Ночные тайны королев - Бенцони Жюльетта (книги TXT) 📗
Его любовь была настойчивой, пламенной и ревнивой, и теперь он спешил отдаться самому приятному занятию в мире, которое закончилось, увы, непредвиденным конфузом…
В самый неподходящий момент левретка Жозефины вонзила острые зубы в левую икру новобрачного. Генерал, закричав от боли, забыл о наслаждении, и расстроенная Жозефина до самого утра прикладывала примочки к его ране.
Через два дня, одиннадцатого марта, Бонапарт отбыл из Парижа, чтобы принять командование армией в Ницце. На пути к Средиземному морю его любовь к жене превратилась в дикую страсть. Он заставлял военных восхищаться портретом Жозефины и, показывая им миниатюру, восклицал:
– Она прекрасна, не так ли?!
На каждой остановке он писал письма и эстафетой отправлял их в особняк на улице Шантерэн.
Жозефина, получая страстные послания, весело смеялась, обнимала Ипполита Шарля и говорила:
– Это так восхитительно!
Она не считала необходимым хранить мужу верность более недели после его отъезда. На этот раз она потеряла голову из-за любви к соблазнительному и пылкому гусару, который являлся в ее дом ежедневно, чтобы предаваться с Жозефиной радостям запретной страсти. Каждое письмо из Италии они читали вместе, высмеивали влюбленного генерала и, закончив чтение, с еще большим пылом предавались любви.
Ипполит и впрямь был привлекателен: невысокого роста, но атлетического сложения молодой человек (ему было всего двадцать три года!) обжигал женщин пламенным взором и покорял великолепной белозубой улыбкой. Тоненькие черные усики подчеркивали чувственность пухлых алых губ; смуглое лицо с правильными чертами окаймляли темные густые бакенбарды.
В первую же встречу он до слез рассмешил Жозефину простеньким каламбуром – он обожал придумывать каламбуры – и, став ее любовником, продолжал свои веселые проделки, заставляя даму забывать, что она родом из достойной семьи.
Пусть «свет» и был уничтожен революцией, однако элегантность, вежливость и хороший вкус выжили, так что аристократка Жозефина безусловно снизошла до лейтенанта Шарля, который отнюдь не принадлежал к «сливкам общества». Он родился в Дофине в семье мелкого лавочника и лишь благодаря протекции брата «выбился в люди». Используя личное обаяние, он стал любовником мадам Тальен и мадам Амлен, чтобы наконец очутиться в постели Жозефины. Пока он сам не знал, можно ли этот «взлет» назвать карьерой…
Последнее письмо Бонапарта с требованием поскорее приехать к нему в Италию Жозефина, разумеется, читала в присутствии Ипполита и просьбу мужа постаралась немедленно забыть. Она не собиралась забивать себе голову «сумасбродствами» супруга.
Но не прошло и двух недель, как полководец в очередном письме опять вернулся к этой теме. На этот раз он отправил с посланием к Жозефине своего адъютанта, бригадного генерала Мюрата, приказав ему немедленно усадить мадам Бонапарт в карету и сопроводить ее в Италию. Видимо, терпение молодого мужа иссякло.
Жозефине совсем не хотелось расставаться с Парижем и с любимым Ипполитом, и при встрече с Мюратом она пустила в ход все свои чары. Зеленоглазый черноволосый великан понравился ей, и она немедля пригласила его на «скромный ужин вдвоем, чтобы без посторонних поговорить о генерале». Итог встречи был предрешен. Ужин затянулся за полночь, о Бонапарте говорили мало, зато «кое о чем» беседовали много. Если верить намекам, которые делал Мюрат, возвратившись в Италию, он в первый же вечер знакомства стал любовником Жозефины. Большой ценитель женщин, Мюрат на этот раз не слишком бахвалился своей победой. Он знал, как понравиться женщине, а супруга сурового генерала умела оставить томные воспоминания, которые Мюрат предпочел сохранить в относительной тайне.
Надо признать, Жозефина ловко изобрела предлог, который позволял ей задержаться в Париже. Когда на следующий день Мюрат явился к мадам Бонапарт с намерением помочь ей собраться в дорогу, она встретила его лучезарной улыбкой.
– Передайте супругу, что я была бы счастлива отправиться к нему, – сказала она, – но, увы, это невозможно. Я обязана заботиться о своем здоровье…
Удивленный Мюрат молча смотрел на нее, ожидая пояснений, и Жозефина, опустив глаза, заявила:
– Я жду ребенка…
– Ну да, понятно… – пробормотал смущенный адъютант и поспешил сообщить благую весть своему генералу.
Бонапарт, обезумев от счастья, немедленно настрочил жене очередное письмо. Он не только перестал настаивать на том, чтобы Жозефина поскорее пустилась в дорогу, но, казалось, вот-вот расплачется от умиления!
«Мюрат написал мне, что ты беременна и чувствуешь себя нездоровой…
Значит, я еще несколько месяцев не увижу тебя, а ведь ты, должно быть, так мило выглядишь с животиком. Береги себя, мой дорогой дружок! Обнимаю тебя и целую всю-всю…»
Игра, которую затеяла Жозефина, была чревата опасностью разоблачения. Бонапарт, правда, находился далеко, и ему можно было внушить все, что угодно, зато его родня проживала совсем рядом. Многочисленные братья, сестры и кузены Бонапарта не спускали с Жозефины подозрительных взглядов, и ей приходилось быть крайне осторожной. С другой стороны, генерал в Италии до такой степени горел желанием увидеть свою Жозефину «с животиком», что даже стал поговаривать об отставке.
Эти его намерения совсем не устраивали членов Директории, которые не находили замены блестящему полководцу. Однако же, на их счастье, животик мадам Бонапарт так и остался прежним, и потому было принято решение положить конец фантазиям прекрасной креолки.
Вразумить строптивую жену Бонапарта поручили Баррасу, который хорошо знал Жозефину. Прежде чем выйти замуж за маленького корсиканца, вдова Богарнэ была одной из любовниц председателя Конвента, которому в конце концов надоело содержать расточительную фаворитку, так что он с превеликим удовольствием сделал ее супругой честолюбивого генерала.
И вот, явившись однажды вечером в особняк на улице Шантерэн, Баррас без обиняков заявил:
– Хватит веселиться, дорогая! Никто не намерен больше терпеть твои выходки. Женский каприз не может свести на нет успех военной кампании!
– Но в моем состоянии… – попыталась было возразить Жозефина. Баррас беспощадно поднял ее на смех:
– Ты не более беременна, чем я, и только простак Бонапарт мог тебе поверить. Но даже этот слепец в конце концов увидит красный фонарь над твоей дверью. Ты не знаешь своего мужа, Роза, у него весьма тяжелый характер. Он может и развестись.
Вне себя от злости, Жозефина топнула ногой.
– Ну и пусть! – вскричала она. – На что мне нужен этот корсиканец?!
– На что? – переспросил Баррас и ухмыльнулся. – Неужели мадам считает, будто прекрасный Ипполит забросит ради нее карьеру? Может, он женится на тебе? Ну, а на других тебе и вовсе не стоит рассчитывать. Долгов у тебя, конечно, невпроворот? Интересно, кто будет их платить?..
Это прозвучало жестоко, но Жозефина знала, что Баррас прав. Она безрассудно транжирила деньги, которые не переводились у нее только потому, что ее мужем был Наполеон Бонапарт. После развода ее наверняка ждет долговая тюрьма…
У Жозефины не было выхода – ей пришлось капитулировать. Но она поставила условие: лейтенант Ипполит Шарль отправится вместе с ней и займет соответствующий пост в Итальянской армии.
От такого нахальства Баррас на мгновение потерял дар речи. Он ошеломленно уставился на свою бывшую любовницу, а когда наконец пришел в себя, то спросил:
– А что будет, если Бонапарт узнает о твоей связи с этим человеком?
– Да ничего не будет, – зло бросила женщина. – Бонапарту и в голову не придет подозревать меня в измене, а Ипполита он прежде никогда не видел…
И Баррас уступил.
Однако Жозефина не спешила с отъездом. Она пробыла в Париже еще две недели. Прощальные обеды, балы и вечера, веселые и легкомысленные, так приятно ее развлекали, что каждое утро она восклицала:
– Я непременно уеду, но только завтра!
По вечерам среди мужчин с прическами «а-ля собачьи уши», мужчин, задыхавшихся в тесных галстуках, которые упирались в подбородок, и высоченных воротничках, которые мешали повернуть голову, появлялась Жозефина – без нижнего белья, в одном только корсете и панталонах телесного цвета, в наброшенной сверху греческой тунике из тончайшего светлого муслина, сквозь который просвечивало обольстительное тело. Кисти рук и щиколотки украшало множество строгих античных браслетов, на каждом пальце ног (без чулок, в легких сандалиях) блестело кольцо с бриллиантом или драгоценной камеей.