Танец над вечностью (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна (читать книги .TXT) 📗
— Удавлю! — плевалась я и билась головой, а град лупил по городу.
— Уговорила, — кивал атаман. — Первой пусть будет Милагрос, раз уж мы назвали в ее честь реликвию… А вторая? Как вторую дочку назовешь?
— Отпусти!.. Больно!.. — скулила я, и выл ветер в дымоходах.
— Святая София… Непорочная… Как ты!.. — скабрезно ухмылялся атаман и дымил мне в лицо табачной поземкой. — Ты же помнишь, чему я тебя учил, Цветочек? Иногда сложнее всего просто ничего не делать, забыла?
— Не могу!..
— Надо просто подождать, ну вспомни же… Карту подождать…
И атаман ловко доставал козырь из рукава и подсовывал мне под нос. Бубновая шестерка! На ней было мое лицо, которое отражалось в зеркале, двоилось, троилось, множилось, дробилось, разбивалось… Я выхватывала эту карту и смеялась, торжествующая и свободная. Все карты в колоде стали моими!.. стали бубновыми шестерками!.. Я метала их во врагов, превращая в острые рубиновые лучи добра, кромсала солнечную тыкву, заливала густой черный шоколад в глотку беспомощно растопыренной бездны, танцевала на осколках миров… и хохотала… хохотала до кровавых слез… из которых робко прорастал пиковый тюльпан…
За окном тихо шумел дождь. В фургончике все еще пахло табаком, но атамана не было. Его мара попрощалась со мной, впервые появившись в зримом обличье, и ушла навсегда. Как до этого ушла Матушка Ген.
— Почему меня все бросают? — прошептала я, выпутываясь из веревочного плена. — Почему вы все уходите?..
Но пыльная тишина молчала в ответ. На негнущихся ногах я подошла к сундуку и достала из него замусоленную игральную колоду. Дрожащей рукой вытащила наугад карту. Кто бы сомневался! Бубновая шестерка! Я расхохоталась и уже не могла остановиться, так и смеялась до жестокой икоты и боли в животе, уронив себя и карту на пол…
Папаша Жирарди не очень обрадовался, когда к нему заявилась рыжеволосая нахалка и потребовала принять в цирк. Однако чудачка была настойчива, показала пару фокусов с картами и на спор метнула все кинжалы вокруг головы старика, едва не заставив того обделаться в штаны. Назвалась Бубной. Попросила себе наряд бубновой шестерки и пустующий фургончик на отшибе. Папаша Жирарди неохотно выдавил согласие, тем не менее оговорив, чтобы костюмом я занялась сама и на выручку первое время не рассчитывала. Меня это устраивало.
А после выступления я отправилась в город. Ночные тени сгустились и окутали газовые фонари самого опасного района Виндена — Пральтера. Здесь располагались бандитские притоны, бордели и, разумеется, игорные дома. Я скользила по улицам, словно голодный хищник, вышедший на охоту. За карточным столом мне всегда везло, ведь всего-то надо — запоминать карты и просчитывать ходы противников. Азарт и предвкушение игры бодрили кровь, зудели в нетерпении ладони. На улицах было особенно людно. Предприимчивые винденцы не растерялись и предлагали краснопузым захватчикам съестное, продажных девиц и развлечения на любой вкус. Как грибы после дождя, открылись новые кабаки, откуда доносилась задорная музыка и безголосые пения, откуда струился табачный дым, откуда вылетали пьяные в дымину нищеброды, откуда вываливались имперские богатеи в обнимку с бледными опиумными шлюхами. Иногда они успевали добраться до экипажа, а иногда нет, и тогда занимались блудом прямо на улице, под улюлюканье и одобрительные подначивания ротозеев. Винденской стражи видно не было, зато повсюду сновали имперские патрули.
Внутри игорных заведений было душно и людно, зеленое сукно игральных столов придавало лицам ртутный оттенок живых мертвецов. Шуршали карты, мерцали фальшивые брильянты, лилось вино, клубился табачный дым. Изредка вспыхивали тихие ссоры. Рушились чьи-то надежды. Проигрывались состояния… Я играла. Выигрывала. Много. На меня обращали внимание. Завидовали. Недобро щурились. Оценивали. Я тихо уходила. Иногда тихо не получалось, и я оставляла за собой кровавый след из вышибал и грабителей. Меняла столы. Повторяла. Под утро приползала обратно в цирк и прятала выигрыш в золоте и имперских банкнотах в дупле старого дуба. А после затаивалась в предрассветной мгле, мучаясь ночными кошмарами, в которых карты плясали, липли к рукам, впивались в тело и сознание, чтобы на утро все повторилось… Но избавления не было. Нескончаемая пытка во сне повторялась снова и снова. Я ждала. Я обязательно дождусь, атаман, как бы сложно ни было… Надо еще немного погодить, совсем чуть-чуть. Вот только если бы я еще умела годить!.. Если бы тогда погодила и не взялась бы за тот заказ, ты бы остался жив… Но теперь я дождусь, непременно дождусь ту самую карту, которая меняет расклад в игре.
И я терпеливо выжидала, каждый день меняя обличья. Рыжеволосая Бубна, усатая Дама Пик, плешивый Король Треф. А в городе было неспокойно. Искали Луиджию. Ее портретами были обклеены дома и фонари. Но кто банковал? Этого я не знала. Объявили траур по убитому императору, но как-то неуверенно и тихо, словно сомневаясь. Зато истово искали вымышленных заговорщиков, устраивали облавы и обыски. Цирк папаши Жирарди тоже попал под раздачу. Старик краснел и бледнел, умолял и угрожал, скандалил и пытался откупиться, но имперцы перевернули все вверх дном, вытряхнули старое тряпье из сундуков, везде сунули свой нос. Не побоялись тигров в клетках, даже под миски заглянули. А мне что?.. На меня никто не обращал внимания. Разве серьезных игроков интересует скромная шестерка? Но боже мой, как же сложно было ждать!.. И я не выдерживала, изредка подглядывая и передергивая карты.
В облике рыжеволосой Бубны наведалась в орден когниматов. Услышав мое имя, казначей лично принял меня. Но стоило мне появиться на пороге, как брови старика поползли вверх. Я скупо улыбнулась, довольная, что он меня не узнал.
Хотя в таком виде меня вообще сложно было узнать. Ярко-рыжий парик с косичками и с вплетенными в них алыми ленточками, красные шелковые шаровары необъятных размеров, пылающий малиновый корсет, утягивающий до треска швов внушительный накладной бюст, и сафьяновые сапожки на высоком каблуке. Кроме всего прочего, полуденный сон на крыше под палящим солнцем не прошел для меня даром. Кожа на лице обгорела и слезла клочьями, поэтому рваный румянец багровел на всю щеку. А если учесть, что перед выходом я промокнула губы в карминовой облатке, то можно представить, какая расписная красавица предстала перед стариком.
— Входите… эмм… — растерялся отец Васуарий. — Рад видеть… имею честь… чем могу…
— Это я могу, — зычно прогудела я и плюхнулась в кресло. — Дело есть. Сердечное. Но папенька против.
— Простите, не понимаю, причем тут…
— Да не егози ты, дедуля, — великодушно разрешила я. — Слыхала я, надежно тут у вас, никто не узнает. Только вишь че…
Я делано задумалась и полезла в торбу, расшитую бубновыми рубинчиками. Достала оттуда пергамент, испещренный бессмысленным набором слов, и протянула старику.
— Грамоте я необучена, но мне тут присоветовали… эту… как ее?.. Тпругра… Типасра… А! Короче! Какую-то графию!
Я с тревогой следила за казначеем. Он водрузил очки на переносицу и взглянул на текст. Его брови поднялись еще выше и грозили переползти на затылок.
— Вы про типографию, должно быть? — осторожно спросил он. — Вы хотите заказать оттиск вот этого?
— Точно! — от избытка чувств я грохнула кулаком по столу, казначей вздрогнул и едва успел поймать очки, соскочившие с носа.
— И в газету! — не унималась я. — Чтоб все узнали!.. Ты подумай, охальник какой!.. Жениться обещал!.. А вот неча тут!.. Пусть знают!
— Про что знают?
— Да про Шульца!.. — я погрозила пальцем перед лицом у старика. — От меня еще никто не уходил!.. Или пусть женится, или я его так ославлю!..
— Понятно, понятно… — отец Васуарий аккуратно сложил очки. — А кто вам эту бессмы… этот текст составил?
Я выдохнула с облегчением.
— Так папенька и составил! Упирался, но я его как прижала!.. А куда денется! Вот они у меня все где! — и подсунула сжатый кулак под нос казначею. — Сколько?
