Гобелен - Рэнни Карен (библиотека книг TXT) 📗
Несколько секунд Элайн пристально смотрела на хозяйку, затем вдруг проговорила:
– Лаура, дорогая, пожалуй, Лондон ошибся, назвав тебя Ледяной Леди.
Лаура прервала свою беседу с соседом справа, Джонатаном Ханвеем. Ее собеседник был известным филантропом, оказавшим существенную помощь сиротскому фонду. Кроме того, он создал «Общество помощи флоту» – обеспечивал моряков всем необходимым – и даже открыл для мальчиков морскую школу, где они готовились стать моряками. Лаура взглянула на Элайн с осуждением; ей очень не понравились слова гостьи.
Лаура прекрасно знала, что в свете ее называли Ледяной Леди, и ей ужасно это не нравилось.
^Раздражало уже то, что ее недоступность рассматривалась мужчинами как вызов. Охотничий инстинкт заставлял даже тех, кто не очень-то любил волочиться за женщинами, идти на приступ «ледяной крепости».
Лаура знала, что являлась для многих загадкой. Она была, добродетельной женщиной в тот век, когда добродетельность превозносилась лишь на словах, к тому же весьма состоятельной вдовой, не жалевшей денег на благотворительность. Графиня, вдова пэра королевства, не стыдясь, по-дружески беседовала с прислугой. Кроме того, не сплетничала и не имела любовников.
– Неужели Лондон может ошибаться? – спросила Лаура.
– Я полагаю, тебе следовало бы называться Красавицей с Чудовищами, – как ни в чем не бывало заявила Элайн.
Гости в изумлении уставились на вдовствующую графиню, потом посмотрели на хозяйку. Лаура почувствовала, как краска заливает ее грудь, шею и лицо.
– Дело в том… – Элайн с невозмутимым видом отправила в рот кусочек форели. – Все дело в твоем пристрастии… ко всему необычному. Может, тебя это возбуждает?
Лаура осторожно опустила бокал на хрустальную подставку. Она ни на миг не отводила взгляда от своей незваной гостьи.
– Ты окружаешь себя весьма странными личностями, – продолжала Элайн. – Сначала муж-чудовище, а теперь все эти экспонаты.
Лаура заметила, что ее друзья уставились в тарелки.
Они не заслуживали такого.
Она не заслуживала такого.
Алекс не заслуживал такого.
И тут вдруг вспомнились все оскорбления, нанесенные ей Элайн за многие годы. Лаура вспомнила, как Элайн унижала ее в детстве, потом вспомнила сцену после первой в ее жизни ночи любви. Даже в день венчания Элайн попыталась унизить ее. Да и здесь, в Лондоне, вела себя не лучшим образом.
Долли положила руку ей на плечо, словно желала успокоить, но Лаура осторожно отстранила руку подруги. Затем, по-прежнему глядя на Элайн, медленно поднялась из-за стола. Гости с любопытством поглядывали на женщин. Высокая и стройная, даже величественная в своем отделанном кружевами платье цвета слоновой кости, Лаура смотрелась особенно выигрышно на фоне миниатюрной Элайн, явившейся на вечер в вульгарном ярко-красном наряде.
Элайн запоздало поняла, что совершила роковую ошибку, решив, что Лаура будет и дальше безропотно сносить оскорбления. Она зашла слишком далеко, покусившись на память об Алексе.
Странно, но потом Лаура не могла вспомнить, как именно все происходило. В тот момент она отчаянно желала лишь одного – чтобы вдовствующая графиня замолчала и избавила ее от своего присутствия.
Лаура не помнила, как бокал с вином оказался у нее в руке; бокал вложил в ее протянутую руку Джон Мельбурн.
Вино оказалось губительным для лица Элайн, вернее, для румян и белил. Элайн пронзительнб взвизгнула, но Лауру это не остановило – она еще раз плеснула вином в лицо гостьи, опорожнив весь бокал. Некоторые из гостей были возмущены, других же эта сцена позабавила. На шум прибежал Хендриксон. Увидев Элайн, вышколенный слуга не удержался от улыбки, что случалось нечасто.
– Наша гостья уезжает, Хендриксон, – сказала Лаура, все еще державшая в руке пустой бокал. – Уезжает немедленно.
Следом за Элайн вышел возмущенный лорд Хоули.
– Надо было вылить ей на голову еще и соус, – с усмешкой проговорила Долли.
– Хватит с нее и вина, – пробормотала Лаура, и обе рассмеялись.
– Надо придумать тебе новое прозвище, дорогая, – улыбнулась Долли. – Ледяная Леди оказалась не такой уж ледяной.
– Могу себе представить, как меня теперь станут называть, – закатив глаза, сказала Лаура.
– Может, Ангелом мщения?
– Сравнение с ангелом мне почему-то не кажется уместным, Долли.
– Пожалуй, ты права, – кивнула Долли.
– Кажется, придумала… – сказала Лаура. – Леди Шампанское!
– Но в бокале было не шампанское.
– Пусть такие мелочи тебя не смущают, дорогая.
Герцогиня улыбнулась, и Лаура улыбнулась ей в ответ.
Однако она прекрасно понимала, что приобрела в лице Элайн смертельного врага.
Глава 37
– Она хочет перебраться в Блейкмор! – воскликнул Бевил, размахивая письмом. Персиваль продолжал как ни в чем не бывало разрыхлять землю в кадке с китайской розой.
Бевил вел все финансовые дела поместья; он с увлечением высчитывал всевозможные проценты и подсчитывал доходы. Однако Персиваль полагал, что брату не грех бы оторваться от цифр – не то с ума сойдет.
– Что же здесь такого? Ведь Блейкмор принадлежит ей? – Похоже, любовь к цветам пошла на пользу нервной системе Персиваля.
– Конечно, – согласился Бевил. – Но она говорит, что не хочет лишать нас собственности и поэтому отдает нам Хеддон-Холл. – Бевил плохо разбирался в юридических тонкостях и сейчас напряженно размышлял об этом «обмене».
– А она может это сделать? – оживился Персиваль. Он тотчас вспомнил о том, что в Хеддон-Холле прекрасные цветники; говорили даже, что некоторым розовым кустам лет по двести.
– Думаю, может, – в задумчивости проговорил Бевил. Бевил и сам был бы не прочь перебраться в Хеддон-Холл.
Там имелась прекрасная библиотека, и он мог бы спокойно посиживать в кресле, листая страницы старинных фолиантов. Ведь там, в Хеддон-Холле, ему не пришлось бы самому отдавать распоряжения слугам, он мог бы передоверить это такому замечательному дворецкому, как Симонс.
– Лаура написала, зачем ей Блейкмор? – спросил Персиваль.
– Она пишет, что ей нужно побольше места для детей.
– Еще больше детей? Разве у нас сейчас их недостаточно? – Персиваль взглянул в окно и улыбнулся. Блейкмор распрощался с покоем и угнетающей тишиной. Несколько месяцев назад к ним стали приезжать дети, и поместье ожило; худеньким и бледным лондонским детям требовалось не так уж много времени, чтобы освоиться. А потом хорошее питание и свежий воздух делали свое дело – дети предавались шумным играм с утра до вечера.
Персиваль подошел к брату и, взяв из его рук письмо, быстро просмотрел его.
Итак, Лаура затевала нечто грандиозное. Когда-то у нее была одна цель в жизни – завоевать сердце Алекса. Но теперь появились другие интересы, жизнь началась заново.
– Что она затевает? – спросил Бевил. Он знал, что Персиваль и Лаура часто говорят по душам, но ни разу не упрекнул брата за то, что ему, Бевилу, ничего об этом не известно, вернее, не известно, о чем именно они беседуют.
– Понятия не имею, – сказал Персиваль. И, ухмыльнувшись, добавил: – Но могу сообщить: ты скоро обо всем узнаешь.
«Да уж, – подумал Бевил, – решение практических вопросов всегда ложилось на мои плечи».
На серебряном подносе лежало измятое письмо, перевязанное голубой лентой, с большой сургучной печатью и прекрасно известным ей гербом. Не отрывая взгляда от таинственного послания, она медленно снимала перчатки, высвобождая палец за пальцем. Только поднявшись в спальню, она позволила себе заняться этим письмом. Сломав печать и оставив без внимания записку от государственного секретаря, она уселась в кресло у туалетного столика и принялась читать письмо, явившееся от того, кого давно считала мертвым.
«Моя любимая!
Нас разделяет пространство, но ни время, ни козни правителей не могут нас разделить.
Я сижу за столом, и горящая свеча отмеряет время каплями воска, стекающими по подсвечнику.
