Венец желаний - Грант Лаура (чтение книг TXT) 📗
— А ваши взгляды своей красотой, — галантно прибавил мавр, хотя до него уже дошли слухи о безразличии Ричарда к женской красоте.
— Леди Алуетт слепая, — пояснил Ричард, — но все равно мы должны отпустить ее прежде, чем ты, лекарь, примешься за дело. Дорогая леди Алуетт, я благодарю вас за ваш труд… и за вашу заботу о других. Идите к пальмовой роще, мадемуазель. Паж приведет туда Рейнера.
Эль-Каммас с удовольствием наблюдал за грациозными движениями Алуетт, которой, казалось, вовсе не мешала ее слепота. Даже самая любимая, наложница Саладина не сравнится с ней по красоте.
— Ты сказал, что она слепая? Но она не похожа; на человека, слепого от рождения.
Неожиданно его заинтересовала загадка этой женщины. Он был изумлен тем, какие у нее ясные голубые глаза.
— Да, мне говорили, что она ослепла в детстве после какой-то болезни. Ну, ты поможешь мне встать с этого проклятого ложа? — спросил Ричард мавра, который с трудом сосредоточил свои мысли на лежащем перед ним человеке.
Эль-Каммасу очень хотелось пойти следом за слепой и попросить у нее позволения осмотреть ее. «Ах, ладно. Все в руках Аллаха, — решил он. — Если Аллах захочет, он приведет ее ко мне».
Алуетт с радостью покинула шатер Ричарда. Она с удовольствием играла и пела для него, потому что музыка доставляла ей радость, а английский король был благодарным слушателем. Ее беспокойство не было связано с недоразумением из-за королев или с мавританским лекарем, как невероятно ни было его появление. Она слушала, как Эль — Каммас говорил по-французски с арабским акцентом, и ее не удивило, что Ричард поверил ему. В его голосе были покой, уверенность в своих знаниях и благожелательность.
Однако вместе с ним что-то злое появилось в шатре, и она почувствовала это. Когда они встретились с Рейнером, она рассказала ему о своих ощущениях, не зная, как объяснить их, но она была убеждена, что Саладин, пославший лекаря к Ричарду, подослал к нему врага.
— Вы говорили, что он пришел не один? — вспомнил Рейнер.
— Да. Мне кажется, он назвал его Рашидом. Рейнер, вы думаете?.. Но там же везде воины, стоит только крикнуть.
— Не знаю, — мрачно проговорил Рейнер, — но, если Ричард остался один с двумя сарацинами, замыслившими зло, ему грозит опасность. Идемте, Алуетт!
Он потащил ее за собой к шатру Ричарда и, не обратив никакого внимания на двух воинов у входа, ворвался внутрь.
Ричард, король Английский, лежал на своем ложе, а старый мавр сидел рядом с ним на подушках. По спокойному довольному виду короля было видно, что мусульманин не причинил ему ни малейшего вреда. Больше никого в шатре не было.
— Рейнер? Перегрелся на солнце? Что это вы врываетесь ко мне, как к себе домой, сэр?
Рейнер опустился на одно колено, чувствуя себя ужасно глупо, хотя дурные предчувствия ничуть не были поколеблены мирной картиной.
— Сир, простите меня, но мне показалось, что вам грозит опасность.
— От лекаря, которого сам Саладин послал ко мне? Чушь! Это было бы не по-рыцарски.
Рейнеру была известна слабость Ричарда к красивым жестам, поэтому он воздержался от каких — либо предположений. К тому же ему самому понравился честный взгляд черных глаз мавра. В нем не было ни враждебности, ни подозрительности, ни раздражения, хотя Рейнер появился не вовремя. Старый лекарь смотрел на Рейнера с искренним любопытством.
— Я еще раз прошу у вас прощения, сир, но где слуга, который пришел с лекарем?.. Кажется, его зовут Рашид?
Рейнер видел, как старик изумленно оглядел шатер.
— Не понимаю… Он только что был тут. — Эль-Каммас пожал плечами. — Он ничего не сказал, но не думаю, чтобы ему понадобилось уйти далеко. Ведь он знает, что в любую минуту я могу позвать его.
К несчастью, Зевс остался в шатре Рейнера. Лагерь немедленно обыскали, но Рашида не нашли ни в отхожем месте, ни у шлюх, потому что к этому времени Фулк сменил одежду мусульманина на доспехи французского воина и направлялся с донесением в шатер Филиппа.
После безрезультатных поисков Рейнер, все еще в сопровождении Алуетт, вернулся к королю, чтобы извиниться перед ним и перед мавританским лекарем за свое неуместное вторжение.
— И все равно умоляю вас, сир, будьте осторожны… Пусть при вас будет стража, пока вы больны. Умоляю, подумайте, ведь далеко не все сарацины подчиняются законам рыцарства.
— Так же, как не все франки, — мягко напомнил ему Эль-Каммас, думая о французском шпионе, которого он привел с собой. Саладин уверил его, что он никому не причинит вреда, но Эль-Каммас все равно опасался его. Ни один благородный человек не предаст свою страну и свою веру. Чего же добивается, этот человек?
— Господи помилуй, де Уинслейд, не будьте старухой! Не так уж я болен, чтобы не защитить сестру — крикнул в раздражении король. — Лучше присмотрите, чтобы вашу леди Алуетт доставили на корабль в целости и сохранности. Эта работа как раз для вас, если вам везде мерещатся убийцы!
Рейнер молчал. Алуетт чувствовала, что выговор короля обидел его, тем более что он был совершенно незаслуженный. Действительно, глупо, когда боль — вой безоружный человек пускает к себе двух незнакомцев, полагаясь только на рыцарский кодекс чести.
Она положила нежную ручку на руку Рейнера, который сначала весь сжался, а потом потихоньку расслабился.
— Простите меня, любимая Алуетт, — сказал он устало. — Наверное, я показался вам сердитым старым медведем. Все эта проклятая жара. Иногда я думаю, что мы никогда не пробьем стену… А у сарацин видимо-невидимо кувшинов с греческим огнем, и они нас всех тут сожгут. — Он тяжело вздохнул. — Ну, а как ты, любимая? Тебе ведь тоже жарко.
Словно видя ее лицо в первый раз, он смотрел и смотрел на нее и не мог оторваться. Кажется, она похудела. А глаза горят, словно два сапфира, и он видит, что она любит его.
— Все хорошо, милый Рейнер, не беспокойтесь обо мне.
Ее милая заботливость была для него словно прохладное питье в жару, особенно после Ричардовой отповеди.
— Ах, Алуетт… — прошептал он. — Когда наконец у меня будет время обнять вас и любить, любить всю ночь напролет?
Желание изменило его голос, и он был счастлив, что опять может желать, ведь столько ночей он приходил в шатер и без сил сваливался на постель, даже не вспоминая об Алуетт. Но вот она с ним, и он чувствует ее нежность. Он обнимает ее, забыв и думать о гребцах, которые не сводят с него изумленных глаз.
То ли из-за «чрезмерных» забот Рейнера, то ли из-за того, что король Франции уже, по слухам, оправился от болезни, но на другой день, одолев слабость, Ричард пришел к стене Акры, чтобы своим присутствием воодушевить саперов, лучников и рыцарей. По его команде все они удвоили усилия, несмотря на то, что каждый раз, когда отваливался очередной кусок стены, сарацины начинали бить в барабаны, призывая на помощь воинов Саладина. Сражаться на два фронта было тяжело, но удача не изменила крестоносцам.
В Акре жизнь становилась невыносимой. Еды, после двух лет осады, почти не осталось. Одно за другим летели к Саладину письма в клювах голубей (единственная живность, которая еще не была съедена в городе), в которых не было ни одного мало-мальски утешительного сообщения. Когда же один из английских лучников, прицелившись, убил голубя, казалось, словно весь город соединился в отчаянном крике, тогда как крестоносцы с шутками зажарили голубя на костре на глазах осажденных сарацин.
Одиннадцатого июля с грохотом рухнула Проклятая башня, поддавшись наконец саперам и катапультщикам. Но Акру взять в тот день не удалось, хотя большой отряд крестоносцев бросился в пролом, рубя мечами направо и налево.
Со стен доносились крики: «Крест и Гроб Господень!» — а основные силы крестоносцев как ни в чем не бывало поглощали ужин. Ричард решил попридержать своих людей, пусть французы, пизанцы и австрийцы льют кровь, пока он будет вести переговоры с Каракушем, командующим войск в Акре. Ричард знал, что Саладин настаивал на затягивании переговоров до подхода свежих сил из Египта, поэтому он поливал Акру каменными ядрами и угрожал резней, пока на следующий день не была подписана сдача Акры. Это случилось двенадцатого июля.
