Роузлинд (Хмельная мечта) - Джеллис Роберта (книги хорошего качества .txt) 📗
Если Элинор была охвачена беспокойством и тревогой по поводу их предстоящей женитьбы, то Саймон был в еще более плохом состоянии. С каждым днем он все больше убеждался в том, что король был прав, пеняя ему за то, что в его возрасте было бы непростительно жениться на такой молодой девушке, как Элинор, и загубить ее жизнь. Надо было принять какое-то решение. Проще всего было бы сказать королю, что он больше не желает жениться. Но загвоздка была в том, что Саймон желал этого брака больше, чем самой жизни, и он не смог бы заставить себя попросить короля отменить свое разрешение на их брак. Саймон был из тех людей, которым легче было решить практический, деловой вопрос, а когда возникали проблемы на любовном фронте, он, как страус, зарывал голову в песок и ждал, пока ситуация не разрешится сама по себе. Он не будет делать ничего, что бы заставило Элинор отказать ему, равно как и не будет делать ничего, что бы могло укрепить ее желание и решимость выйти за него замуж.
Его состояние усугублялось той общей депрессией, которая нависла над лагерем. Король был омрачен тем, что он не только не взял Иерусалим и не спас Святую Гробницу от неверных, но даже не смог удержать Аскалон, на восстановление которого они потратили столько сил. Не радовало короля и то, что на севере Святой земли города были в надежных руках Генри де Шампаня, и христиане смогут иметь свободный доступ к Святому городу и местам, расположенным там. По сравнению с великими целями, стоявшими перед ним в крестовом походе, эти победы казались незначительными. Когда король и его армия прибыли в Акр, все приготовления к свадьбе Элинор проходили в этой атмосфере мрачной депрессии.
Когда Саймон не пришел к ней в день прибытия в Акр, Элинор отправила к нему священника, который составлял брачный контракт. Священник вернулся с неподписанными документами.
Элинор была взбешена и испугана одновременно.
– Что ему не понравилось? – закричала она.
– Ничего, – ответил озадаченный священник.– Сначала он сказал, что вы чересчур великодушны, но я ответил, что любые изменения могут оскорбить не только его, но и короля, который выбрал его Вашим будущим мужем. Он рассмеялся, но не сказал ничего, кроме того, что подписать контракт можно будет и в день свадьбы.
И вот этот день наступил. Саймон проснулся утром, поднялся, отложил в сторону белый плащ крестоносца и выбрал серую тунику и плащ, который Элинор прислала ему накануне. Он взял в руки тунику и долго разглядывал и ощупывал вышивку на вороте. Это, несомненно, работа Элинор. И как только она не ослепла, вышивая этот затейливый орнамент, где зверюшки, расшитые золотом, прятались в серебристой листве деревьев! Как только она не ослепла, вышивая их крохотные глазки-точечки и коготки-царапки! Она ослепла, ослепла – бешено колотилось его сердце. Иначе она увидела бы, что он слишком стар для нее.
Он уже было собрался написать ей: Элинор, откажись от меня, я слишком стар. Но он знал, что сейчас Элинор ни за что не откажет ему. Ни за что? А почему, собственно, он так самоуверен? Саймон отложил в сторону тунику и плащ, и надел менее парадное платье. «Если она откажет мне, я умру», – так пели трубадуры. «А я не умру, – подумал Саймон.– Если бы я мог умереть, я бы не медлил ни минуты. Мне придется жить, а я не могу вынести эту муку».
Он выехал из дворца, объяснив свой отъезд тем, что ему необходимо выкупить подарок для невесты, который он оставил на хранение Тамплиерам, пока шли военные действия. На самом же деле он просто хотел побыть один и ни с кем не разговаривать. В беседе он мог нечаянно проговориться о своих сомнениях, и тогда возможны два варианта: либо он будет выглядеть полным идиотом, либо, что еще хуже, король изменит свое решение, а, может, и Элинор изменит свое.
А приготовления к свадьбе шли своим чередом. Учитывая подавленное и близкое к безумству состояние королевы Беренгарии, было решено не устраивать пышных торжеств, а провести церемонию бракосочетания тихо и скромно. Обед тоже прошел спокойно. Король и его люди не присутствовали на обеде: им нужно было многое завершить до того, как они покинут Святую землю. Беренгария рыдала; Элинор молчала и сидела неподвижно, как статуя; Джоанна попыталась разрядить обстановку, но ей это не удалось.
Джоанна предложила Элинор помочь одеться перед свадьбой, но в последний момент ее и других фрейлин вызвали к королеве. С помощью горничных Элинор облачилась в белую шелковую тунику и верхнее платье зеленого цвета. У нее не было времени подготовить более изысканный наряд, да это было бы и не к месту в данной ситуации. На фоне ее полного неведения о состоянии Саймона появилось светлое пятно, которое, однако, не порадовало ее так, как могло бы. Дело в том, что, когда священник принес подписанный Саймоном брачный контракт, он принес для Элинор богатую нить изумрудов, обрамленных в золото. Это был бесценный дар, но к нему не прилагалось никакого послания, чтобы обрадовать измученное сердце страдающей девушки. Когда на землю опустились сумерки, Элинор одна, без сопровождения, прошла в часовню, туда, где ей суждено было расстаться со своей свободой и вверить свою жизнь человеку, который сейчас уже казался ей чужим.
Это была невеселая свадьба. Невеста и жених, казалось, были охвачены ужасом от всего происходящего, их лица были белы, как мел, и они едва шевелили губами, отвечая на вопросы священника. Король был мрачнее тучи, бросая сочувственные взгляды на Саймона и в душе сожалея о том, что теряет одного из своих самых преданных вассалов. Королева так громко всхлипывала во время церемонии, что иногда даже заглушала ответы новобрачных. Леди Джоанна горько шутила о том, что будет связана по рукам и ногам, предвидя то, сколько хлопот будет у нее с Беренгарией в последующие дни.
Церемония первой брачной ночи была такой же натянутой, как и свадьба. Во дворце для новобрачных была отведена комната, но у Элинор не было ни сил, ни желания украсить ее. Дворец не был ее домом, и, в любом случае, Саймону не понравятся эти расшитые золотом покрывала, и портьеры, и усыпанные бриллиантами сосуды для омовения. Более того, если бы она купила все эти роскошные вещи, потом ей пришлось бы продать их себе в убыток. Думая о том, что на дорогу домой им потребуются деньги, Элинор не собиралась тратить ни пенни на бесполезное красивое зрелище.
В необычной тишине, а, как правило, церемония раздевания вызывала непристойные жесты и комментарии, рыдающая королева и разъяренная Джоанна раздели Элинор, которая обнаженной предстала перед королем и несколькими присутствующими прелатами. В соблюдении этих формальностей не было никакой необходимости: у Элинор не было никаких физических изъянов. Даже если бы у нее был горб и ослиные копыта, ее муж не отказался бы от такой богатой невесты. Король и архиепископ Бевуа раздели Саймона. Королева отвернулась, но другие свидетели внимательно уставились на Саймона. Была вероятность того, что невеста может отказать жениху. Все сошлись во мнении, что, если бы так случилось, отказ не был бы вызван физическими недостатками, хотя тело Саймона было изборождено швами и шрамами, полученными в сражениях и турнирах. Его тело было сплошь покрыто светлыми и седыми волосами, которые контрастировали с местами шрамов, где волосы не росли, и кожа была нежно-розовой. Но, что самое удивительное, волосы на лобке были огненно-рыжего цвета! Это вызвало определенные комментарии во время этой ужасной получасовой процедуры. Архиепископ Бевуа, который впервые видел Саймона обнаженным, заметил, криво усмехаясь, что языки пламени ада знали, где им разгореться.
Король нетерпеливо подтолкнул Саймона к огромной кровати. Для него не было неожиданностью увидеть Саймона обнаженным после того, как в течение более чем двух лет он делил с ним кров – во дворце или в палатке.– На мой взгляд, они оба совершенны, – провозгласил король.– Я свидетельствую, и все мы свидетельствуем, что ни у леди Элинор Дево, ни у сэра Саймона. Леманя нет физических недостатков, которые явились бы причиной считать их брак невозможным.