Купчиха. Трилогия (СИ) - Стриковская Анна Артуровна (прочитать книгу .TXT) 📗
Но, несмотря на то, что он знал точно: Виола дочь Корнелиуса Шапса, в его сознании она всё больше сливалась с Лаурой. Как будто та выжила, но потерялась на долгое время и вот наконец нашлась. Он даже стал забывать, как звали его родную дочку. Виола, и всё.
Очень хотелось сказать девушке об этом, признаться, что он и был тем самым женихом её матери, которого Лилиана любила, но разум не вовсе оставил Теодора. Он прекрасно сознавал, что ещё не время. Неизвестно, как примет Вилька такие откровения, а спугнуть свою птичку Тео не имел ни малейшего желания.
Но разговор, даже такой куцый, всё равно пошёл на пользу. Раньше он чувствовал, что Вилька его побаивается. Она и называть его стала «дядя Тео» потому, что боялась в нём мужчину. А так ей казалось, что она выставляет некий барьер. Называя наёмника дядей, она как бы признавала его старшим мужчиной в семье и намекала, что ни при каких обстоятельствах не видит его в роли мужа или любовника.
Наверное, если бы с самого начала она не расставила так чётко роли, Теодор увидел бы в ней замену своей исчезнувшей возлюбленной. Они с Лили были так похожи. Но девушка подсознательно повела себя правильно и Теодор сознательно отказался от намерения добиваться от Вильки женского внимания. Не судьба ему быть её мужчиной, но это ничего, потому что теперь она стала для него дочкой.
Пять дней в деревне прошли быстро. Теодор отдохнул и отъелся. Виола, чьи щёчки за время путешествия ввалились от усталости, снова радовал глаз цветущим видом. Виконт тоже похорошел, хоть в себя и не пришёл. Вилькина стратегия лечения дала свои плоды. Бульон, мёд, добавляемый в питьё и ежедневная доза магии, которой потчевала его девушка, пошли на пользу. Эгон уже не напоминал протухшее умертвие. А после того, как Теодор с помощью старосты и его сына оттащил виконта в купальню и вымыл как следует горячей водой с мылом, тот вообще несказанно похорошел и даже стал приятно пахнуть. Этим он был обязан душистому маслу, добавленному в купель, но кто же в таком признается?
Девицы, каждую ночь сменявшие друг друга на виконтском ложе, видели эти улучшения и жалели, что милашку Эгона увозят и страшно завидовали Виоле. Чувствовали негодяйки что великий день уже не за горами.
Пришло утро шестого дня, на двор старосты въехала телега лавочника, а за ней притащились деревенские: всем хотелось хоть издали посмотреть на настоящего виконта и настоящего наёмника.
Когда виконта наконец погрузили в телегу лавочника и пришла пора прощаться, Тео по достоинству оценил добросердечие и гостеприимство старосты. Тот выкатил ему такой счёт, что наёмник за голову схватился. В этом раскладе экономия на «лежалках» для Эгона выглядела более чем уместно. Тео уже потянулся к поясу, чтобы достать половину припрятанного там золота, но тут Виола сунула нос в протянутую старостой бумажку, удивлённо подняла губы, вытянула губы в трубочку, как будто намеревалась свистнуть, и проговорила в полный голос:
— Дядя Тео, я не поняла. Судя по ценам, нам дали приют в королевском дворце, а здесь не деревня, а по меньшей мере столица.
Окружающие навострили уши, а Виола громко, на всю деревню продолжала:
— Золотой за сутки! Это же цена за лучший номер в лучшей гостинице столицы! Это где три комнаты на одного постояльца, всё в зеркалах, бархате и золоте и есть отдельная купальня. Что-то ничего подобного я здесь не увидела.
Теодор сжался, ожидая услышать отповедь старосты, нечто вроде «моя деревня, я тут сам цены устанавливаю», но тот вдруг залебезил:
— Ой, уважаемая, о каких золотых вы говорите? Вы, наверное, прочли не так. Пять гортов, пять серебрушек за пять дней, а не пять гитов.
Эта цена была похожа на истину: столько или чуть меньше стоил приют в обычном деревенском трактире. Виола удовлетворённо кивнула, Теодор тут же отсчитал требуемую сумму и, так как вещи они уже погрузили, лавочник вывел телегу со двора на тракт. Стоило Тео и Вильке забраться в телегу, как он свистнул, щёлкнул поводьями и лошадь рванула с места. Не успели пассажиры глазом моргнуть, как деревня исчезла из виду за поворотом дороги.
Через полчаса лихой возница сбавил темп, повернулся к седокам вполоборота и откровенно рассмеялся:
— Молодец, девчонка! Ловко ты его!
Виола изобразила скромницу и потупилась, а вот Теодор решил разузнать почему староста пошёл на попятную. Что такого сказала ему Вилька?
— Да всё нормально она ему сказала, — отозвался мужчина, — тут главное что момент был подобран верно. При всех. Промолчи она, как бы вышло? Он вам бумажку вы ему монетки, а сколько никто не видел, никто не знает. Старый хрен может изображать из себя честнейшего человека. Он это очень любит. Вечно готов бить себя в грудь, рассказывая, какой он честный и порядочный. А тут бац! Все слышат, как он проезжих, попавших в беду, обирает. Тем более вашего этого дворянчика все бабы у нас жалеют. Как же: парень под заклинание попал и всех сил лишился! Это же роман, да не придуманный, а в жизни! Да они старосту на клочки порвут и старостиха не поможет! Вот он и скукожился, когда девчонка ваша племянница? вслух цену назвала. А ведь любой в нашей деревне с удовольствием даром принял бы вас на постой. Правда, немногие могли бы предоставить такие условия Деревня у нас небогатая.
Тео с интересом выслушал объяснения лавочника, искоса бросая взгляды на Виолу. По её реакции убедился: она знала что делала. Это был не душевный порыв, а тонкий расчёт. Интересно, Лилиана была такой же? Насколько он помнил, нет, но Вилька старше, да и жизнь у неё была не сахар, а это может многому научить, как хорошему, так и плохому.
До Бармана ехали три дня, ночевали в деревнях по дороге. Лавочник оказался на удивление честным человеком и ничего сверх уговора не попросил, а уговор был выгодным для Теодора: оплата еды и ночлега в дороге. Поэтому расставаясь Тео сунул ему три серебрушки. Мужчина стал было отказываться, но Виола одним кивком прекратила спор. Она полностью одобрила решение своего «дяди».
Ни лавочник, ни наёмник не поняли: она поддержала щедрость Тео из-за того, что лавочник, несмотря на то, что был ещё нестар, за всю дорогу ни разу не попытался к ней приставать. Ей было неважно, почему он так вёл себя: боялся ли Тео или просто она ему не понравилась, но для Вильки дорог был сам факт. После своего неудачного замужества внимание мужчин для неё было ненавистно. Кстати, староста был прилюдно выведен на чистую воду ещё и потому, что и он сам, и его сыновья пользовались случаем, чтобы ущипнуть девушку за зад или шепнуть на ухо какую-нибудь скабрезность. Её передёргивало, он она терпела, не жаловалась Тео. Знала: тот устроит такую бучу, что потом деревню можно будет стирать с карты. Зато при расчёте сумела отыграться. Односельчане ещё долго не забудут гаду его жадность.
Барман Виоле понравился. Небольшой городок, не чета торговому Альтенбургу, зато чистенький и уютный. Невысокие, всего в два этажа дома, завитые плющом и девичьим виноградом, красные черепичные крыши с глиняными горшками печных труб, под окнами ящики с рассадой цветов, никаких зловонных канав, куда сливают помои: всё идёт на кучи и ямы в углах довров: там готовится удобрение для цветов и овощей. В общем образцовая гремонская провинция.
Теодор точно знал куда им надо, поэтому лавочник провёз их в своей телеге через весь город к постоялому двору на большом тракте. Это и было по совместительству отделение гильдии наёмников. Трактирщик встретил Тео как старого знакомого, окинул Вильку оценивающим взглядом, на виконта даже не взглянул и предложил им всем номер на троих под самой крышей. Мол, никто не потревожит.
Действительно, тревожить их тут никто бы не стал, потому что на третьем этаже (читай: на чердаке) других помещений не было. Одна большая комната с тремя кроватями по углам, выгородкой для гигиенических нужд в четвёртом и столом со стульями по центру. Кровати были широкими, но скаты крыши делали это преимущество несущественным: нормально спать и подниматься, не ударившись о балки, можно было только на половине, обращённой в комнату.
