порой ей казалось, что больше всего на свете Рада хочет доказать анай, что она тоже похожа на них, что она может также верить, также сражаться, также работать ради будущего. Порой, — что Рада отчаянно пытается доказать все это самой себе. Но это не меняло общего настроя: Рада уперлась, причем сама даже не понимая во что, и изо всех сил стремилась к своей цели, сметая все на своем пути и не замечая, что в некоторые моменты нет нужды переть так прямолинейно, и что стремление — это не только бешеный рывок вперед, но и умение отдаться и раствориться, позволив делать с собой все, что угодно.
Со временем Лиара поняла, что это и составляло суть веры анай. Все они отдавали себя, будто орудия, в руки Огненной, все они были лишь Ее инструментами, покорными Ее воле. Они шли туда, куда приказывало им идти их сердце, они следовали по пути, проложенному чем-то гораздо более глубоким, чем их собственные желания, чувства, стремления. Они умели слышать бестелесный голос, тихий шепот своей души, следовать более гармоничной воле и Ритму мира, чем тот, что за Эрванским кряжем называли судьбой. Как когда раскидываешь руки в стороны и ложишься спиной на воду, отдавая себя воле волн, и те мягко несут тебя вперед в ворохе из желтых осенних листьев, в мерцании далекой луны и звездах, тонущих вокруг тебя в ночной воде.
Рада же не могла так. Волевая, целеустремленная, не знающая никаких преград, она привыкла громадными шагами нестись вперед, словно зимний ветер, привольно гуляющий среди горных пиков. И она наткнулась на самую тяжелую преграду из всех, что когда-либо стояли перед ней в жизни, — на саму себя и свое стремление. Она просто не могла понять, что такое — сдаться, сколько бы переживаний ей ни приходило, сколько бы ни было чудес вокруг. И изо всех сил она билась и билась о свое собственное стремление, не понимая, что оно-то — и есть причины всех ее проблем.
