Привилегированное дитя - Грегори Филиппа (книги онлайн полные .TXT) 📗
Но я присела перед ним в реверансе и любяще поцеловала маму в щеку, будто бы я действительно была нездорова и нуждалась в лечении, чтобы поправиться. Затем я пошла спать.
Особняк доктора Филлипса был одним из самых нарядных на главной улице Бата. От нашего дома мы направились к нему пешком, и, поднявшись наверх, я даже задохнулась. Но задохнулась не от высоты холма, на котором находилась Королевская авеню, а от красоты представшего передо мной зрелища. Улица изогнулась великолепным полукругом и напоминала золотые складки театрального занавеса.
Мама постучала в дверь, лакей мгновенно отворил ее и ввел нас в помпезно обставленный холл. Мне не нравился не только доктор Филлипс, мне не нравился его новенький особняк и сверкающая магазинным глянцем мебель. Я не могла не чувствовать некоторой робости.
— Мама, — прошептала я, как испуганный ребенок, и она, вынув руку из муфты, крепко сжала мою ладонь, будто мы были на приеме у зубного лекаря.
Лакей оставил дверь открытой, и мы уже собирались войти, когда вдруг навстречу нам сошла по ступенькам молодая девушка, приблизительно моих лет. У нее были красные, словно заплаканные глаза, и сама она была бледненькая и тонкая, будто тростинка. Я замедлила шаги и глянула на нее. Она в свою очередь приостановилась и оглядела меня, словно проинспектировав все: от чичестерской немодной шляпки со старым пером до мантильи и платья. Наши глаза встретились, и она послала мне слабую, сокрушенную улыбку, будто мы с ней были товарищи по несчастью.
Затем она поклонилась маме и подождала, пока лакей подаст ей ее накидку.
— Мой брат заберет меня сегодня, — сказала она ему. — Я подожду в библиотеке.
Я оторвалась от разглядывания девушки и повернулась к маме, но, уходя, я снова на минутку обернулась и увидела, что она улыбается мне, будто мы с ней были двумя избалованными детьми, которые за свои проказы должны сейчас понести примерное наказание. Я улыбнулась ей в ответ, и дверь за нею закрылась.
— Ты видела ее платье? — сразу же заговорила мама. — Оно все отделано брабантским кружевом. А какой покрой! Такой сложный для уличного платья! Я видела в модных журналах такие фасоны и знала, что их будут носить в этом сезоне, но даже не предполагала, что это так элегантно.
— Да, — отозвалась я. — А ты заметила, что она плакала? — Мама подошла к окну.
— Д-да, — сказала она после некоторого замешательства. — Наверное, она очень нездорова. Доктор Филлипс ведь имеет дело с разными случаями.
Я вспомнила о сокрушенной улыбке девушки.
— Может быть, она просто не согласна с его диагнозом, — предположила я.
— Возможно, — ровно отозвалась мама. — Бог мой, какие лошади!
Я подошла к ней, и мы обе выглянули в окно, как пара деревенских кумушек. У двери остановился щегольской фаэтон с ярко-желтыми колесами, запряженный парой чудесных гнедых, почти рыжих лошадей. Правил ими молодой джентльмен, который сейчас выжидательно смотрел на дверь. На голове его красовалась треугольная шляпа, слегка сдвинутая на затылок, из-под нее выбивались курчавые каштановые волосы, завязанные сзади аккуратным бантом. Возможно, он был красив, не знаю, я не думала об этом. Я была поражена добротой, которой светилось его лицо. Он выглядел как человек, которому можно было доверить все, что угодно. Не похоже было, что он способен лгать, говорить бессмысленно или зло. Он улыбался радостно и озорно, как мальчишка, и вдруг свистнул, глядя на дверь.
Она тут же отворилась, и из дома выскользнула та самая молодая девушка.
— Доброе утро, Марианна! — радостно обратился он к ней. — Этих лошадей прямо не удержать. Нам с тобой разрешили прокатиться в нижнюю часть города. Только мама велела обязательно вернуться до обеда. Садись скорей!
Она, подобрав юбки, уселась рядом, и я увидела, как он крепко обнял ее за талию и заглянул ей в глаза, будто боясь, что она расстроена.
Я пожалела, что у меня нет такого брата, который мог бы забирать меня отсюда, ласково смотреть в глаза и увозить на паре самых великолепных лошадей, которых я когда-либо видела. Но тут дверь отворилась, и мы с мамой вошли в кабинет доктора Филлипса.
Эта большая комната была очень просто обставлена. Здесь стояли удобные кресла подле камина, золоченые бронзовые часы, клавикорды в углу и внушительный письменный стол с бумагами и чернильницей. Доктор жестом указал маме на кресло у окна подле низенького столика с журналами. Меня же он усадил в кресло возле камина и сам сел рядом, так, чтобы мне не было видно его лица, а он прекрасно видел мое. Я постаралась незаметно сунуть руку в сумочку и, нащупав там деревянную сову, подарок Ральфа, крепко сжала ее в руке.
— Васскажите мне, пожалуйста, о ваших снах, — попросил он меня, и теперь его неспособность произносить «р» показалась мне не забавной, а угрожающей. — Когда случились те певвые сны, которые вы помните?
Мне очень не хотелось говорить. Но мне не оставалось ничего иного, как отвечать ему, и во мне возникло обидное чувство собственной беспомощности: я знала, что он будет расспрашивать меня, а я буду все рассказывать до тех пор, пока он не узнает то, что хочет узнать. И я слегка испугалась, подумав, что он вполне может добиться своего и ему удастся превратить меня в девушку, которую не заботит ничего, кроме нарядов и танцев, и для которой не существует биение пульса земли.
Я рассказала ему сон о том вечере в пустом холле старого Вайдекра. Я рассказала ему все: и о чувстве покоя и долгожданной тишины в пустом доме, об ожидании прихода толпы из Экра и желании, чтобы они поскорей пришли, о грозе, о человеке на вороной лошади, о молнии, ярко сверкнувшей на лезвии ножа…
— И что потом? — мягко спросил он.
Тогда я рассказала ему о других моих снах. О том сне, в котором я маленькой девочкой бегала по лугам и лесам Вайдекра. И я рассказала о том, что иногда я внезапно вижу все ее глазами, даже когда не сплю.
— А кто эта девочка? — спросил он так, будто это был самый естественный вопрос в мире.
— Это — Беатрис, — довольно тупо ответила я и услышала мамин испуганный возглас. Но доктор заговорил, пытаясь меня отвлечь, и продолжал расспрашивать, расспрашивать и расспрашивать, выворачивая все самое сокровенное, что было во мне, и рассматривая его со всех сторон.
— На сегодня хватит, — неожиданно сказал он, и я, взглянув на часы, увидела, что прошел целый час, настал полдень и длинные поленья в камине уже догорели.
Голова моя просто раскалывалась от боли.
— Завтра в это же время, — обратился он к маме. — Сегодня мы достигли большого пвогвесса.
Она кивнула и прошла к двери. Я двинулась следом, и мне казалось, что иду я в каком-то сне, том новом сне, который от прежней меня оставил лишь оболочку.
— Что теперь? — спросила мама с насильственной бодростью, когда мы оказались на тротуаре перед домом. В морозном воздухе чувствовался запах снега. — Можно пойти в Зал ассамблей и посмотреть программу на предстоящую неделю. Потом нужно заглянуть в Галерею минеральных вод попробовать воду и записаться в книгу посетителей. И давай заглянем в кондитерскую — выпьем по чашечке кофе и — о, Джулия! — булочки! Знаменитые булочки Бата! Мы просто обязаны их немедленно попробовать!
— Мама, можно я пойду домой? — попросила я жалобно. — Извини, пожалуйста, но у меня адская головная боль.
Она сразу же взяла меня под руку, и мы пошли домой на Гей-стрит. Мамины шаги рядом казались гораздо легче и моложе, чем мои собственные. И, доплетясь наконец до нашей двери, я подумала, что если это называется быть здоровой, то я тысячу раз предпочту быть больной.
Мама позволила мне поспать до обеда, но после того, как мы поели, моя головная боль утихла, и она настояла, чтобы мы отправились погулять по магазинам, осмотреть достопримечательности и записаться в книгу посетителей, дабы объявить всему Бату, что мы прибыли.
— Я бы хотела, чтобы мы с кем-нибудь познакомились, — сказала я, входя в Галерею минеральных вод и ежась под взглядами примерно трех дюжин глаз.
