Грешный любовник - Росс Джулия (читать книги полные TXT) 📗
Сильвия, усевшись в одно из кресел, наклонилась к подносу и принюхивалась к аппетитным запахам.
– И в чем заключалось блаженство? Он сидел на коленях.
– Есть омара и устриц возле огня.
Она взяла протянутую тарелку со снедью и впилась зубами в сочную мякоть.
– Довольно простодушное представление о блаженстве.
– Ребенком я еще не знал, что существуют взрослые формы блаженства, гораздо более глубокие.
Она невесело засмеялась.
– Известно, что дары моря увеличивают возможности для таких взрослых игр, не так ли?
Он подмигнул и, съев устрицу, вытянулся на полу возле ее ног.
– Вы полагаете, что нам с вами требуется еще и возбуждающее? Боже, мадам, всякий, кто услышал бы ваш смех, сразу бы понял, что вы уже удовлетворены до последней степени. И как, подействовало?
Она шутливо нахмурилась и взяла побег спаржи.
– Что подействовало?
– Я склонил вас к тому, чтобы перейти на мою сторону? Вы останетесь преданы мне навечно? Вы скажете Ивширу, чтоб он думать забыл о своих уликах?
– Нет, – ответила она, слизывая масло с губ. – Какие бы чувственные удовольствия вы мне ни предлагали, вам все равно не победить.
Дав вновь наполнил ее бокал.
– Тогда мы должны попробовать снять еще один слой.
– Я, сэр, уже лишилась своего платья, да и вы мне кажетесь ужасно опасным в одной рубашке.
– Ну, я могу быть гораздо опаснее. А пока я согласен отдать свой галстук за возможность увидеть ваши обнаженные руки.
– Так я должна есть устрицы в сорочке и корсете? А чем вы вознаградите меня, если я сниму нижние юбки?
– Сбитыми сливками. Не думаю, чтобы вам хотелось перепачкать весь свой шелк.
– Сбитыми сливками? Но мы пока еще не покончили с острыми блюдами. Вы хотите проглотить устрицы наспех?
– Ни за что! Я желаю смаковать каждую перемену блюд как можно дольше. Однако сладкое в конце трапезы неизбежно.
Он протянул ей вилку с наколотым на нее ломтиком припущенной с пряностями груши. Лимонно-медовая подливка текла на его подставленную ладонь. Она схватила ломтик зубами и проглотила, щедро позволив ему полюбоваться округлостью своих грудей. Не в силах оторваться от ее выреза, он стянул с себя галстук и отбросил его прочь.
– Один галстук – слишком мало и за кринолин, и за нижнюю юбку, – возмутилась она.
Наклонив свой бокал, она полила бургундское тонкой струйкой ему на грудь и начала слизывать вино с его кожи.
– Очень хорошо. – Он откинул голову в каком-то слепом восторге. – Ты только что отвоевала и мою рубашку в придачу, но я требую свою цену: и кринолин, и нижнюю юбку.
– Так сними их, – позволила она.
Ладони его легли на ее талию, пальцы принялись неловко теребить завязки и кружева, а губы искали ее пахнущий вином рот. Она трепетала в его объятиях и целовала его с безумной страстью. Обручи кринолина он отбросил в сторону, и шелковую юбку тоже, оставив ее облаченной в один только белый жесткий корсет и нижнюю кружевную сорочку.
– Пришла пора сливок, – объявил он.
– Но вы не исполнили свою часть договора, – проговорила она, протягивая обнаженную руку к хрустальному блюду. – Только исполнив все, вы сможете насладиться ощущением прохладных сбитых сливок, стекающих на голый живот.
– Ну разумеется, мадам. – Он снял и отбросил рубашку.
Она накренила хрустальное блюдо. Подслащенные, приправленные портвейном сбитые сливки проследовали тем же маршрутом, что и бургундское, и по ложбинке между мускулами стекли на живот. Она опустилась на колени и, шаля, слизнула сливки языком.
– Полагаю, – он схватил с подноса серебряный соусник с лимонно-медовой подливкой, – что мед, и вино, и сбитые сливки, и желание должны слиться в едином яростном и все-насыщающем пиршестве плоти.
– А если я позволю тебе все, ты расскажешь мне свои тайны? – Она не сводила с него глаз, похожих на лазурные озера. – Предашь ли ты свою душу в мои руки?
– Предам, предам, но не за одно это, – ответил он. – Только за любовь.
Неизведанные земли те, в которых страсть насмешничает и гипнотизирует, буйствует и поглощает, а возможности оказываются, в конце концов, все-таки исчерпаемыми.
В промежутках между едой, сном и любовью он рассказывал. После того как она обтерла его кожу влажной губкой, позволив также обмыть себя, и лежала, положив голову ему на плечо, как на подушку, а пальцы его ласкали нежный изгиб ее шеи и прелестную линию подбородка, он смотрел на колеблющееся пламя свечей на каминной полке и рассказывал всякие истории. Длинные, не слишком связные истории о своем детстве в Озерном краю. Небольшие историйки времен холостяцкой жизни в Лондоне. Он не ждал от нее ответных откровений.
– Там очень красиво, в краю, где я вырос, – говорил он. – Волшебный край. Совершенно дикие склоны долины Борроудейл навсегда запали мне в душу. Однако долгими зимними вечерами, когда ветер и дождь загоняли нас в дом, сердце мое стремилось к красоте иного рода: красоте живописи, скульптуры. Тогда мне казалось, что моим заветным желанием является сколотить состояние, чтобы коллекционировать искусство.
– Ну и как, получилось?
– Что получилось?
– Состояние сколотить.
– Маленькое, которое я и промотал позднее, преследуя уже не столь невинные цели. Сколотить настоящее состояние можно только ценой очень больших издержек в моральном плане.
– Не ограбив ближнего своего?
– Составление капитала предполагает множество моральных издержек. Это одна из них. Ни одно собрание живописи или скульптуры не стоит того.
– И ты стал коллекционировать женские сердца, – заметила она, – никогда по-настоящему не отдавая своего сердца ни одной из женщин.
Голос ее звучал так сонно, что он даже не ответил. Только поцеловал и не стал мешать ей спать. Наступило утро вторника, они уже успели смыть друг с друга осадок предыдущей ночи, когда личная тема всплыла в их разговоре снова. Он рассказывал о своей юности, о последних моментах невинности, когда простодушная дружба детских лет перерастала во что-то совершенно иное.
– Ты говоришь о любви, – напомнила Сильвия. – Я верю, что ты действительно любил леди Грэнхем, по крайней мере, немного любил. Но помимо детских влюбленностей, любил ли ты когда-нибудь кого-то еще?
Он стоял на коленях возле камина, раздувая огонь.
– Была одна дама, которую, как мне кажется, я мог бы полюбить, хотя Мег уже считалась моей возлюбленной в то время, а я никогда не изменял ей. Никогда.
– То есть как это, «кажется, мог бы полюбить»?
Дав вымыл руки и выставил таз за дверь. Сильвия села возле огня и, вытянув ноги, положила босые ступни на край решетки. В одежде мальчика такая поза казалась естественной и удобной, но сейчас, при обнаженных руках и плечах и при ее длинных ногах в шелковых чулках, украшенных лентами подвязок, эффект оказался поразительным.
– Я едва знал эту даму. – Во рту у него пересохло. – Я просто стал случайным свидетелем того, что произошло между ней и мужчиной, который позднее стал ее мужем. Она считала, что ненавидит его, однако сердце подсказывало ей, что любовь требует жертв, и не побоялась поставить все на карту.
Шея Сильвии стала заливаться краской.
– И мужчина оказался достойным подобной доблести с ее стороны?
– О да. Хотя он ни о чем и не подозревал в то время. Мужчины редко бывают внимательны.
Румянец Сильвии стал гуще.
– И ты считаешь, что я должна подобным же образом рискнуть ради тебя?
– Дав подошел к ней и стал за ее спиной. Погладил рукой ее волосы.
– Я же рискую ради тебя, – объяснил он.
– И, возможно, я уже влюблена в тебя, – призналась она, – и с самого начала была влюблена.
Сердце у него остановилось, потом подпрыгнуло и забилось сильно и быстро. Дав наклонился и поцеловал ее затылок.
– Но ты до сих пор не веришь, что просто любовь – уже само по себе достаточно?
– Не знаю, – она. – Вероятно, нужно снять еще один слой.
Еще один слой. Он стянул с себя штаны в обмен на ее корсет. В результате Дав остался совершенно обнаженным, в то время как на ней еще оставалась короткая белая сорочка. Тонкая, прозрачная сорочка скользила по ее бедрам и груди, как свет, пляшущий по поверхности воды, отчего она казалась самой невинностью.
