Нищета. Часть первая - Гетрэ Жан (читаем книги .TXT) 📗
— Погасший огонь можно снова зажечь, — проговорил он наконец.
Затем опять наступило молчание. Лошадь все время безжалостно пришпоривали, и она неслась вихрем. Жану-Луи казалось, что эта безудержная скачка ведет к какой-то пропасти. Вскоре они достигли вновь отстроенного селения Сен-Бернар.
Стояла теплая погода; солнце садилось за цветущими деревьями, дети играли в палисадниках около новеньких домиков. Крестьянки, занятые изготовлением бисера, увидев маркиза сквозь чисто вымытые стекла окон, кланялись ему почтительно и в то же время дружески. Несколько парней сбивали помост для предстоявшего на другой день торжества; при виде Гюстава они прервали работу и, выпрямившись, провожали его взглядом, пока он не скрылся из виду. Старики, что сидели и мирно беседовали на скамейках под деревьями, сняли шапки. Но Гюстав проехал мимо, не отвечая на их приветствия, словно никого не заметив.
— Скажите, сударь, — рискнул вновь задать вопрос Жан-Луи, — все эти люди, видать, очень к вам привязаны?
— Ими руководит эгоизм; любя меня, они пекутся о своих интересах. Что толку в такой привязанности?
— Вы не всегда будете так думать. Время все сглаживает, сгладится и ваше горе. И тогда вы, может, спросите себя, как вы могли так обезуметь, почему не отнеслись к делу спокойней?
Они приехали. Матье, камердинер маркизы, вышел навстречу и был немало поражен, увидев за спиной хозяина какого-то простолюдина. Маркиз бросил слуге поводья.
— Позаботься о нем, — сказал он, указывая на своего спутника, — этой мой друг. Проводи его в дом и жди меня. А где Артона? — спросил он возбужденно.
— Работает у себя во флигеле. Прикажете доложить ему о вашем приезде?
— Не надо, я зайду к нему сам.
— Позволю себе заметить, что господину маркизу следует прежде всего пообедать. Господин маркиз очень бледен, ему необходимо подкрепиться.
— Я обедал, мне ничего не нужно.
Гюстав подбежал к флигелю и дрожащей рукой толкнул дверь.
Чемоданы и дорожный мешок, лежавшие на полу, свидетельствовали о том, что секретарь готовился к отъезду. Он сидел за письменным столом, подперев голову рукой; в другой руке он держал перо.
Погруженный в глубокую задумчивость, Артона не услышал прихода Гюстава. Тот легонько коснулся его плеча согнутым вдвое хлыстом. Секретарь обернулся и встретил сверкающий взор маркиза. В своей грозной позе де Бергонн даже казался выше ростом.
Артона понял, что Гюставу все известно. С минуту два человека, почти братья, мерили друг друга взглядом.
— Что тебе нужно? — спросил наконец Артона. — Что тебе нужно?
— Твою жизнь.
— Возьми же ее!
Сняв со стены подаренный Гюставом арабский пистолет, Артона протянул его маркизу.
— Убей меня, отомсти, не бойся! Я с радостью умру, если это доставит тебе удовольствие.
— Вы принимаете меня за убийцу, милостивый государь? — сказал маркиз, отбрасывая пистолет. — Завтра на рассвете потрудитесь явиться в парк, к «Домику дружбы». Поляна около него вполне подходящее место, чтобы один из нас всадил другому пулю в лоб. Если я буду убит, что может вполне случиться, так как стрелок вы меткий, то пошлите Жана-Луи сообщить вашей любовнице о счастливом исходе дуэли!
С этими словами он вышел.
Возвращаясь в свой кабинет, маркиз следовал тем же путем, что и Валентина минувшей ночью. Он прошел через молельню, затем через спальню, где только что повесили новые шелковые гардины, украшенные английским кружевом. Он сорвал их и изодрал в клочья, разбил часы, вазы, растоптал их обломки на пушистом ковре. Затем, как был, в сапогах, бросился на постель, застланную голубым шелковым покрывалом. Исходящий от него аромат ударил Гюставу в голову. Подумав, что это ложе во время его отсутствия было осквернено прелюбодеянием, он вскочил словно ужаленный.
На спинке кресла висел бархатный халат. Маркиз машинально провел рукой по его подкладке, как бы ища отпечатка прелестного тела, которого она касалась. Он вспомнил, как недавно поутру Валентина пришла к нему в кабинет в муслиновом пеньюаре, зябко кутаясь в этот самый халат. Как она была красива! Она заговорила о том, что хочет помочь нескольким сен-бабельским сироткам. Гюстав не сразу согласился, лишь бы подольше смотреть в ее ласковые молящие глаза…
— Лгунья! Лгунья! Притворщица! — крикнул маркиз и бросил халат в пылающий камин.
Вернувшись в свой кабинет, он сел за стол и написал:
«Я, маркиз Гюстав де Бергонн, граф де Сен-Бернар, барон д?Отза, настоящим завещаю все свое имущество, как движимое, так и недвижимое, Клермонскому собору, и назначаю настоятеля означенного собора своим душеприказчиком. Прошу употребить все завещанное мною на благолепие вышеупомянутого собора».
Он перечел бумагу и проверил, соблюдены ли все формальности.
— Вот на что пойдут богатства, предназначавшиеся для великой цели! И все по ее вине! — проговорил он. — Пусть они развеются, превратившись в бесполезные золотые украшения на древних идолах, как развеялись, подобно дыму, мое счастье и вера!
Затем он приписал:
«Завещаю графу Полю де ла Рош-Брюн в пожизненное пользование сумму в двадцать тысяч франков, которую я ему ссудил; после его смерти деньги эти должны быть переданы сен-бабельской церкви на предмет приобретения колоколов».
— Да, да, побольше дадим духовенству! Когда мое состояние попадет в его загребущие лапы — пусть она попробует получить свою долю!
Гюстав назначил Люси пенсию в тысячу франков, с условием, что она покинет замок. Он хотел, чтобы от школы, как и от других его благих начинаний, не осталось и следа. Наконец он просил, чтобы его похоронили на вершине Чертовой горы и ничем не отмечали его могилы.
Положив бумагу в конверт, он сделал на нем надпись: «Мое завещание». Затем написал на отдельном листке еще несколько строк, запечатал в другой конверт и адресовал так:
«Преемнику мэтра Одифре. Секретный добавочный пункт к моему завещанию. Вскрыть лишь в том случае, если исполнению моей последней воли будут чиниться препятствия».
Маркиз отер пот со лба.
— Ну что же, — сказал он, — схороним все, что мне было так дорого!
И он написал следующее письмо.
Вдове де Бергонн.
Если когда-нибудь у вас хватит бесстыдства потребовать, чтобы ребенок, плод вашей измены супружескому долгу, стал моим наследником (на что, к сожалению, закон дает ему право), то предупреждаю вас, что тайный исполнитель моей последней воли возбудит против вас скандальнейший процесс. Храните же молчание, как приличествует всякому, кто совершил низость. В противном случае мой поверенный бросит вам в лицо всю эту грязь, с какою неразлучен ваш грех.
Закончив писать, маркиз позвонил. Вошел Матье.
— Где человек, что приехал со мною?
— Уже ускакал. Он взял белую лошадь, сказав, что маркиз ему что-то поручил.
— Тогда, Матье, поезжай в Иссуар к Мадозе. Мне нужно немедленно его видеть по весьма важному делу, в котором он заинтересован. Так и скажи!
— А если он все-таки не захочет приехать!
Маркиз нацарапал несколько слов и вручил камердинеру записку.
— Ты прав. Передай ему это, и он приедет.
Матье поклонился и вышел.
Наступила темная и душная ночь. Паровая машина не работала, тишина и покой окутывали дом. Маркиз облокотился на стол и, погрузившись в мучительные думы, стал ожидать дельца. Он спрашивал себя, за какую провинность, за какой нечаянный грех или неисполненный долг судьба, словно удар молнии, испепелила его счастье? Но напрасно он заглядывал в тайники своего сердца: там не было ничего, что хоть в малой степени заслуживало небесную кару.
До той поры, когда любовь к Валентине обновила все его существо, он не знал женщин. Потом он принес свое сердце на алтарь добродетели… Излучая и свет, и тепло, любовь стала для Гюстава путеводным огоньком, который вел его к великой цели, укрепляя его волю, удваивая силы. Теперь этот светоч превратился в дымный факел, поджигавший все, что когда-то освещалось им.
