Грешный любовник - Росс Джулия (читать книги полные TXT) 📗
За едой и в промежутках между занятиями любовью они говорили об искусстве, философии, литературе. Позже, когда он, в очередной раз отдышавшись, снова принялся за свои рассказы, она тоже начала кое-что рассказывать в ответ. Короткие истории из ее детства в Англии, которое она помнила смутно. Потом бегство ее семьи в Италию. Девичество в Италии, где лето бывает долгим и жарким, а зимой всего лишь прохладно. Она обучалась у итальянских монахинь и у частных учителей и полагала, как все молоденькие девушки, что вырастет, удачно выйдет замуж и будет рожать детей.
Она не рассказала ему ничего такого, что могло бы обличить ее, ничего из ее «другого прошлого», которое Таннер Бринк также с большим усердием скрывал от него, но все равно ее рассказы помогли ему очень многое понять.
– Я никогда и не думала, что снова смогу увидеть Англию, хотя в некотором смысле Англия всегда оставалась для меня своего рода землей обетованной, – говорила она. – Моя мать так никогда и не смогла забыть родину, равно как и принять Италию. Она все время говорила об английских розах и лесах, словно нигде в мире больше нет ни роз, ни лесов.
– Так что ты вернулась домой.
– Домой?! – отозвалась она. – Господи! Что за странная идея! Нет у меня никакого дома.
– Ты так говоришь, потому что в Англии ничего, кроме Лондона, не видела, да еще зимой, и такой гадкой зимой. Вот весной я покажу тебе...
– Весной меня здесь уже не будет, – перебила она его. – Я успею предать тебя задолго до наступления весны.
Однако ночью они, вымытые, наевшиеся и пресытившиеся любовью, уснули вместе в его постели, уютно прижавшись друг к другу. И ни одного слоя одежды между ними уже не оставалось.
Сильвия с трудом очнулась от сна, как если бы она тонула в своих сновидениях. Спина ее прижималась к его теплому животу, ноги их переплелись, а руки его обнимали ее за талию. Некоторое время она лежала неподвижно, наслаждаясь спокойствием и надежностью, исходившими от его тела. Вернулась домой. Ну что за глупость!
Стараясь не разбудить его, она высвободилась из объятий и села в постели.
Постепенно глаза ее стали различать предметы в комнате. Уже рассвело. Все здесь так опрятно, удобно, даже сорванные завесы полога он аккуратно сложил, также как и их разбросанную одежду. Уголь в камине почти прогорел, но в комнате еще тепло.
Он вздохнул во сне и пошевелил рукой, словно хотел дотянуться до нее. Она слезла с кровати, закуталась в его шлафрок и пошла в другой конец комнаты заняться камином. Скоро пламя вспыхнуло и запылало ярче.
Дав перевернулся. Она оглянулась на него. Свет ласково ложился на его сомкнутые веки и оливковую гладкую кожу. Подбородок его зарос преизрядной щетиной. Еще ночью щетина царапала ей кожу. Не осталось ничего от шалопая в серебряном парике и элегантном наряде. Он спал, как темный ангел, и взлохмаченные волосы спадали ему на уши.
– Ты не прав, – прошептала она, а предательские слезы обжигали и грозили политься ручьем. – Нагота гораздо уязвимее.
Сильвия смотрела, как он спит, и пыталась побороть желание забраться обратно к нему в постель, чтобы он овладел ею снова. Она опустила голову.
Когда она снова посмотрела на него, глаза его глядели прямо на нее.
– А, – сказал он. – Мой секретарь, подобно Авроре, хмуро смотрит на меня.
– Аврора никогда не хмурится, – промолвила она. – Рассвет всегда дарит только улыбками.
Дав откинул одеяло, соскочил с постели и, голый, подошел к двери. Даже после стольких дней у нее все еще захватывало дух при виде его обнаженного тела.
– Именно, – бросил он ей через плечо. – Хмурость Авроры неизбежно оказывается притворной, так как вслед за рассветом всегда наступает день, даже зимой.
Он схватил полотенце, прикрыл им бедра и, высунув голову в коридор, закричал что-то. Раздалось громкое топанье и торопливое шарканье.
– Боже, – закрыл он дверь. – Завтра вся кухонная прислуга получит прибавку к жалованью. Я только что потребовал для нас ванну.
Полчаса спустя он сам затащил ванну в комнату, а потом, таская из коридора ведро за ведром, наполнил ее.
– Залезайте, мадам, – скомандовал он. – Ванна для вас. Я не стану оскорблять вашу скромность, если от нее хоть что-то осталось, и займусь постелью.
Пока она мылась, он снял с кровати белье и застелил ее заново чистыми простынями. Потом вернулся и помог ей ополоснуть волосы. Поливая ей на голову чистой водой из кувшина, перебирал в пальцах ее мокрые пряди. Чувство, овладевшее ею в такой момент, было смесью невинности и самой что ни на есть греховной порочности. Ей захотелось, чтобы он продолжал прикасаться к ней и далее. Но он протянул ей большую купальную простыню.
Снова укутанная в его шлафрок, она уселась у огня, чтобы просушить волосы и выпить горячего кофе, он же опустошал и заполнял снова ванну, таская из коридора ведро за ведром. И наконец сам забрался в воду.
– Ничто так не успокаивает, – произнес он, – натруженные мышцы, как вода. Только умоляю вас, мадам, не спрашивайте, какие именно мышцы.
Она засмеялась и швырнула в него пустой чашкой. Расплескивая воду, он рванулся и поймал чашку в воздухе.
– Вот наказывает меня Господь за то, что я научил своего секретаря бросать!
– Радуйтесь, что не научили убивать.
– В этом и не было никакой необходимости, мадам. Я уже сражен. – И он с головой погрузился в воду, пуская пузыри как ребенок.
Сильвия подошла к ванне, чтобы забрать чашку, которую он поставил на пол возле. Он со смехом вынырнул на поверхность. Темная щетина вполне отчетливо обрисовывала контур его нижней челюсти – еще день-два, и у него появится настоящая бородка.
– У меня ни малейшего шанса, – возразила она. – Ты вовсе не сражен.
– Нет, сражен, – потер он мокрой ладонью по подбородку. – Но если тебе мало, что ты погубила мое сердце и желаешь умертвить мое тело, то пора тебе начать отрабатывать твой прокорм.
– Ах, так я еще прокорм не отработала?!
– Ваши ласки завоевали мое сердце и душу, мадам. Но они не могут пойти в счет вашего содержания. С другой стороны, вам, в качестве моего секретаря... – Она наклонила кувшин, но рука его быстро перехватила ее руку. – ...Вменяется в долг брить меня!
– Нет! – отказалась она.
– По-моему, я ясно высказался, когда нанимал вас, мистер Уайт, – проговорил Дав. – Вы осмелитесь пойти наперекор прямому приказу?
– Я думала, что мы покончили с секретарскими глупостями.
– Покончили? Так ты капитулируешь?
– Да ни за что!
Он вытер себе лицо полотенцем.
– Итак, перед тобой выбор: хочешь оставаться здесь в качестве моего секретаря – тогда брей!
– И вы позволите врагу приблизиться к вашему горлу с бритвой в руке?
– Ну, смотря какому врагу. Мои бритвенные принадлежности лежат вон там, на умывальнике.
Она подошла к умывальнику и открыла оправленную в медь шкатулку красного дерева.
Сильвия не могла отвести глаз от прямого лезвия, отточенного до смертоносной остроты.
– И вы не побоитесь подпустить меня с такой штукой к своему горлу?
– А чего мне бояться?
– Мне никогда в жизни не приходилось прежде брить мужчин. Что, если у меня рука дрогнет?
– Тогда я закончу свой земной путь в этой ванне, окровавленный и побежденный.
Держа бритву в руке, она подошла к ванне.
– Вы правда хотите стать первым мужчиной, побритым моей рукой?
Он ухмыльнулся и глубже ушел под воду.
– Я уже был первым во всем, что только имеет значение. Она наклонилась и прошептала ему в ухо:
– Полагаю, пройденные переживания оказались столь же новы для вас, как и мои для меня, сэр.
– И ты думаешь, что мужская гордость позволит мне признаться? Умоляю, побрей меня, прекрасная Сильвия, иначе вид мфего подбородка приведет в ужас дам и детей, а лошади, завидев меня, будут становиться на дыбы.
Он закрыл глаза.
– И что мне делать?
– Скрести той хорошенькой вещицей, что у тебя в руках, по моему лицу, убирая щетину. – Кивком головы он указал на умывальник. – Но сначала мыло.
