Лесной глуши неведомые тропы (СИ) - "Ядовитая Змея" (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗

Я заметила, как он болезненно скривился, дернув шеей, и провел пальцами по свежему рубцу.

— Снова болит? Дай-ка посмотрю, — подхватилась я.

Ожидала привычного сопротивления и недовольного бурчания, однако Энги меня удивил, позволив усадить себя на лежанку и поднести свечу ближе.

След от плети уже начинал подсыхать, и разорванная беспощадным ударом кожа не выглядела больше кровоточащей раной. Я тоскливо подумала о том, что ждет мою собственную спину после публичного наказания. Осторожно провела пальцами по красноватым следам, опасаясь воспаления — но кожа вокруг раны не выглядела чрезмерно припухшей. Энги шумно выдохнул и закрыл глаза, отклоняя голову вбок.

— Что? — я отняла пальцы. — Больно?

— Нет, — тихо сказал он, не открывая глаз. — У тебя руки ласковые.

Я смутилась и отступила от него, пряча ладонь за спину. Отчего-то вспыхнули щеки, но я спаслась тем, что повернулась к Энги спиной и занялась приготовлением новой порции мази.

— Илва…

— Что? — не оборачиваясь, спросила я, стараясь унять внезапную дрожь в голосе.

И с чего это вдруг я так взволновалась?

Энги молчал, а я старательно делала вид, что поглощена своим делом, чтобы не поворачиваться к нему.

— Нет, ничего.

Пылали теперь не только щеки, но и уши. Казалось, внутри меня самой загорелся жаркий огонь, разливаясь по всему телу. Как нехорошо, что Энги остался дома… Это был первый вечер, когда мы должны были ложиться спать вместе. Обычно он приходил из трактира поздней ночью, когда я уже досматривала третий сон, а вставал лишь к обеду, когда я успевала половину дел переделать. И только теперь я поняла, как неудобно женщине жить с мужчиной — ни тебе помыться толком, ни переодеться к ночи…

Я заставила себя смазать ссадину Энги, почти не прикасаясь пальцами к его коже. Он послушно подставлял шею, но теперь не закрывал глаз, а украдкой рассматривал меня из-под веера густых темных ресниц.

— Илва… ты никогда не задумывалась, откуда здесь взялась?

— Задумывалась. А что толку? — как можно равнодушней ответила я. — Все равно ведь не угадаю.

— Ты нездешняя. По всему видать. У тебя волосы светлые, а глаза голубые — ни у кого из наших таких нет.

— У тебя тоже волосы светлые, — возразила я, закончив работу и вытирая пальцы куском холстины. — А глаза зеленые, ни у кого таких не видела.

— Я — другое дело, — Энги внезапно помрачнел. — Я похож на отца.

— А кто был твой отец? — завела я старую песню, радуясь, что разговор переключился с моей особы на него. — Разве ты его знал?

— Не знал, — процедил он сквозь зубы. — Но пришлось узнать.

— Что? — я непонимающе уставилась на него.

Он покусал губы, словно раздумывая, стоит ли отвечать.

— Я расскажу тебе когда-нибудь. Но не сейчас.

— Как скажешь, — хоть я и умирала от любопытства, но лезть в душу Энги не стала. — Ты моешься первый?

Неловкость, зародившаяся между нами этим вечером, продолжала цвести буйным цветом и к ночи. Мы едва не столкнулись лбами, когда одновременно пытались вытащить из чулана бадью; Энги едва не ошпарился, снимая с огня ведра, потому что я вертелась у него под ногами, доказывая, что это моя работа; я не знала, куда деть глаза, когда он принялся стаскивать с себя рубаху, так и не решившись выставить меня за дверь, и выскочила в сени, пылая как солнечный закат, совершенно позабыв прихватить с крючка свою теплую овчину. К тому времени, как Энги вымылся, я уже успела совершенно окоченеть от холода. Зато он сам вычерпал за собой воду, пока грелись ведра для моей купели, а затем без лишних слов отправился в сени, чтобы дать возможность вымыться мне.

Когда мы, наконец, в полном молчании улеглись по своим постелям, я с облегчением задула свечу: пусть темень скроет нелепо горящие щеки. Однако неловкость, заполонившая теперь всю комнату до отказа, лишь сильнее надавила на грудь, мешая свободно дышать. В кромешной тьме я отчетливо слышала хрипловатое дыхание Энги и даже готова была поклясться, что различаю гулкое биение его сердца.

— Илва…

Я замерла, не решаясь шелохнуться.

— Что?

— А ты… когда-нибудь… ну… — он запнулся, явно смущаясь своих слов, а я почувствовала свое собственное сердце, колом вставшее у самого горла.

— Что?

— Ну… кхм… когда-нибудь влюблялась?

— Что?.. — мои щеки вновь запылали пожаром — и как не подожгли подушку до сей поры?

— Кхм… ничего… забудь, — вздохнул Энги и, шумно скрипнув лежанкой, отвернулся к стене.

Мне вспомнились ласковые слова Хакона, вспомнилось прикосновение его красивых, четко очерченных губ к моим губам, вспомнилось, как трепетало мое сердце при мысли о том, что я стану его женой. Вспомнились и собственные горькие слезы, когда открылся жестокий обман.

— Влюблялась, — ответила я после долгой паузы, сама не зная, зачем. — Только обожглась больно.

Дыхание Энги замерло, ни единого шороха не доносилось до моих ушей с его стороны. Я молча кусала губы, вспоминая, как плакала на груди старой Ульвы, а она гладила меня по голове и шептала, шептала, шептала…

— Кто он? — негромкий голос Энги заставил меня вздрогнуть, развеивая тяжелые воспоминания.

— Неважно.

— Он из нашей деревни?

— Да, — я помолчала, припоминая слова, которыми утешала меня Ульва. — Глупости это все.

Нет ее вовсе, любви-то. Мужики придумали, чтобы бабы верили.

И чтобы юбки повыше поднимали, — в моем воображении договорила сердитая Ульва, но я не стала озвучивать Энги эти слова.

Тур повернулся теперь уже на другой бок и громко засопел.

— Ну, нет так нет.

Я вздохнула и закрыла глаза, натянув одеяло до самого подбородка. Разбушевавшееся сердце никак не унималось, колотясь теперь где-то в животе. Несмотря на усталость, сон почему-то вовсе не шел.

Судя по тому, как ворочался на постели и терзал кулаками подушку Энги, ему тоже не спалось. Но его-то можно было понять: он привык возвращаться домой за полночь и спать до полудня.

— А ты? — слова вырвались у меня раньше, чем я успела сдержать свой язык.

— Что? — буркнул Энги, хотя прекрасно понимал, о чем я спрашиваю.

— Любил кого-нибудь?

Его сопение стало еще громче — что твой котел на печи, с которого вот-вот сорвет крышку.

— Было дело.

— И кто она? — улыбаясь, коварно повторила я его же вопрос.

— Кто-кто… Ты ж сама сказала: нет ее, любви-то. Бабьи выдумки. Спи уж.

— А она…

— Спи, сказал.

Я хихикнула и отвернулась к стене, перебирая в памяти всех деревенских девиц, одна из которых могла приглянуться юному Энги. А может, это кто-то из ныне замужних? Ведь больше пяти лет прошло с тех пор, как он покинул Три Холма.

Надо бы спросить у Миры. Она-то жила здесь с самого рождения, а сплетни — ее самое любимое занятие. Наверняка она что-нибудь слышала о пассии Ульвиного сына. Рассудив так, я прислушалась к сбивчивому дыханию Энги и попыталась восстановить собственное.

Удастся ли сегодня уснуть?

Проснулась я, по обыкновению, вместе с заливистыми петушиными криками. Небо за окном лениво серело, бросая в избу темные тени от высоких сосен — занимался рассвет. С опаской поглядывая на спящего Энги и борясь с зевотой, я поспешно выскользнула из ночной сорочки и переоделась в домашнее платье, натянула теплые чулки, зажгла свечу, разгоняя сонливый полумрак, и принялась растапливать печь, чтобы согреть воды для умывания и приготовить завтрак для Энги.

Едва комната наполнилась теплом, он заворочался и, раскинув длинные руки в стороны, сбросил с себя одеяло. Я подошла ближе, чтобы поправить его, и невольно скользнула взглядом по темному следу от плети на шее. Сама не понимая, что делаю, я осторожно присела на край лежанки и легонько провела пальцами вдоль вздувшегося рубца, невольно задевая ритмично пульсирующую вену, которую пересекал шрам. Шея Энги была крепкой и мощной, как у взрослого мужчины, но расслабленное во сне лицо казалось мягче и моложе, чем при свете дня. Похоже, Энги очень старался выглядеть взрослым и грозным, но сейчас, когда его широкие темные брови не съезжались хмуро к переносице, а жесткие губы не кривились в некрасивой ухмылке, он казался обычным парнем не старше двадцати пяти лет. Я бездумно очертила кончиками пальцев линию шрама на его скуле, и в этот миг Энги открыл глаза.