Всё, что любовью названо людьми - Фальк Макс (книги хорошего качества .txt) 📗
Кроули потрогал лоб, глянул на руку — и не увидел ничего, кроме черноты. Удивился, встряхнул головой. Это не помогло. Он на всякий случай ощупал своё лицо, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. Но глаза были на месте, однако он по-прежнему ничего не видел.
Спохватившись, Кроули с недовольным восклицанием щёлкнул пальцами, и на них вспыхнул неяркий огонь.
Свет прыгнул на грубые каменные стены, заставив Кроули сощуриться. В углу лежала груда старой соломы (откуда он, очевидно, только что выкопался), на полу валялись разбитые мельничные жернова, о которые он ушиб себе палец, и пустые мешки со следами мучной пыли. И бутылки — много, на взгляд больше дюжины. Это был подвал — мельничный подвал, как определил Кроули — заросший паутиной и заброшенный уже очень, очень давно.
Наверх вела деревянная лесенка, упираясь в квадратный люк. Кроули поставил ногу на ступеньку, уцепился за перекладину — и та с сухим треском сломалась под его весом.
Пришлось выбираться наверх более сверхъестественным путём.
Наверху был серый сумрачный день — то ли день, то ли вечер. Кроули отряхнул остатки соломы с одежды, поднял плечи, обхватив себя руками. Ветер был сырой, зимний. Развалины старой мельницы зарастали травой, скрывая проплешины кирпичных россыпей.
Неподалёку, под холмом, светился кострами и лампами рабочий лагерь. Люди сновали с лопатами, тачками земли, будто муравьи по проторенным дорожкам. Они что-то делали там, под землёй — что-то, что его разбудило.
Интересно, сколько он спал?..
Кроули облизал сухие губы. Страшно хотелось пить, голова раскалывалась, во всём теле было погано и муторно. Оно двигалось неохотно и медленно, так и упрашивало прилечь прямо тут, на траве, на груде битого кирпича, и полежать ещё немного. Кроули медленно моргнул. Ему нужно было выпить, да. Кроме сонливости, его одолевало жуткое застарелое похмелье, которому явно был не один десяток лет. Он вспомнил разбросанные по подвалу бутылки. Кажется, он здорово надрался перед тем, как впасть в спячку. Интересно, почему?..
Эта мысль вызвала резкую боль в затылке, словно в него воткнули раскалённое шило. Кроули тут же выбросил мерзавку из головы. Он надрался, потому что ему так хотелось! Разве он не может просто делать то, что ему хочется? Конечно, может! И вот он это сделал. И всё.
И сделает это снова. Прямо сейчас. Пойдёт и облегчит похмелье чем-нибудь достаточно крепким. Заодно можно будет узнать, какой сейчас год. И век.
По другую сторону холма он увидел серые черепичные крыши. Какой-то маленький город — кажется, в прошлый раз он был меньше. Это было удачно: люди имели обыкновение заводить питейные заведения везде, где селились, так что Кроули направился с холма прямо в город, сунув руки в карманы промёрзшего сюртука и оскальзываясь на мокрой траве.
Возле питьевого фонтана в начале улицы ему встретился продавец газет. Пошарив по карманам, Кроули выудил какую-то мелочь. Полпенни хватило на сегодняшний выпуск «Дейли Ньюс».
Он глянул на первую страницу, нашёл дату — февраль, 1907 год.
Он проспал почти сорок лет. Почему-то это вызвало разочарование. Кажется, он рассчитывал на более долгий срок. Или на менее долгий?.. Может, он ждал, что некие обстоятельства пробудят его раньше? Может быть. Но эти обстоятельства не наступили, и Кроули почувствовал кислую горечь во рту, изгаженном похмельем. Сорок — значит, сорок.
— Что слышно об Апокалипсисе? — хрипло спросил, сунув газету под мышку.
— Грядёт, — со вздохом ответил газетчик, пальцами общипывая седые усы. — Вот-вот наступит конец времён.
Кроули удовлетворённо кивнул. Это была хорошая новость. Апокалипсис скоро свершится, и настанет конец всему. Замечательно.
Паб нашёлся на соседней улице, среди широко разбросанных домов. Там было пусто, только хозяин за стойкой фартуком протирал столешницу, не вынимая изо рта толсто свёрнутой сигареты. Кроули немедленно захотел одну такую же, так что, забравшись на табурет у стойки, знаками попросил коробку сигарет, спички и стакан виски.
После употребления всего этого в известном порядке ему стало немного легче: он знал, что делать с виски и табаком, он понимал, где находится — а значит, в мире было что-то определённое. До всего остального Кроули не было дела. Он хорошо помнил раскалённое шило, вонзившееся в затылок, и не собирался задаваться лишними вопросами, ограничивая свой интерес к миру газетой, стаканом, сигаретой.
Газету он не читал, а разглядывал. Попытка прочесть пару статей, чтобы узнать, что творится в этом новом веке, не удалась. Мелкий шрифт расплывался перед глазами, буквы не складывались в слова. Так что Кроули курил и разглядывал объявления, напечатанные шрифтом покрупнее — поиск работы, поиск жилья, объявления о знакомстве, реклама чудодейственных средств от облысения, головной боли и крыс. Всё это было крайне занимательно.
Время шло, паб наполнялся людьми. Время от времени кто-то пихал Кроули в спину, пробираясь мимо него, толкал под локоть — но Кроули было настолько всё равно, что он даже не огрызался в ответ.
Кто-то сел слева от него, кто-то справа. Потом один кто-то ушёл, сел другой кто-то. Кроули не обращал внимания на смену людей, читая про серьёзное происшествие с электрическим трамваем, сошедшим с рельсов из-за дождя.
— Простите? — кто-то тронул его за локоть. — Вы, кажется, ранены?
Кроули поднял взгляд. Заметил нового соседа — невысокий, русоволосый мужчина смотрел на него.
— Ангел?.. — зачем-то спросил Кроули — сам не зная, зачем.
Человек вспыхнул беглой улыбкой, но она быстро погрустнела, погасла.
— Определённо, нет. Совсем не ангел. Уильям Таунсенд, — он протянул Кроули руку.
Кроули недоумённо посмотрел на неё — потом сообразил, что означает этот жест, и пожал её, неловко выпутав кисть из-под локтя.
— У вас кровь, — сказал Уильям, коснувшись своего лба.
Кроули нащупал на виске корочку свернувшейся крови, вспомнил, как врезался в железную балку.
— Царапина. Ерунда, — равнодушно отозвался он.
— Вы помните, как вас зовут?
— Кроули.
— Это имя?
Кроули подумал мгновение, потом добавил:
— Энтони.
Говорить было трудно, рот неохотно раскрывался, если к нему не подносили стакан, и Кроули решил замолчать. Он снял очки, протёр глаза пальцами, потёр переносицу. Снова вернулся к объявлениям. Листая газету туда-сюда, рассматривал немногочисленные картинки — женские платья, мужские фраки, причёски, шляпы, ботинки.
Уильям Таунсенд продолжал сидеть рядом с ним. Он тоже пил — разве что не в таких количествах, как Кроули. В пабе прибывало людей, голоса становились гуще. Кроули не вслушивался в них — это было бы так же нелепо, как вслушиваться в океанский прибой.
— …мальчики остались с ней, — сказал рядом Уильям, и Кроули поднял голову, непонимающе посмотрел на соседа. Он вдруг осознал, что тот уже давно рассказывает какую-то длинную историю. Кроули не испытал никаких угрызений совести, догадавшись, что пропустил всё мимо ушей. Он просто пожал плечами и постучал по стойке пустым стаканом, призывая хозяина.
На стук никто не отозвался. Кроули поднял глаза, чтобы поискать ленивого негодяя — но обнаружил у себя перед носом бутылку виски, в которой оставалась ещё треть. Он подлил себе, качнул бутылкой в сторону своего соседа. Тот удивился, помедлил — но подставил свою посудину. Кроули щедро налил и в неё — не то чтобы он был склонен к щедрости в данный момент — скорее он был склонен к тому, что ему было плевать, чем делиться и в каком количестве.
— Благодарю, — сказал белобрысый сосед.
Кроули промычал что-то, заменявшее «не стоит благодарности», и уткнулся в свой виски.
— Вот я и говорю, что Господь не создал меня семейным человеком, — вздохнул Уильям, и Кроули встрепенулся.
— Гос… Гос… эта скотина, — обвиняющим и назидательным тоном начал он, подняв голову — и тут же оказалось, удерживать её прямо было не так-то просто, — она никого…
Кроули запнулся, не сразу собрав мысли в одну кучу.
