Тонкий лед (СИ) - Кольцова Оксана (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

Такие разговоры не воспрещались, просто с рабами редко кто беседовал, особенно мужчины, лишь отдававшие приказы. Женщины общались чаще, а кое-кто из подневольных жителей Флаама успел завоевать искреннее расположение местных, например, Сайф. Многие рабы жили здесь уже с десяток лет, сделавшись если не полноправными жителями, то — своими.

Мейнард, несмотря на то, что когда-то, по всей видимости, был воином (хотя сам он этого не сказал, уверяя, что провел долгие годы в обители), не обнаружил ни озлобления, ни подозрительного спокойствия, предшествующего бунту, когда уяснил свое новое положение. Он смирился и расспрашивал Альвдис, попросив ее рассказать о поселении, о людях, живущих здесь, и запоминая новые слова. Она говорила с Мейнардом, чувствуя при том спокойное удовольствие — может, оттого, что спасла эту жизнь, сияющую, будто огонек в глиняной плошке. Альвдис и раньше удавалось выхаживать больных, ее благодарили, и она сама ощущала, что делает нечто важное, однако ни разу не было у нее такого чувства, будто она пронесла в ладонях сквозь огонь драгоценную воду, не расплескав ни капли.

Он учился поразительно быстро, запоминая множество новых слов, и Альвдис не сомневалась: скоро чужак сможет говорить, как заправский северянин. И еще ее огорчало, что он почти ничего о себе не повествует: о монастыре почти не обмолвился, но то понятно — жаль сожженного дотла обиталища, жаль остальных братьев; только вот и где родился — не сказал, и почему решил в монахи уйти. От Сайфа Альвдис узнала, что Мейнард действительно из франкских земель, хотя и жил отчего-то в Англии, и ей хотелось бы услышать эту историю; спрашивать впрямую она постеснялась, а чужак так и не рассказал.

Потом раны его затянулись, тело окрепло, и разговоры пришлось прекратить. Мейнард переселился в дом к остальным рабам, Альвдис возвратилась к своим повседневным обязанностям, а домик вычистили и отдали молодой паре: свадеб той осенью играли множество.

ГЛАВА 5

Осень тянулась долго, золотистая и сладкая, как мед; по всему выходило, что снег выпадет лишь под конец года. До тех пор Бейнир вместе с дружиной успел сходить ещё в один поход, на сей раз — с парой соседей, которые были совсем не против добыть золота перед предстоящей зимой. Возвратились довольные, почти никого не потерявшие в бою и с богатой добычей, так что пир закатили долгий, во славу богам. Кажется, боги решили не карать Бейнира за нарушение некоторых законов, и жизнь вошла в привычную колею. Молодые воины взяли в дома жен, нескольких — из других деревень, а девы выбирали мужей, и во Флааме царила радость, которой не мешала ни тяжелая работа, ни зарядившие дожди.

Альвдис в который раз про себя удивлялась тому чутью, что было у нее на людей: как ей приглянулся порабощенный франк, так и другим он пришелся по душе. Пожалуй, до сих пор больше Мейнарда среди рабов отмечали лишь Сайфа, на смуглую кожу которого ребятишки сначала смотрели со страхом, а потом — с интересом, и заслушивались историями Востока. Теперь любимцем ребятни и женщин сделался Мейнард. Он не чурался никакой работы, даже самой черной, исполнял ее прилежно, а нрав, несмотря на силу и ловкость, имел незлобивый и отзывчивый. Злость Бейнира на потерю многих воинов в том походе сгладилась со временем, и даже вождь обратил внимание на нового раба, на которого женщины не могли нарадоваться.

Оказалось, умеет он много всего: чинить вещи, класть камень, ходить по следу зверя, ставить силки и ловить рыбу. Он мог пригнать скотину с пастбища, сплести веревку или сеть, обрабатывать звериные шкуры. Где он набрался этих знаний, равно как и где выучил норвежский язык, Мейнард не объяснял. Однако нельзя было и сказать, что от него слова не добиться: по вечерам, когда мужчины ушли в поход, женщины собирались в длинном зале дома Бейнира, пряли, шили, чинили одежду и разговаривали. Раньше, случалось, звали Сайфа, всегда рассказывавшего собравшимся новую сказку, в которой, может, не все понятно, зато все интересно. Теперь часто и Мейнарду приказывали явиться, даже Далла, рабов не слишком жаловавшая, против такого не возражала, ибо истории чужака-франка были другими, но не менее интересными. Альвдис сидела рядом с мачехой, вся обратившись в слух, и даже не замечала иногда, как заканчивалась шерсть и нужно было идти чесать новую. Настриженную с овец шерсть сперва следовало вычесать, избавив от жира, а потом спрясть нить с помощью прялки и веретена. Прялку можно было носить с собой и работать где угодно, когда выдастся свободная минутка, только кто же уйдет, когда сказка в самом разгаре? И Альвдис сидела, держа прялку в левой руке, закручивая веретено с грузилом в правой, медленно опуская его на пол и потом сматывая нить, но думала не о том, какой эта нить получилась, а о неведомых землях, что появлялись в рассказе чужака. И потом, когда плела кружево из ниток с помощью простой костяной иглы, Альвдис казалось, будто слова Мейнарда вплетаются туда. Кружево выходило на славу. Девушке даже казалось, что туда вплелось немного иноземного волшебства.

Мейнард оказался прекрасным рассказчиком, хотя среди северян это была и не редкость: с детства привыкли рассказывать и слушать саги, многие обладали музыкальным слухом, и часто во время пиров звали скальдов, чтобы те развлекли собравшихся. Рабы, конечно, со своими сказками смешны, когда пируют воины, однако женщинам и детям было вполне достаточно такого общества. Когда имеется хорошая сказка, время за работой летит быстрее.

— Мейнард! Мей-наааард!

Он остановился и обернулся; запыхавшийся мальчишка подбежал к нему и уперся коленями в ладони, стараясь отдышаться.

— Что такое, Уни, почему ты так спешил?

— Меня Ёдур послал, — зачастил мальчик, выпрямляясь, — срочно послал, сказал, беги, найди!.. Он хочет спросить, ты пойдешь с ним сегодня?

Мейнард бросил взгляд на фьорд, подернутый рябью — поднимался ветер, — и покачал головой.

— Нет, Уни. Поди скажи ему: моряк из меня так себе, он это знает, а острогой рыбу бить сегодня — не та погода.

— Вот он и хотел, чтобы ты ему помог тянуть сети.

— Мне дом приказано строить, — развел руками Мейнард. — Видишь, сколько работы еще? — он кивнул на идущее неподалеку строительство.

Пока земля не зачерствела, скованная морозом, вернувшийся из похода вождь приказал возвести еще один дом, дабы поселить туда молодую семью: деревня разрасталась, требовалось восполнить потери, а потому не только жен вели северяне в дома, но и звали фермеров с других земель поселиться на плодородной равнине в Аурланде. В основном строили рабы под присмотром опытных мужей, тех, кто ведал, как возводить стены. Мейнард теперь тоже знал, как строят здесь дома: так как тут повсюду был лес, возводили строения из него, кладя доски угол к углу, хотя не чурались и другого способа — например, из земли, камней и торфа, и кровлю из торфа накладывали, дерево используя лишь для балок крыши и стен в комнатах. Такие дома были даже теплее, объяснил Мейнарду Ингольв, пожилой уже человек, больше других смысливший тут в постройках. Большой дом вождя, старый, одышливый, но крепкий, был возведен когда-то именно так — из камня и дерева. Мейнард внимательно разглядывал детали, если его звали по вечерам в длинный зал; его поразило искусство, с которым вырезаны были столбы и двери, он посмотрел, как держится крыша и как делится пространство внутри. Сейчас эти новые знания пригодились: франк легче понимал, чего хочет от него Ингольв и что именно приказывает.

Уни умчался, чтобы передать ответ рыбаку, повадившемуся приглашать чужеземца в плавания за трепещущей и бьющейся добычей, а Мейнард, усмехаясь, зашагал к строящемуся дому. Мужчины как раз закругляли стены в конце длинного зала, и хотя на дома уже давно не клали перевернутые лодки, традиция строить именно так сохранилась. Сайф, несмотря на холод, обнаженный до пояса, вместе с другими устанавливал один из мощных столбов, которые после примут на себя тяжесть крыши. Лука и Фредеганд обшивали досками земляную насыпь, что тянулась по обеим сторонам строящегося дома, и когда Мейнард прошел мимо, Лука неприязненно на него покосился.