Венец желаний - Грант Лаура (чтение книг TXT) 📗
Глава 24
Ричард торжественно въехал в город на белом как снег арабском скакуне. Рядом с ним были другие вожди крестоносцев — Филипп Французский, Конрад Монферрат, Леопольд Австрийский, король Иерусалима Ги де Лузиньян.
Рейнер скакал справа, готовый в любую минуту предотвратить попытку побежденных сарацин напасть на проезжающих по улицам монархов.
Однако никто не сопротивлялся. Мусульмане, кажется, совсем растерялись и лишь следили большими провалившимися глазами за крестоносцами, разрушившими то, что было создано ими. За легкими занавесками в тихих каменных домах Рейнер видел закутанных женщин, со страхом следивших за передвижением воинов, вливавшихся в город следом за своими правителями. То тут, то там на улицах попадались женщины с детьми. Посмеют ли сотни крестоносцев, жаждущих добычи и мести за погибших товарищей, нарушить указ?
Герольды объявили об условиях сдачи накануне вечером. Неверные пленники стали заложниками, с которыми надо было обращаться вежливо, хотя их взяли под стражу. Через месяц их обменяют на Святой Крест, пятьсот пленников Саладина, двести тысяч византинов Ричарду и Филиппу и тысячу пятьсот византинов Конраду за его помощь в переговорах.
Два союзника-соперника в конце концов расстались и поехали каждый в свои апартаменты: Ричард — в королевский дворец, Филипп — во дворец тамплиеров, а Конрад Монферрат отправился колесить по городу в сопровождении герцога Леопольда, чтобы поднять христианские флаги там, где раньше гордо реяли мусульманские знамена, — на минарете главной мечети и на Сторожевой башне.
Английский король писал жене и сестре, призывая их сойти на берег, и еще даже не успел снять боевые доспехи, как в залу, выпучив глаза, вбежал солдат.
— Сир! Сир! Герцог Австрийский водрузил свой флаг рядом с английским и французским!
За несколько секунд, когда можно было услышать муху, Ричард из любезного «Золотого воина» превратился в рычащего льва.
— Да как он посмел стать наравне со мной?! — Ричард скомкал письмо в кулак. — Пусть он явился сюда раньше Филиппа, но ведь ни он, ни его воины ничего не делали тут, только пили и спали с девками.
— Ваша милость, это всего лишь немножко тщеславия, — попытался успокоить его Блондель, вернувший себе милость короля.
Он вовремя пригнулся, а иначе запущенная в его голову чернильница наверняка попала бы в цель, и выпрямился, не обращая внимания на испорченный гобелен за его спиной.
— Тщеславие? — прорычал Ричард Львиное Сердце. — Да мне плевать на тщеславие этого пропойцы! Дурак! Если его знамена рядом с английскими и французскими, он тоже имеет право на добычу, а этого я не допущу! Знамена надо убрать!
Он перевел взгляд с испуганного менестреля на воинов, словно кто-то из них был виноват в водружении знамен.
В конце концов его полыхающий взгляд остановился на Рейнере.
— Ты… Де Уинслейд… Ты жаждал спасти мою жизнь, когда это было не нужно… Так теперь спаси мою честь! Притащи сюда проклятые тряпки!
Сердце у Рейнера упало, но он поклонился в знак покорности, понимая, что выбора нет. Ричард Львиное Сердце предлагал ему искупить свой промах, когда он поставил короля в неловкое положение перед Эль-Каммасом.
Когда-то в порыве благочестия юный рыцарь сам бы вызвался исполнить приказ, вызвав на поединок любого, кто посмел бы оспорить его права. А теперь он больше всего на свете желал доставить письмо королевам, приглашающее их явиться во дворец. Он мечтал о встрече с Алуетт. Уже видел в мечтах, как помогает ей устраиваться в новой комнате, а потом ищет комнату для себя в одном из захваченных серых каменных домов. Может, у них даже нашлось бы время немного побыть вдвоем.
Он выскочил на полуденный зной, надел шлем, кликнул Томаса и приказал привести — Геракла. Зевса он посадил в тени и приказал сидеть, не желая ненужных осложнений, если с ним будет его громадный любимец.
Неужели любовь к Алуетт лишает его мужества? Неужели Ричард прав? Нет, не прав. Он все также рвется в бой с сарацинами за Святой Крест, за возможность для христианских паломников посещать святые места. А что происходит на самом деле? Христианские монархи бесконечно грызутся за власть, повсюду усталость и отвращение. Но Ричарду плевать на его мысля, ему нужен результат, так что приходится Рейнеру забыть о святой цели и исполнять приказ.
Площадь перед главной мечетью была заполнена празднующими победу крестоносцами. Одни пили вино, другие тащили за собой полураздетых мусульманских женщин. Победители уже обзавелись драгоценностями, богатыми одеждами, великолепной посудой и даже мебелью.
Рейнер предпочел бы, чтобы никто не видел, как он будет снимать флаг австрийского герцога. Чем меньше зрителей, которые могут затеять драку или распустить потом слухи, тем лучше. Но это было бы не по Ричардову, который, будь его воля, притащил бы сюда фанфары, чтобы все знали, что происходит.
— Воины Уинслейда, — негромко приказал он, — окружить мечеть.
— Хо! Рейнер! Счастливый денек выдался, а? — появился Гийом де Барр, едва Рейнер решил спешиться.
По нему было видно, что он уже влил в себя немало сирийского вина.
— Гийом, — обрадовался Рейнер, хотя меньше всего ему хотелось тянуть с выполнением приказа. — Рад вас видеть. А я и не знал, что вы тут после вашей маленькой размолвки с моим сюзереном.
— Ну да, он в конце концов смилостивился, и я отплыл с Филиппом. Здесь я с апреля… старожил! — рассмеялся он. — Хорошо смотрятся флаги, а?
— Однако только два из них имеют право быть там, — сказал Рейнер, стараясь не показать виду, что он намеревается восстановить справедливость. Если ему удастся незаметно проскочить в минарет, может, никто и внимания не обратит на исчезновение австрийского флага.
— Рейнер, вы что это? Из-за Австрии, да? Да пусть король Леопольд потешится! Какая разница? Рейнер тихо намекнул Гийому, чтобы он помолчал, но подвыпивший француз и слушать ничего не желал. Он до тех пор спорил со своим другом, громко выражая свои чувства, пока к ним не обернулись едва ли не все белокурые и пышноусые австрийцы.
— Вы ведь не хотите сказать, что собираетесь сдернуть его? Рейнер, друг мой! Неужели Ричард не может сделать великодушный жест? Ведь в этом нет ничего, кроме жеста!
Голубые глаза, понемногу наливавшиеся кровью, с ненавистью глядели на них.
— Замолчите, Гийом, — сказал Рейнер. — У меня приказ короля Англии.
Гийом уступил, только теперь заметив, как его громкие речи подействовали на окружающих, но было уже поздно. Бесполезно было осторожничать.
— За мной, — приказал Рейнер своим людям, и они вытащили мечи, взяли наизготовку копья и булавы.
Не поворачиваясь спиной к толпе, Рейнер стал подниматься по узкой лестнице.
Вытащить разноцветный австрийский флаг, расположившийся рядом с лилиями Франции и леопардом Англии, было делом минутным, хотя до Рейнера-доносилось недовольное гудение снизу.
К тому времени, когда он спустился, австрийцы уже выкрикивали угрозы и готовы были сразиться с его людьми, охранявшими вход на минарет.
Рейнер подумал, что Ричард будет счастлив, если его сейчас убьют. Ведь он погибнет во имя рыцарской чести! Надо же, пойти умирать от сарацинского меча, рассчитывая на немедленное воскресение, а вместо этого дать себя зарезать братьям-христианам! Глубоко вздохнув, он перепрыгнул через последние три ступени с криком:
— Уинслейдцы! Ко мне! Ко мне!
Поняв свою ошибку, де Барр тоже закричал: — Dieu nous sauve! Des Barres!
И это были все, кто мог помочь Рейнеру уйти с площади живым. Пока суть да дело, один из австрийцев, желая защитить честь герцога, вырвал у Рейнера флаг, за что получил от него удар мечом плашмя по спине. Флаг упал на землю прямо в лужу пролившегося вина и был затоптан много раз прежде, чем Рейнеру удалось добраться до него.
К тому времени, как он попал в руки довольного Ричарда, он стал похож на грязную тряпку, а не на флаг Австрии. Рассказ о том, как его обесчестили, дошел до ушей разъяренного Леопольда, когда в нем уже не осталось ни крупицы правды.
