Загадочный супруг - Марш Эллен Таннер (мир книг .TXT) 📗
– Ваша светлость?
Она мгновенно открыла глаза и сердито взглянула на камеристку:
– Что тебе?
– Доктор прибыл.
– Зачем? Кто-то болен?
Легкое шевеление над ее головой – и вместо толстощекого лица Берты перед ней возникло другое: моложе, добрей и куда умнее, чем у доктора Кеннеди.
– Герцогиня? Я доктор Лурд Грей, к вашим услугам. Мой коллега из Кинг-Линна, Эндрю Кеннеди, узнав, что я буду проезжать через Бродхэм, попросил меня осмотреть вас. Надеюсь, у вас нет возражений?
Герцогиня заморгала, туман в мозгу медленно рассеялся, и она уже отчетливо видела обратившегося к ней человека в аккуратном черном парике, того же примерно возраста, что Ян Монкриф. Несомненно джентльмен, хоть и менее хорош собой, чем ее внучатый племянник. Его черты показались ей странно знакомыми, и чем дольше она всматривалась в него, тем глубже погружалась в минувшие годы, пока, наконец, не нахлынул поток всех тех воспоминаний, которые она отгоняла от себя с той минуты, как Монкриф предложил ей остановиться в этом мерзком селении.
– Ну, разумеется! – вскричала она, напугав камеристку и доктора неожиданным взрывом смеха. – Бродфордские Грей!
– Прошу прощения?
– Вы сын Дженет Хэйл, не так ли? Ну, конечно же – вы точная ее копия! Я поняла это с первого взгляда!
Она откинулась в кресле, торжествующе глядя на него.
– Да, девичье имя моей матери Хэйл, – подтвердил доктор Грей. – Но ее уже больше пятнадцати лет нет с нами. Как случилось, что вы были знакомы с ней?
– Знакомы?! Да мы с ней в родстве! Я сама, да будет вам известно, урожденная Хэйл и только по мужу Монкриф. Тетушка Дженет вышла замуж за своего кузена Арчибальда Хэйла, который мне доводился племянником, и венчались они в пресвитерианской церкви у нас в поместье. Таким образом, многие Хэйлы и Грей состоят в родстве. – Она впилась в него взглядом, который впервые за много месяцев не был затуманен болью. – Вам случалось слышать обо мне?
– Да, – ответил Лурд, смутно припоминая, что отец много лет назад как-то упомянул о том, что в семье его матери есть герцогиня. И с обезоруживающей улыбкой продолжал:
– Ну что же, я охотно приступлю к осмотру, если, конечно, вы ничего – не имеете против того, чтобы вас осмотрел ваш правнук или внучатый племянник, или кем я вам довожусь?
– Я готова услышать от вас самое худшее, – заверила она его.
Они улыбнулись друг другу. Лурд откашлялся, шутливый тон исчез. Жена и дети ожидали его в экипаже. Они выехали из Кинг-Линна на рассвете, чтобы поскорее добраться до Бродфорд-Холла, и ему не хотелось задерживать их дольше, чем необходимо. Но по виду этой женщины было ясно, что она нуждается в помощи.
– Доктор Кеннеди сообщил мне, что вы страдаете от лихорадки, причина которой не установлена. Сопровождается ли она какими-то болями? Ломотой?
Отойдя в сторонку, чтобы не мешать, но не слишком далеко, на случай, если она понадобится, Берта не спускала с доктора прищуренных недоверчивых глаз. Сама она редко прибегала к услугам лекарей, но вынуждена была признать, что этот куда более ей по душе, чем запинающийся, бормочущий себе под нос олух, которого Ян Монкриф приволок накануне на пакетбот. Несмотря на то, что этот одет весьма скромно – в черном сюртуке и коротко стриженном парике, платье на нем аккуратно выглажено и руки безукоризненно чисты. По ее мнению, он выглядел именно так, как и подобает доктору.
Герцогиня была того же мнения, судя по любезному тону, каким она отвечала на его спокойные, методические вопросы, – ничего общего с тем презрительным молчанием, которое она хранила во время торопливого и неумелого визита доктора Кеннеди. Быть может, на нее успокаивающе действовало присутствие человека, с которым ее связывало какое-то, пусть отдаленное, родство? Неважно. Берта была готова поверить, что герцогине уже стало лучше: глаза сверкали, голос звучал оживленно, щеки наконец-то зарумянились не от лихорадки. Берту радовало, что эта упрямая, вспыльчивая старая женщина обрела на время друга, и эта мысль пробудила в ней надежду. Путешествие из Шотландии во Францию было для обеих нелегким, тем не менее появились основания верить, что судьба смилостивилась над ними и с этой минуты все пойдет по-другому.
Так оно и произошло, хоть и совершенно неожиданным для Берты образом.
3
– Хвала Всевышнему, мы приехали! – обратилась Вильгельмина к Таунсенд, когда кучер погнал лошадей вдоль длинной, вымощенной щебнем аллеи, которая вела от кованых железных ворот к Бродфорд-Холлу. – Я боялась, что мы опоздаем. До прибытия первых гостей осталось менее часа. Леди Кэтрин будет сердиться.
Таунсенд не ответила. Приподняв кожаную занавеску, она устремила взгляд на дом, который, хоть и раскинулся на трех акрах парка, был виден сразу, стоило свернуть с норфолкской дороги: вытянутое в длину кирпичное здание в стиле Тюдор с башенками, старомодными, темного стекла, слуховыми оконцами и фронтоном, увенчанным скульптурами. От главного здания отходили два одинаковых крыла с бесчисленными каминными трубами на крутых высоких крышах. Аллея яворов вела во внутренний двор, к парадному входу из дубовых, окованных железом брусов, сверху и по обеим сторонам обрамленных благоухающими вьющимися растениями.
Флигелей для слуг в Бродфорд-Холле не было, им отводились помещения нижнего этажа, а во всю длину западного крыла, отделенные от него засеянной маргаритками лужайкой, тянулись крытые плитняком конюшни и другие службы.
Строго распланированные сады располагались позади дома, и фасад выглядел бы суровым, если бы не было вьюнков, роз и шпалер тщательно подстриженных кустов и каштанов, обрамлявших оба крыла дома. Карета со скрипом остановилась, и лакей спрыгнул с запяток, чтобы открыть дверцу.
– Потрудись сейчас же отнести эти коробки в комнаты мисс Таунсенд, – распорядилась Вильгельмина, передавая лакею несколько свертков и шляпных коробок.
Лакей сказал что-то, по-видимому, важное, но оно потонуло в шуршании папиросной бумаги, потому что коробок было великое множество. Вильгельмина порой могла быть такой же резкой и властной, как ее хозяйка, леди Кэтрин.
– Вам лучше поторопиться, мисс Таунсенд, вы едва успеете одеться.
Таунсенд спустилась со ступенек кареты вслед за горничной своей мачехи, на миг замешкавшись, чтобы отряхнуть юбки. На ней было новое платье из светло-голубого флорентийского бархата, с кринолином и с разрезами внизу, открывавшими светло-желтые нижние юбки. А поверх платья – темно-голубая накидка. Пышные, золотистые ее волосы были убраны под широкополую шляпу, отделанную голубыми лентами и перьями. Она выглядела поразительно свежей, хорошенькой и – невероятно сердитой.
Таунсенд и Вильгельмина только что вернулись из Норвича, а предстоящий бал должен был начаться через час. Это было наказанием, сказала Кейт, за то, что она пропустила вчерашнюю встречу с портнихой. Хоть Кейт и понимала, почему это случилось, она хотела, чтобы Таунсенд подумала о бедной миссис Бартон, которая любезно совершила долгое путешествие в Бродфорд, притащив дюжину платьев, в том числе самое главное, предназначенное для ее первого бала, только для того, чтобы уехать с обидой (и со всеми платьями), узнав, что мисс Грей нет дома. Никакие уговоры, угрозы и посулы не подействовали, и Кейт настояла на том, чтобы Таунсенд немедленно отправилась в Норвич – примерить платья и принесла миссис Бартон свои извинения. Для хорошо воспитанной девушки не было иного выхода, да и как иначе вернуть бальное платье?
Таунсенд уступила без возражений. Она сочла, что еще легко отделалась. Так ей во всяком случае показалось. Она не учла того, что они с Геркулем вернулись в Бродфорд слишком поздно, чтобы съездить в Норвич и в тот же день приехать назад. Пришлось им с Вильгельминой заночевать в доме ее дяди и вынести бесконечную трескотню этой сплетницы – тетушки Арабеллы и общество молча глазевшего на Таунсенд отвратительного сына тети – Перси, и теперь оба они вместе с дядей Лео и кузиной Элинор следовали за ними в карете, отставая миль на пять.
