Лесной глуши неведомые тропы (СИ) - "Ядовитая Змея" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Что?! — я недоуменно уставилась на него с зависшим в руке ножом. — Ты рехнулся? Это ж какой блаженный ведьму замуж захочет взять?
— Ты ж не взаправду ведьма…
— Ты это людям нашим расскажи. — Помолчав, я добавила: — Я ведь не помню ничего до того времени, как меня Ульва нашла. Может, я тоже без роду и племени. На что сдалась порядочной семье такая невестка?
Тур опять замолчал на некоторое время, глядя, как в моих руках пляшет нож, а затем неожиданно произнес:
— Ты добрая. И красивая.
Я насмешливо фыркнула, но скорее для того, чтобы скрыть смущение. Удивительно, но когда Хакон говорил мне то же самое, я лишь смеялась в ответ, как он когда-то посмеялся надо мной, но услышать эти слова от Энги было неожиданно приятно.
— Красотой голода не утолишь и дурную славу не перешибешь.
Наблюдая искоса за ловкими движениями его рук, что прежде казались мне неуклюже большими и способными лишь на разрушения, я несколько раз ловила на себе его задумчивые взгляды.
— Значит, мы оба одинаковые. Никому не нужные.
— Не одинаковые, — теперь я смотрела на него в открытую. — На мужчин сейчас, после войны-то, спрос велик, сгодится и незаконнорожденный. А ты при руках, при ногах, голова на плечах есть. Хоть и пустая, голова-то, да кто это с первого взгляда заметит?
Мой смешок вынудил Тура недовольно почесать свою пустую голову, но злиться он не стал.
— Ладно, умница наша, скажи лучше, как сейчас с подушным дела обстоят? Сколько уплатить надо?
При упоминании о податях настал мой черед помрачнеть.
— Простой люд должен уплатить двенадцать серебреников за душу, по одному за каждый месяц. Купцы, ростовщики да те, кто батраков и прислугу держит, платят больше — да что мне до них? Но ты не бойся: за тебя, пожалуй, ничего не возьмут. Каждый подтвердит, что ты только-только в деревню заявился.
— А у тебя… есть столько?
Я виновато опустила глаза.
— У меня есть пять. Семь, если считать те, которые ты дал.
После смерти Ульвы тяжко пришлось. Год неспокойным был — после битв в приграничье мародеров и разбойников развелась тьма-тьмущая. Ко мне тоже заглядывали. Вспоминать о том случае было неприятно и страшно. Понимала тогда, что одними деньгами не откупиться от лихих людей, но обороняться собиралась до последнего, мысленно вознося молитвы духам лесным и небесным. И когда надежда на спасение уже почти растаяла, под стенами дома вдруг завыли волки, учинили переполох среди разбойничьих лошадей… В той суматохе мне и удалось выскользнуть из дому, добежать до деревни да у Ираха укрыться.
Спасли меня волки. Как могла я их не жалеть?
— А если не наскребется двенадцати, что будет? — нахмурился Тур. — Кажется, раньше имущество отбирали?
— И сейчас так, — нехотя кивнула я. — Только теперь с податями строже стало. Плетьми бьют столько раз, сколько серебреников недоплатил, а если недоплатишь больше половины — то после плетей отправишься на полгода в каменоломни.
Тур замолчал и засопел, бряцая железными наконечниками. Я задумалась над своей горькой участью. Благодаря серебреникам Энги, каменоломни мне не грозят, но пять плетей получать все же придется… За две седмицы мне никак не добыть столько, хоть всех кур продай. Разве что куколку мою кто купил бы, но я не могла даже мысли допустить о том, чтобы расстаться с ней.
Энги шумно завозился, сгреб в кучу свои железки и принялся рыться в кошеле.
— Вот еще два.
Я недоверчиво взглянула в его сторону.
— Откуда у тебя?
— Доспехи продал. На что они мне теперь, без коня? Воевать я больше не собираюсь.
На душе слегка потеплело — три плети куда лучше, чем пять. Как-нибудь перетерплю, хоть и позору не оберешься — стегают-то в колодках, на главной площади. Хоть бы палач жалостливый попался и не порол с особым усердием…
А Тур оказался не таким уж и вредным, каким виделся мне поначалу. Щедрость его откликнулась в моем сердце волной благодарности.
— Спасибо, — я с искренней теплотой посмотрела ему в глаза. Теперь они казались мне даже красивыми. Куда красивей, чем голубоватые льдинки Милдреда.
— Не горюй, Илва, — буркнул Энги. — Что-нибудь придумаем.
Глава 5. Нелегкие будни (часть 1)
Травушка расскажет мне о том, что случится, Пропоет мне песню ночную… Ляжет мне рассветною росой на ресницы, Расплетет мне косу тугую.
Мельница, «Травушка»
В воскресенье, согласно законам Создателя, нельзя заниматься никаким трудом; рабочему люду дозволяется только торговля да врачевание. Однако к почитаемому церковниками Создателю я отношусь со здравым недоверием, а старые духи не ведут учет дням и не ставят глупых запретов. Духи нетребовательны, законы их просты и понятны: нельзя без нужды отнимать чужую жизнь, будь то человек, зверь, птица или даже насекомое; нельзя красть чужое, ибо духи щедры и дадут живой душе столько благ, сколько необходимо для пропитания; нельзя поступать так, как не хотел бы, чтобы поступили с тобой, иначе духи могут воздать тебе твоим же поступком, умноженным вдесятеро. Жертвы духам несложны и необременительны: капнуть толику свечного масла в огонь, чтобы почтить духов огня; рассыпать горсть зерна в лесу для мелких лесных тварей, чтобы потешить духов лесных; сдуть с ладони щепотку муки в благодарность духам ветра; добавить ароматных трав в свечу, чтобы задобрить духов воздуха; плеснуть чашку воды из первого ведра, набранного утром из колодца, чтобы возблагодарить за щедрость духа воды; а вечером вознести молитву духам забвения, чтобы заботились как следует о тех, кто уже умер для нас в этой жизни.
Энги, который вопреки учению своей матери поминал всуе Создателя, был, похоже, не слишком-то набожным: до самого вечера он мастерил из кленовых прутьев древки для стрел и крепил к ним бечевкой, пропитанной сосновой смолой, гусиные перья, а между делом сквозь зубы богохульствовал.
— На охоту собрался? — не удержалась я от вопроса, латая его поношенную рубаху. Ветхая ткань не держала швы долго: каждый раз после стирки мне приходилось зашивать свежие прорехи на одежде Энги. Надо бы купить ему новую, или хотя бы полотна, чтобы было из чего сшить обновку, да перед сбором подушного нам не по силам были даже такие траты. — И кого на этот раз убивать будешь?
Сердце гулко забилось в груди: не волков ли? За этой мыслью пришла непривычная растерянность: я даже не знала теперь, за кого больше бояться — за волков или за бестолкового упрямца Тура. Однако он развеял мои сомнения:
— Видел в лесу кабаньи порои. Если Создатель будет милостив, одного подстрелю. — Он придирчиво повертел перед собой очередную готовую стрелу, прищурился, приставив к глазу, оценил ровность древка. — Не то одряхлею совсем, на одних щах да каше.
Я обиделась, как и всякий раз, когда он ругал мою стряпню за отсутствие мяса. Однако вовремя вспомнила, что благодаря ему моя шкура не досчитается четырех плетей и «милостей» надсмотрщиков на каменоломнях, и решила ему не перечить.
Лучше помолюсь духам леса: авось отведут от него невинную живность, авось и его грешную душу простят… А может, убийство живого ради собственного пропитания — это не грех? В который раз я пожалела, что Ульвы нет рядом: она умела складно и толково отвечать на сложные вопросы, которыми я задавалась порою, задумываясь о сути старой веры.
За окном просвистел порыв ветра, противно задувая в невидимую щель у окошка. Зима уж вступает на порог, хорошо бы как следует законопатить окна да прорехи в стенах. Я поежилась, покосилась на исходящие паром ведра, в которых грелась вода для мытья, и отложила готовое шитье. Уже поздно: в эту пору Энги обычно уходил в трактир, но сегодня, похоже, он действительно намеревался остаться дома. Собрал свои стрелы в колчан, поднялся с лежанки и потянулся всем телом, звучно захрустев суставами. Когда он стоял в горнице во весь рост, то, казалось, заполнял собою все свободное пространство.
