Амиру (СИ) - Романова Наталия (полные книги txt) 📗

По пути Амир вспомнил, что в доме нет продуктов, и остановился у большого магазина, где зачарованно смотрел, как Соня уверенно выбирает то, что, по её мнению, им потребуется, как, проходя мимо отдела с алкоголем, уверенной рукой, не сомневаясь, берет определенную марку виски, как точно знает, какой ей нужен сок…

— Соня, — на ухо, — ты научилась готовить? — с улыбкой. Тихо-тихо.

— Да, — на ухо, с улыбкой.

— Я поражен.

— О, я умею поражать.

— Даже не сомневаюсь, — с ухмылкой.

По пути Соня ерзала на сиденье, проводила пальцем по своей коленке, закрывала глаза и вздыхала. По пути Амир остановился, потому что не мог больше это терпеть, было просто невыносимо терпеть вздохи Сони, эта дача была невыносимо далеко. Он попросил Соню сидеть спокойно, попросил почитать что-нибудь, иначе, он поклялся, они не доберутся до теплого и большого дома, и он возьмет Соню прямо тут, на обочине.

Это были длинные два часа пути для коротких двух дней.

Пакеты так и не добираются до кухни, пакеты валяются в прихожей, в холодном большом доме, когда Амир, вжимаясь в Соню, поднимает её вдоль стены. Когда белье снимается с невероятной быстротой. Когда ноги Сони обхватывают мужскую спину. Когда Амир врезается в Соню, ловя губами её крик, а потом отпускает губы, позволяя себе услышать эти рваные вздохи, стоны, захлебывающиеся рыдания.

Потом Амир разбирается с отоплением, со спальней, с кухней, где оставляет Соню не без опасений, наедине с продуктами. Ужин оказался на удивление вкусным.

— Мммм, ты умеешь поражать.

— Не представляешь как.

Ночью Амир получает представление о возможностях Сони поражать. Ночью Соня получает представление о возможностях Амира любить.

Амир

Я счастлив. По-идиотски, абсолютно счастлив. Просыпаюсь позже Сони, иду на запах еды, только вовсе не еда привлекает меня. Соня… В машине, когда я вез в этот дом Соню, меня одолевали разные фантазии. Различные по своей испорченности, похабности даже.

Так вот, у меня действительно паршивая фантазия.

Соня умеет удивлять. Сонина любовь граничит с откровенной похотью. Я не хочу знать, где Соня этому научилась. Не могу думать о том, кто научил Соню этому. Я могу только получать удовольствие от её откровенности, от жажды, от страсти, которую она не скрывает, которую она открыто предъявляет мне, как паспорт на таможенном контроле — в развернутом виде.

Захожу на кухню тихо. Соня стоит ко мне спиной, что-то размешивая в чашке — чай.

С улыбкой отмечаю, что хлеб намазан клубничным вареньем.

Что-то не меняется.

И — дежавю.

Вижу огромный теплый свитер голубого цвета. Вижу тапочки. Вижу ноги носками внутрь, которые покачиваются в одном им известном ритме.

Что-то не меняется.

Подхожу сзади, обнимаю немного больше, чем собственнически.

— Знаешь, в этом свитере, ты как ребенок, помнишь… ты раскачивалась на носках.

— Ты пытаешь обидеть свой свитер или мои ноги? — смеясь.

— Нет, определенно не свой свитер.

— Значит ребенок?

— Точно.

Резкий поворот в моих руках, куда-то побежала под «жди здесь», возвращается и включает музыку. Тот же свитер. Те же тапочки. Те же носки.

Под первые аккорды толчок в грудь: «Сиди смирно». Движение бедром, резкое: «Трогать только глазами». Движение в другую сторону. «Только глазами», — легкий поцелуй.

Музыка набирает ритм, темп, громкость. Соня набирает темп. Движения точны и размеренны. Движения бьют точно в цель. Она изгибается, как кошка, я вижу, что растяжка у Сони больше, чем я думал. Я вижу, как волосы двигаются в ритм с бедрами, вижу, как свитер слетает с Сони и летит в меня, следом отправляются носки и трусики, бесстыдные прозрачные трусики, которыми она проводит по моему лицу, прежде чем легко поцеловать меня. Последние аккорды приходятся ровно на Соню, сидящую на столе, открытую для меня, приходятся на: «Можешь трогать». И я трогаю. Не знаю, куда пропала моя выдержка, потому что «трогаю» я сразу, без прелюдий, там же, на столе.

Соня

Два дня пролетели очень быстро. Два дня… всего два дня, именно столько отмерил Амир для Сони, но кто она, чтобы жаловаться и предъявлять претензии.

Полгода она ничего от Амира не слышала, стараясь не обижаться, не злиться. В конце концов, на что она могла рассчитывать? Соня знала, как тяжело с детьми. Жена Амира вымотана тремя мальчишками, он просто позволил себе эти выходные… Так?

А она, Соня, просто позволила провести с ней эти выходные. Ничего личного, просто секс. Ничего личного. Ничего.

Несмотря на это съедающие «ничего», Соня злилась. Сильно. И она скучала. Иногда она общалась с Рафидой, которая, на удивление Сони, не задала ни одного вопроса, приняв как должное версию Сони о внезапном возвращении домой.

Сонина карьера продвигалась весьма успешно. Соня была успешной, умной и целеустремленной. Соня выглядела счастливой. Она улыбалась Максу, она пыталась сохранять видимость счастья, она пыталась дышать, сохранить дыхание, которое вернулось к ней в большом и теплом доме на берегу реки.

Когда в один из дней испуганный взгляд девочки с кассы обращается к ней: «Софья Эрнестовна, вас там спрашивают», — и «спрашивают» произносится с придыханием, Соня устало встает.

Комиссия? Проверка? Как некстати. Она хочет домой, она хочет отдохнуть, она хочет не думать…

Поднимая глаза, Соня видит Амира. Соня понимает придыхание девочки «спрашивают». Он стоит рядом с кассой, руки в карманах, идеальные стрелки брюк, серо — голубая рубашка, так подходящая к его серьезным глазам, расслабленный галстук.

— Ты? — тихое.

— Я, — такое же тихое.

Девочка смотрит с интересом, который подхватывают другие кассиры.

— Какой у Вас вопрос, пройдемте, пожалуйста.

Ухмылка.

— Пожалуйста.

Соня может только надеяться, что никто не поймет, что перед ними не комиссия.

Амир идет по коридору, мимо паллета с продуктами, мимо снующих работников, следом за стройными ногами, следом за узкой юбкой.

В кабинете осматривается.

— Соня…

— Присаживайся.

Амир присаживается. Напротив. Смотря прямо в глаза.

Соня ловит себя на том, что любуется им, будто в её маленьком кабинете откуда-то возникла голливудская звезда или кто-то типа этого. Его рубашка источает похоть, его руки источают силу, его парфюм лишает возможности думать.

Амир отмечает, что ручка на столе погрызена, что ногти покрашены в яркий, красный цвет, что ноги сведены в слишком напряженной позе.

— Итак, Амир, что ты тут делаешь? — более чем официально.

— Я решил, что командировки в Питер не самая плохая идея, — спокойно, глядя в глаза.

— Давно решил?

— Давно. Но окончательно полгода назад, в доме на берегу реки.

— Значит так…

— Значит…

И губы на губах. И с осторожностью закрытая дверь кабинета. И руки под блузкой, губы под блузкой. И быстрый адрес гостиницы.

Соня окунулась в адюльтер. Пошлое слово, неправильное. У Сони не было уверенности, кому она изменяет и с кем.

Они никогда не говорили о своих супругах, никогда не договаривались не говорить, но и не говорили. Часто они болтали о детях, Соня смеялась над проделками сыновей Амира. Амир ухмылялся на Сонино: «Она — упрямая, это невозможно», — целуя Соню, шепча: «И почему я не удивлен»

Их сексуальные отношения переходили грани дозволенного, грани возможного. Грани приличия были давно потеряны, для этого Амир слишком хотел Соню, для этого Соня была слишком бесстыжей в выражении своих желаний.

Он приезжал с периодичностью раз в два месяца на две недели. Два — заколдованная цифра. Водитель компании, в чьи обязанности входило встречать Амира, уже молча ехал в зависимости от времени от суток и дня недели либо в гостиницу, либо к Соне на работу.

Соня окуналась в нежность Амира, как в сладкую вату. Никто не умел быть таким нежным.

Он вел. Всегда он. Он умел быть властным, никто не умел быть таким властным.

— Соня, я хочу, чтобы ты сейчас. Сей Час. Встала… Да. Так. И не смотри на меня. Смотри в пол…