Однажды и навсегда - Сигер Мора (чтение книг txt) 📗

Элизабет покосилась в сторону. Она сидела очень прямо, изящно сложив на коленях руки.

— Я ничего не понимаю. Что тут странного?

— Разумеется, ничего. Было бы совершенно невероятно, если бы вы понимали, — и пока Сара по-прежнему смотрела на нее в упор, маркиза вздохнула.

— Ах, ради Бога. Бертран вернулся, потому что у него ко мне были симпатии. Не то чтобы я поощряла его, вовсе нет. Он слишком беден для этого.

Сара криво усмехнулась. Не «слишком молод» или «друг моего сына». А прямо и просто: «слишком беден». На уме у Элизабет были одни только выгоды.

— Понятно. Он вернулся, чтобы быть с вами.

— Пожалуйста, не представляйте дело таким образом. Он вернулся, чтобы продолжать ухаживания. Правда, весьма безуспешные.

— Приношу свои извинения. Мне не совсем понятны эти тонкости…

— Милая барышня, коль у нас уже зашел разговор, а чем вы занимались в Лондоне?

Одно очко в пользу маркизы. Но Сара быстро овладела собой. Ее не так-то легко было сбить с толку.

— Кто, кроме вас, догадывался о его чувствах?

Элизабет пожала изящными плечиками.

— Откуда мне знать?

— Попробуйте предположить. Мне он показался человеком, не способным держать свои чувства при себе.

— Это верно. Но если вы намекаете, будто мой возлюбленный супруг… — при одной этой мысли Элизабет расхохоталась. — Вот уж нелепость! Да из нас двоих никому нет дела до того, кто с кем спит. С тех самых пор, как родился Джастин. Слава тебе. Господи, что у меня родился мальчик. Второй раз я не пережила бы подобного испытания.

— Говоря о Джастине…

В Лондоне он спас ей жизнь. И все, о чем просил, — о крошечной возможности дать ему попробовать начать жизнь сначала. Она ни на минуту не сомневалась, что он порядочный прохвост. Но в то же время его трудно было представить в роли убийцы. И все же ей надо было знать точно.

— Вы уверены, что он все еще в Лондоне? Элизабет вытаращила глаза и непонимающе уставилась на Сару.

— О чем вы?

— Да так. Просто, чтобы убедиться… Мне хотелось бы знать точно, что здесь Джастина нет.

— А какой мне резон лгать вам?

— Вы его мать.

Элизабет, искренне изумилась.

— Милая барышня, вам действительно следует почаще выезжать из деревни. Для меня это ровным счетом ничего не значит.

— Но иногда это может иметь значение, — настаивала Сара. Она отказывалась понять, как может мать не испытывать к сыну хотя бы намека на привязанность. Если бы Господь наградил ее собственным чадом, она полюбила бы его безоглядно и навсегда.

Но маркиза не желала сдаваться.

— Единственное предназначение Джастина состоит в том, чтобы он обеспечил моему возлюбленному супругу наследника и мне не пришлось слишком долго терпеть знаки внимания со стороны маркиза. Разумеется, — добавила она не без горечи, — так как теперь нечего наследовать, все эти упражнения кажутся мне совершенно бессмысленными.

— От рук убийцы погибли четверо. Это могут быть совершенно не связанные друг с другом преступления, если убийца какой-то безумец. Но не исключено, что они преследуют иную цель. А смерть Дейви Хемпера дает основания предполагать, что, убив его, хотели похоронить какую-то тайну.

— Вы хотите сказать, что, возможно, Джастину есть что скрывать? — Элизабет снова рассмеялась. Эта мысль ее явно позабавила. — Милое дитя, он совершенно бесстыжее создание. Что бы он ни сделал, он не только не станет скрывать, наоборот, как можно скорее раструбит об этом по свету. Нет, боюсь, что вы ищете не там, где надо. К тому же его здесь нет. Он в Лондоне, гоняется за какой-нибудь наследницей.

Сара была склонна этому верить. Но ей хотелось убедиться точно.

— Извините, что побеспокоила вас. Не будете ли вы так добры, чтобы дать констеблю Даггину адрес семьи Бертрана? Тому необходимо с ними поскорее связаться.

— Я пришлю его с горничной.

Сара еще немного подождала, надеясь, что Элизабет задаст хотя бы пару вопросов о смерти юноши, но та промолчала. Она только перебирала пальцами тонкий шелк своего халата и рассеянно улыбалась.

Выйдя на дорогу, Сара никак не могла справиться с негодованием. Спокойствие Элизабет казалось ей просто возмутительным. Однако она не могла долго размышлять над этим. Судя по всему, Джастин безоговорочно выпал из числа подозреваемых. После этого оставались лишь…

— Почему ты так долго? — спросил Фолкнер. Он стоял, прислонившись к дереву, на противоположной стороне дороги.

Она еле сдержала себя.

— А что вы здесь делаете?

— Поджидаю тебя.

— Я никому не говорила, что иду сюда.

— Ты считаешь, что мне неизвестна твоя дурная привычка. А тем более при нынешних обстоятельствах. Право, догадаться было не так уж сложно.

Может быть, для него — да. Но она очень сомневалась, что другие окажутся столь же проницательными. Внезапно ее охватило томление. Как прекрасно он ее понимал, этот гордый, непокорный человек, способный на такую горячую страсть. Только в его объятиях она чувствовала себя защищенной от всех невзгод. И впервые она обозлилась на судьбу, за то, что не может жить, как все люди. Но вдруг почувствовала, что пытается вырваться, высвободиться из оков, которые стали для нее совершенно невыносимыми и постылыми.

— Убийца не Джастин, — сказала она Фолкнеру.

— Подозреваю, что ты права, — согласился он и протянул ей руку. — Только, пожалуйста, не ходи одна к Эдвардсу.

Она молча выслушала его сдержанный упрек в неосторожности, понимая, что, наверное, заслуживает более резких слов. Как ни странно, она готова была расплакаться, думая о Бертране и Дейви, цыганах и Аннелиз.

Неожиданно для себя она без колебаний приняла протянутую руку. Рука Фолкнера была крепкой и надежной.

ГЛАВА 43

— Мне, право, ужасно неловко, — пробормотал преподобный Эдвардс. — Обычно у нас каждая вещь знает свое место. Но в последние дни нам было как-то не до наведения порядка.

— Нет-нет, все хорошо, — заверила Сара и внимательно оглядела жилище викария, отметив про себя, что огонь в камине, видимо, давно не разводили. Все в комнате было покрыто толстым сдоем пыли, а на кушетке разбросаны несколько подушек, словно до их прихода кто-то лежал на ней, беспрестанно поворачиваясь с боку на бок.

— Что-нибудь не так? — спросила она.

Эдвардс переминался. Вид у него был усталый, лицо бледное и встревоженное. Было совершенно ясно, что ему ни о чем не хочется говорить. Он с большим трудом выдавил из себя:

— Доктор Гольбейн приболел.

— Весьма сожалею, — сказал Фолкнер, — но, надеюсь, с ним ничего серьезного, верно?

— У него озноб. Он… он весьма искренний человек.

Одно явно не вязалось с другим, Сара недоумевала: «Если у старого викария озноб, то при чем его искренность?»

— Вы уже слышали о мистере Джонсоне?

— Да-да, — помощник викария провел пятерней по взъерошенным волосам, потер небритый подбородок. Глаза у него были красными и припухшими. — Что по этому поводу я могу сказать? — бормотал он. — Только то, что мы живем в ужасные времена.

Она ожидала большего — потрясения, ужаса, может быть, даже чувства вины. Но не усталой примиренности и отчаяния. Причем этот человек всегда казался ей, пусть даже только внешне, неисправимым оптимистом.

— Вы явно переутомились, — мягко посочувствовала ему она.

Эдвардс насторожился, словно ему было трудно уследить за тем, что она говорит.

— Я обязан заботиться о докторе Гольбейне. На меня возложена ответственность…

— Не кажется ли вам, что кто-то из деревенских женщин мог бы прийти на помощь? Я абсолютно уверен, что некоторые сделали бы это с превеликой охотой и радостью.

— Нет, нет. И так все хорошо. Я сам управляюсь. По-моему, для доктора Гольбейна предпочтительнее, чтобы за ним ухаживал я.

— Как вам будет угодно, — сказал Фолкнер. — Мы не станем вас задерживать, однако надо серьезно поговорить об убийствах.