Королева карантина (ЛП) - Пекхам Кэролайн (лучшие бесплатные книги txt, fb2) 📗

Я повернулся, чтобы посмотреть на нее, когда последняя нота повисла в воздухе, замедляя темп, чтобы уделить ей немного внимания, и тихо играя «Killing Me by the Fugees». Улыбка тронула губы Татум, и она потянулась, чтобы положить свою правую руку поверх моей, совместив наши пальцы так, чтобы она могла чувствовать движения музыки, когда я ее создавал.

— Моя боль зовет тебя? Или мне просто повезло, что ты всегда появляешься, когда я больше всего нуждаюсь в твоем обществе? — Спросил я ее, и она наклонилась немного ближе, запечатлев поцелуй сбоку на моей шее, от которого мурашки побежали по моему телу.

— Ты взываешь ко мне, Сэйнт, — ответила она, убирая руку с моих пальцев, вверх по моей руке и к рукаву черного пиджака, который был на мне. Она тоже была все еще одета к ужину, шелковое черное вечернее платье было глубокого декольте, открывая полные изгибы ее груди, в то время как бедро, обтянутое чулком, прижималось к моим брюкам.

— Ммм, — я снова перевел взгляд на клавиши, продолжая играть, переведя песню на «Halo — Beyoncé».

— Я думаю, ты можешь просто лучше общаться через музыку, чем словами, — поддразнила Татум, и я пожал плечами.

— Это более красноречиво, — подсказал я. — Я думаю, мир был бы лучше, если бы мы все просто общались с помощью музыки.

Татум рассмеялась.

— Откуда ты вообще знаешь все эти песни наизусть? Клянусь, ты даже не слушаешь поп-музыку, и все же мне кажется, что я могла бы назвать практически любую песню, и ты бы начал играть ее без проблем.

— Слова скольких песен ты знаешь? — Я спросил ее.

— Не знаю. Сотни… может быть, тысячи. Как только они начинают играть, слова просто всплывают у меня в голове.

— Для меня то же самое, но я просто запоминаю музыку, — сказал я. — И я ничего не имею против поп-музыки или любой другой музыки. Я только предпочитаю, чтобы то, что я слушаю, выражало эмоции и передавало истинные. Музыка должна причинять боль, приносить радость, резонировать с воспоминаниями или просто заставлять чувствовать. Если она делает это, то, насколько я понимаю, ее ценность превосходит все деньги в мире.

— В душе ты просто большой романтик, не так ли? — Спросила Татум, и я усмехнулся.

— Как скажешь, Сирена.

— Тогда могу я подвергнуть тебя испытанию? — спросила она, когда песня подошла к концу.

— Ты надеешься подставить мне подножку? — Спросил я ее, играя «Wrecking Ball by Miley Cyrus» и ухмыляясь ей. Я не был уверен, была ли она той, кто ворвался в мою жизнь, или все было наоборот, но это казалось подходящим для нас.

— Может быть.

— Только если ты предашься моим фантазиям, — сказал я, указывая подбородком на крышку пианино. — Полежи там, пока я поиграю.

— Вы собираетесь трахнуть меня на пианино, мистер Мемфис? — Татум насмешливо ахнула.

— В комнате, куда в любой момент может войти психованный дедушка твоего мужа? Это звучит как довольно глупое предложение. Я усвоил свой урок в прошлый раз с Найлом. Мне очень нравится, когда моя голова прикреплена к телу.

— Это такая умная голова, — согласилась она, вставая на ноги и забираясь на пианино.

Я улыбнулся ей, когда она легла на него, ее усмешка говорила о том, что она считает это нелепым, даже несмотря на то, что она воплотила совершенную фантазию, о которой я мечтал. Ее длинные ноги лежали поперек пианино, а платье задралось, обнажив кружевные верхушки чулок, заставив меня застонать от желания.

Я упивался ее видом, продолжая играть, и она начала подбрасывать мне случайные названия песен, пытаясь заинтересовать меня музыкой разных жанров и возрастов. Но мне удалось запечатлеть каждый ее выбор, воспроизвести для нее музыку на пианино, пока она не рассмеялась и не протянула руку, чтобы провести кончиками пальцев вдоль моей челюсти.

— Что тебя так расстроило? — спросила она мягким голосом, ее голубые глаза смотрели прямо мне в душу.

— Расстроило? — Спросил я, продолжая скользить пальцами по клавишам, возвращаясь к знакомым ритмам Моцарта, пока музыка обвивала мою душу.

— Музыка, которую ты играл до того, как я вошла сюда, была такой… грустной, — сказала она, глядя на мои пальцы, когда я понял, что и сейчас сделал довольно меланхоличный выбор.

— Хм. — Я продолжал играть, и Татум не давила на меня, пока я размышлял, много ли смысла в ее наблюдении. Я не сидел здесь, жалея себя самого по себе, но я предположил, что потерялся в своих мыслях и воспоминаниях, жаждая этой отдушины.

— Когда я был мальчиком, — сказал я в конце концов, не отрывая глаз от клавиш. — Десять лет, если быть точнее. Мой отец уехал в командировку. Поэтому я решил взять на себя смелость разгадать один из его секретов.

— Какой секрет? — Татум выдохнула, и я пожал плечами.

— Мне никогда не позволялось знать о том, чем занимается этот человек. В нем было что-то загадочное — или, по крайней мере, он пытался казаться таким. Но я внимательно наблюдал за ним, изучал своего врага, если хочешь, и был уверен, что разгадал комбинацию замка на его картотечном шкафу. За неделю до этого меня вызвали в его кабинет на лекцию о важности иерархии в империи, и, полагаю, я был дураком, не поняв, что это было предупреждение, но…

— Но ты был всего лишь ребенком, — добавила она, и я кивнул в знак признания, даже если это все еще раздражало меня.

— Как бы то ни было, я дождался глубокой ночи, когда вся домашняя прислуга засыпала, а моя мать впадала в полукоматозное состояние после приема ночного снотворного, и выбрался из постели. Я проскользнул по темным коридорам и добрался до его кабинета. Дверь была не заперта, что опять-таки должно было навести меня на мысль, но я по глупости поверил, что мне просто повезло. — Я слегка посмеялся над тем, насколько наивным я был. — Я направился в его кабинет с маленьким фонариком, который взял из кухонного ящика тем утром, и включил его. Я прокрался по ковру во фланелевой пижаме и босиком, а потом добрался до картотечного шкафа.

Я медленно выдохнул и продолжил играть, забыв о том, как холодок пробежал по моей коже, когда я стоял там и смотрел на этот ящик, о том, какой холодной была металлическая ручка под моими пальцами, и о том, как бешено забилось мое сердце при мысли о том, что я наконец-то доберусь до него.

— Что было в ящике? — Спросила Татум, когда она больше не могла этого выносить, и я одарил ее улыбкой, которая, как я знал, не коснулась моих глаз, когда я пожал плечами.

— Письмо. Я до сих пор вижу его слова, как будто я сделал чертову фотографию и приклеил ее к тыльной стороне своих век. — Что я тебе говорил об уважении к моей частной жизни, мальчик?

— Он подготовил ловушку? — ахнула она, и я снова кивнул.

— Там была камера, снимавшая офис. Я предполагаю, что там был датчик движения и таймер задержки, потому что, когда я в тревоге захлопнул ящик, монитор его компьютера ожил и показал мне запись с него. Я видел себя стоящим в центре его кабинета через верхнюю камеру направленную вниз, чтобы запечатлеть всю комнату. Я повернулся и убежал, страх охватил меня, когда я пробежал всю дорогу обратно в свою спальню, захлопнул за собой дверь и нырнул под простыни.

— Что он сделал, чтобы наказать тебя?

— Он не возвращался из своей поездки еще три дня, и я до сих пор не уверен, были ли эти семьдесят два мучительных часа хуже, чем его фактическое возвращение. Я очень боялся того, какое возмездие он подготовил для меня, и от страха меня тошнило каждый раз, когда я пытался поесть. — Я содрогнулся при воспоминании о желчи, покрывающей мой язык, и жалобном урчании в животе, когда я ничего не мог проглотить. — Когда он наконец вернулся, он не сказал мне ни слова. Он снял перчатки и пальто, затем молча направился в столовую, даже не взглянув в мою сторону, когда я был вынужден броситься за ним. Он сел рядом с моей матерью и съел свой ужин, игнорируя меня, в то время как я в очередной раз не смог съесть свой. Я просто… ждал.

— Сэйнт, — пробормотала Татум, протягивая руку, чтобы снова погладить меня по лицу, и я поддался навстречу ее прикосновениям, продолжая играть.