Тени забытой шестой (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна (мир книг txt) 📗
— Да, будет тяжело, — согласился он. — Но ты привыкнешь. Да и не любит она тебя. Никого не любит…
— Любит. Меня. А еще своего брата. Как ты думаешь, зачем она сюда вообще пришла? Ради нас! Ради спасения тех, кого любит!
— Какого еще брата? — встрепенулся он. — Нет у нее братьев! Я позаботился!
— Есть. И племянник скоро на свет появится. Ты никогда не избавишься от Шестой и ее потомков. Знаешь, почему? Ты не умеешь любить. А победить ее можно только любовью. Вспомни о Едином. Разве завещал он нам ненависть и страх? Разве требовал от нас страданий и смерти? Разве такого очищения он хотел для своих детей? Он любит и…
— Да что ты знаешь! — опять прогремел рассерженный синезубый. — Нет бога! Нет и никогда не было! Его придумали люди! Наши предки придумали его и сшили из сотни разных божеств, в которых верили раньше! Записали в этом Источнике! А она!..
Он устремил перст указующий в сторону Хриз, отвлекаясь от меня. Я ждал этого. Надеялся, что так и будет. Верил, что попаду. Рубиновый осколок полетел, брошенный моей недрогнувшей рукой, и попал. Попал прямо в пустую глазницу синезубого. Взорвался. Сокрушительная вспышка алого света накрыла пространство и съела время.
Меня тоже не стало. Мои мысли, чувства и воспоминания превратились в бурлящее море, которое разливалось в бесконечности, теряя самое себя в необъятности пространства и существуя один короткий миг, чтобы тут же умереть и возродиться вновь. Я ощущал каждую каплю и в то же время ощущал их всех, каждая из них жила, дышала и чувствовала, а еще… помнила. В океане этих разумов поднималась буря, и я был ее источником, вернее, центром урагана, который поднимает ввысь громадные пласты воды, гонит вперед высокие волны, однако не может затронуть безмятежную глубину, где прячется нечто столь древнее, сколь и могущественное. Был ли этим нечто Неприкаянный? Нет. Он превратился в злое и жалобное завывание ветра у поверхности, в морскую пену на гребне волны, бессильно рассеянную и канувшую в вечность. Была ли этим нечто Шестая? Тоже нет. Она была гибнущей эскадрой кораблей, бегущих от шторма, а я… догонял ее. Ужас охватил меня, когда пришло осознание, что именно я стану ее палачом. Убив Неприкаянного, я высвободил неведомые силы, и Хриз больше ничто не удерживало. Она уходила в закат. Но недостаточно быстро. Корабли ее эскадры были… ледяными, а ураган моей души бушевал огнем. Я видел, как тают утлые лодочки, как идут ко дну легкие парусники, как отчаянно рыскают фрегаты, пытаясь спастись от дыхания пламени… Ее разум утекал в вечность, и я был тому причиной…
Мне семь лет. Легкие обжигает морозный ветер. Я бегу по ледяному насту озера к черному пятну, в котором барахтается девчонка. Она не кричит, ее глаза остекленели и обесцветились от ужаса, рот то появляется над поверхностью, то исчезает, судорожно хватая воздух пополам с водой и льдом. Остаток пути я проделываю на четвереньках, подползаю и хватаю за рыжую паклю волос. Девчонка бестолково размахивает руками, мешает. Двигаю локтем ей в лицо и тащу на себя. Она невероятно тяжелая, и ненадежный лед подо мной идет трещинами.
— Скажена! — ору я и упрямо тащу ее прочь по льду, передвигаясь ползком.
Она больше не сопротивляется. Берег уже близко. Меня трясет от злости. Когда я выбираюсь на твердую кромку замерзшей земли, к нам уже бегут слуги. Один из них замахивается на девчонку нагайкой.
— Ууу! Бесовское отродье!
Я останавливаю его руку, и он спрашивает:
— Молодой пан Кажимеж, на что полезли за этой приблудой? Матерь божья, а ну как и вас бы за собой утащила?
Я поворачиваюсь к спасенной.
— Хриз? — шепчу я посиневшими от холода губами, удерживая в памяти самое важное.
Она другая. Ее волосы потемнели, как и глаза. Она задирает разбитый нос, сверкает черными очищами, а потом плюет мне в лицо. Смотрит с ненавистью.
— Пан Кажимеж, только велите, обратно ее в прорубь затолкаем!
— Зовут как? — я вытираю плевок и подступаю к ней, хватая за ворот. — Отвечай!
Я уже и сам не помню, как ее должны звать, но откуда-то знаю, что ее нельзя отпускать. Никак нельзя. Она моя.
— Христинка! — выплевывает малявка. — Вспомнишь это имя, синеглазик, когда мой батько ваше кодло рубить будет!
Я отшатываюсь, подношу руку к лицу. Синеглазый? В обнаженной сабле, которую слуга уже приставил к горлу девчонки, я вижу собственное искаженное отражение. У меня темные волосы и ярко-синие глаза.
Мне одиннадцать. От жары воздух курится призрачным маревом. Песок на солнце слепит глаза, как и синее бескрайнее море. Я тащу по пляжу корзинку с чем-то липким и сладким, за мной облаком увиваются злые осы. И тут над поверхностью воды я замечаю вынырнувшую рыжую голову. Девчонка странно уродлива. Пустые прозрачные глаза с черной точкой зрачка, блекло-рыжие редкие волосенки и посиневшее лицо. Рот раскрыт в безмолвном крике. И я сразу понимаю, что она тонет, беспорядочно распластывая руки на поверхности воды. Тут малявка скрывается под водой и больше не появляется. Я роняю корзинку и бросаюсь в воду, поднимая фонтан брызг. В несколько секунд оказываюсь у того места, где видел пигалицу. Ныряю. Вижу мелькнувшую ржавчину волос. Хватаю и накручиваю на кулак. Еще один рывок, и я выныриваю к свету, хватаю воздух. Моя добыча такая тяжелая, что мне самому не справиться. Отчаянно кричу, привлекая внимание взрослых.
Ее вытаскивают на берег, кладут на горячий песок. Прибегают ее родители. Ей делают искусственное дыхание. Мне вдруг становится страшно. Я шепотом спрашиваю, как ее зовут.
— Хриз? Ее же зовут Хриз?
— Ханна… — тоже шепчет ее отец. — Ее зовут Ханна.
Память стекает вместе с морской водой, высыхает и застывает солью на смуглой коже. Я не знаю, как ее удержать. Девочка заходится в страшном кашле, и ее отец с облегчением выдыхает и поворачивается ко мне.
— Спасибо, что спас ее. Тебя как звать?
— Касьян, — вырывается у меня.
Я оглядываюсь в поисках зеркала. Мне страшно увидеть у себя синие глаза. Не знаю, почему. А еще хочется заглянуть в глаза Хриз… в смысле, Ханны. Они ведь серые? Я подхожу к ней, опускаюсь на колени, кожу мне жжет раскаленный песок.
— Ты Хриз? — упрямо переспрашиваю я.
Она перестает стучать зубами и кутаться в мохнатое полотенце. Смотрит на меня исподлобья. Ее глаза… рыжие. Светло-карие. Теперь она почти хорошенькая. Если б только еще не этот оскал. Она рычит и вдруг со всей дури бодает меня головой в живот. Я падаю. Ее отец с несчастным видом бросается к ней и пытается успокоить завывающую дочь. Она плюется и визжит:
— Синий! Он синий!
Волна окатывает меня и лениво растекается по песку. В водном отражении я вижу, что мои глаза синее неба и глубже моря.
Мне четырнадцать. Я еду верхом, лениво щелкая кнутом и погоняя табун. Я горд. Мне доверили перегнать его самостоятельно через Змеиную пустыню. Вместе с отцом мы проделывали это уже дюжину раз. Плевое дело. Надо просто остерегаться койотов по ночам и не лезть в Зыбь. Не лезть. Просто не лезть. Интересно, что эта дура там забыла? Приложив ладонь ко лбу, я щурюсь и всматриваюсь в рыжее море песка. Ну да. Застряла. И дергается, еще больше утопая. Уже по пояс. Ну ее? Сама виновата. Но что-то заставляет меня громко гикнуть и пришпорить коня. Я знаю, где проходит граница между зыбучими песками и твердой землей. Там я спешиваюсь и достаю веревку, примотанную к седлу. Не тороплюсь. А куда торопиться? В Зыби некоторые тонут сутками. Выбраться самостоятельно невозможно. Но я ее спасу. Хм… Что-то в этом есть знакомое.
— Эй! Тебя как зовут?
— П…шел… нах…
— Фу, барышня, как некрасиво.
Я придирчиво оглядываю ярко-рыжие кудри и миловидное личико с серыми глазами. Или зелеными? Отсюда не разглядеть. Похоже, вырастет красоткой. Надо брать. Кстати, а где ее родители или спутники? Кругом глушь, никого. Хм…
— Я спасу тебя, — торжественно сообщаю я ей. — Скажи, как тебя зовут.
